Сын шевалье - Мишель Зевако

— Похоже, весь парижский гарнизон решил заночевать здесь? — сказал Жеан, беззвучно смеясь.

Пардальян ничего не ответил. Казалось, он о чем-то глубоко задумался, а во взгляде, брошенном им на жаждущего битвы юношу, мелькнуло сострадание.

Ла Варен, кипевший злобой, видя, что Прален, поверив на слово Пардальяну, собирается уйти, также заметил новые войска. Очевидно, это были лучники, и их вполне можно было использовать, раз уж они так удачно оказались именно в этом месте.

Приняв такое решение, маркиз бросился навстречу всаднику.

— Стой! Проход закрыт! — раздался грубый голос.

Ла Варен тут же повиновался. Злобная радость переполняла его, ибо он узнал командира отряда.

— Начальник полиции! — прошептал он. — Само небо посылает мне его!

И громче добавил:

— Это вы, господин де Неви?

Не отвечая, всадник отдал негромкое распоряжение своим людям, и мгновенно вспыхнули факелы. Отряд, подходивший с другой стороны, сделал то же самое, и вся сцена оказалась освещенной красноватым дымным пламенем.

Ла Варен, к великому своему удовольствию, мог убедиться, что перед ним действительно мессир де Белангревиль, сеньор де Неви, начальник королевской полиции и комендант королевского дворца.

Господин де Неви, в свою очередь, узнал наперсника короля и крикнул сдавленным от волнения голосом:

— Его Величество?..

Ла Варен понял.

— Его Величество в полном здравии, слава Богу! — поспешно ответил он.

— Клянусь рождеством Христовым! — проворчал бледный, как смерть, начальник полиции. — Как я боялся опоздать!

Только тут он заметил капитана де Пралена и его гвардейцев.

— А, вы «тоже здесь, сударь? Значит, государя успели предупредить… это большая удача! Ведь как я ни торопился, все-таки к схватке не успел.

Он перевел взгляд на две темные фигуры, застывшие на крыльце, и с улыбкой осведомился:

— Вот это и есть убийцы? Я забираю ваших пленников, господин де Прален, тем более, что, не в обиду вам будь сказано, вы с ними излишне церемонитесь. Клянусь рождеством Христовым! Почему ваши люди до сих пор не схватили этих негодяев и не связали их, как положено?

Начальника полиции, очевидно, радовала подобная оплошность со стороны капитана гвардейцев, не сумевшего должным образом распорядиться в деле такой важности.

А капитан ничего не мог понять в словах господина де Неви. Зато он хорошо понимал, что произошли события чрезвычайные, если начальник полиции решил лично возглавить отряд. Мысль же о том, что он окажется виноват в глазах короля, приводила его в отчаяние. Тем не менее, прежде всего нужно было выяснить все обстоятельства, и Прален задал вопрос напрямик:

— О какой схватке вы говорите? О каких убийцах и каких пленниках?

— Ну, разумеется, об убийцах короля! — воскликнул озадаченный Неви. — Об этих двух злодеях, которых вы так плохо сторожите…

— Стало быть, короля собирались убить?

— А вы разве не знали об этом?

— Я ничего не знаю, клянусь рогами дьявола! Это вовсе не пленники, и мне нет нужды стеречь их… К тому же на убийц они, по правде говоря, совсем не похожи.

Неви пришлось объясниться.

Вечером, около девяти часов, начальнику королевской полиции донесли, что некий наемный убийца, главарь банды разбойников, намерен покуситься на жизнь монарха. Этот бандит, этот рыцарь с большой дороги [7] был известен под именем Жеана Храброго: он уже успел привлечь внимание полиции, и его кличка фигурировала в донесениях. Покушение должно было произойти в одиннадцать вечера, в тот момент, когда король в сопровождении одного или двух приближенных, явится к даме своего сердца на улицу Арбр-Сек. Начальник полиции немедленно выступил во главе отряда из пятидесяти лучников. К несчастью, от улицы Сент-Антуан, где находилась его резиденция, до указанного в досье места было довольно далеко. Но ему все же удалось добраться до улицы Арбр-Сек за полчаса до предполагаемого покушения.

Торжествующий Ла Варен сразу же поведал, как король в нетерпении своем не стал дожидаться одиннадцати часов и покинул Лувр в девять. Он рассказал также о нападении Жеана Храброго, разукрасив и исказив это происшествие на свой манер. И в качестве очевидного и неопровержимого доказательства предъявил слушателям свою вспухшую физиономию и подбитый глаз.

Прален сообщил о том, что произошло между ним и Пардальяном.

Все эти переговоры велись вполголоса, но у Пардальяна и Жеана был тонкий слух. Им удалось уловить почти все, что их касалось.

Пардальян, устремив проницательный взор на своего молодого спутника, размышлял: «Итак, этот юноша возглавляет опасную банду разбойников? Ничего невозможного в этом нет. Жить как-то надо… И сколько знатных сеньоров, начиная с нашего пресловутого повара, а ныне маркиза де Ла Варена и кончая этим честным начальником полиции, что так сильно возмущается подвигами мальчишки, сколотили себе состояние разбоем и грабежом… Да и государь наш король, если вспомнить, тоже не без греха! Впрочем, думаю, господин де Неви несколько преувеличивает… или же получил неверные сведения. Не нужно быть великим физиономистом, чтобы понять: с такими тонкими, изящными чертами лица, с такими ясными честными глазами нельзя быть трусливым убийцей. Что до этого злосчастного покушения, то я могу об этом судить лучше, чем кто бы то ни было, потому что сам был свидетелем стычки. Покушение состояло в том, что он скрестил шпагу с королем… Разумеется, это огромное преступление… оскорбление величества! Что, собственно, означают эти слова: оскорбление величества? И в чем, скажите на милость, оно проявилось? Этот юноша встал на защиту любимой, не желая знать, с каким проходимцем имеет дело — коронованным или некоронованным… Полагаю, он просто следовал закону природы. Итак, если отец, супруг, брат, жених продадут дочь, жену, сестру, невесту Его Величеству, то будут осыпаны почестями и богатствами, а все прочие будут их почитать и завидовать им — тогда как человек, отказавшийся от постыдной сделки, рискует жизнью своей и свободой! И это справедливость?! Ведь и сам я — увы, уже очень давно! — любил прекрасную, невинную, чистую, изумительную девушку, во всем подобную мадемуазель Бертиль, перед которой преклоняется этот молодой человек. Я помню, как мне пришлось защищать ее от титулованных хищников: маршалов, герцогов, принцев и королей… И меня тоже преследовали, как дикого зверя, обливали грязью, поносили и травили… И если я по сию пору жив, хотя уже сто раз должен был бы погибнуть, то лишь потому, что у меня, слава Богу, имеются когти и клыки для борьбы с этой бешеной сворой! Меня поставили вне закона… но многие из тех, кто хотел продырявить мою бедную шкуру, поплатились своей, а в своре этой были принцы, герцоги, короли, великие инквизиторы, папы… и даже папесса! И это, видите ли, преступление… попрание всех законов… покушение на устои общества… оскорбление святынь!»