Сын шевалье - Мишель Зевако

— Это не он!

Услышав это, Жеан вздрогнул, а Пардальян в то же мгновение вскочил на ноги. Оба, не сговариваясь, словно бы пораженные одной мыслью, обернулись к дверям дома Бертиль — дома, куда совсем недавно вошел король.

Дальнейшее произошло с быстротой молнии. Жеан схватил нападавшего за плечи, чтобы разглядеть, с кем имеет дело, и одновременно раздалось два возгласа:

— Равальяк!

— Жеан Храбрый!

Равальяк тут же добавил:

— Будь я проклят, что поднял руку на единственного человека в мире, пожалевшего меня в моих несчастьях!

— Итак, любезнейший Равальяк, — холодно произнес Жеан, — ты Хотел убить меня?

— О нет, не вас! — поспешно сказал Равальяк.

— Однако же, не будь этого достойного дворянина, ты проткнул бы меня своим ножом!

Но, быстро сменив гнев на милость, Жеан произнес тоном высокомерного превосходства, столь для него естественного и столь удивительного для человека без роду и племени, каковым его считали:

— В любое другое время, дражайший Равальяк, ты дорого заплатил бы мне за эту низость! Но сегодня сердце мое трепещет от радости… Сегодня я готов обнять всех живущих на земле! Дьявольщина! Тебя стоило бы хорошенько проучить, но я не хочу обижать такого горемыку, как ты! Ступай, я тебя прощаю!

Равальяк с полубезумным видом покачал головой.

— Вы прощаете меня, очень хорошо! Иного я и не ждал от вас. Вы сама молодость, сила, смелость, великодушие… я знаю. А у меня ничего этого нет, я умею только плакать да молиться… но зато я памятлив на доброе и злое, я не забыл ваших благодеяний, и я себе никогда не прощу!

— Велика важность! Главное, что тебя простил я! Оставим это… Но кого же ты выслеживал? Отчего ты крикнул: «Это не он!»

Равальяк, поколебавшись, произнес мрачно:

— Я уже два дня ничего не ел… два дня бродил по улицам, как потерянная собака… Вы понимаете?

— Ах ты, бедняга! Да, я понимаю… Ты охотился за увесистым кошельком, чтобы раздобыть кров и пропитание… Но отчего же все-таки ты воскликнул: «Это не он»?

— Я шел следом за дворянином, у которого надеялся раздобыть тот самый кошелек… но потерял его из виду, сам не знаю как… Свою ошибку я понял, лишь когда увидел вас… Вот почему я и вскрикнул.

— Вот как? — сказал Жеан, по-видимому удовлетворившись этим объяснением. — Однако для человека твоих наклонностей рука у тебя тяжеловата… Ведь ты всерьез помышлял о сутане! Взять кошелек — это одно, но вот лишить жизни… Честно говоря, ты меня удивил.

— Голод — дурной советчик, — смиренно ответил Равальяк.

— Это верно! А пока я не желаю, чтобы кто-нибудь сказал, будто ты голодаешь по моей вине… Возьми несколько экю… Больше у меня нет. А если опять дойдешь до такой крайности, как сегодня, то не шатайся с пустым брюхом по улицам, а просто приходи ко мне… ты знаешь, где я живу. Дьявольщина! Какую-нибудь монетку я для тебя всегда найду… Ну, ладно! Ладно! Не надо благодарностей… убирайся отсюда!

Шевалье де Пардальян не сделал никакой попытки вмешаться, пока происходил этот диалог. Но, увидев, что Равальяк растворился в темноте, повернулся к молодому человеку с вопросом:

— Вы действительно поверили в то, что рассказал вам Равальяк?

— Ни единому слову не поверил, — холодно ответил Жеан.

— Черт возьми! Быть может, следовало с ним разобраться получше…

— Зачем? Сегодня у меня нет настроения обижать кого бы то ни было… И я знаю, где можно найти этого субъекта.

— Тогда оставим это, — равнодушно промолвил Пардальян.

— Сударь, — начал Жеан торжественным тоном, — вы только что спасли…

Но, очевидно, в этот день молодому человеку не суждено было выразить свою признательность. Пардальян снова прервал его на середине фразы, сказав с самым безразличным видом:

— Не кажется ли вам, сударь, что у вас еще есть время уйти подобру-поздорову… Что, собственно, удерживает вас здесь?

Вышедшая из-за облаков луна осветила темную доселе улицу, и Пардальян воспользовался этим обстоятельством, чтобы посмотреть, какое впечатление произвели его слова на влюбленного юношу.

— Но сударь, — промолвил слегка удивленный Жеан, — разве вы не слышали, что я обещал королю дождаться его?

— Слышал, черт возьми! Именно поэтому я бы и посоветовал вам поскорее убраться отсюда.

— Невозможно, сударь! Чтобы я спасался бегством?!

Пардальян продолжал настаивать с нарочитым простодушием:

— Когда вы дали это обещание королю, вы жаждали умереть… вы не знали того, что знаете сейчас…

— Довольно, сударь, — высокомерно произнес Жеан. — Я дал обещание и сдержу его, чем бы это мне ни грозило.

И он добавил несколько мягче:

— Знайте, что меня не так-то легко прикончить… Да и что я обещал? Сопровождать короля, куда ему будет угодно… Не более того! Я ограничусь именно этим.

Странное дело, Пардальян, подстрекавший юношу нарушить слово — вероятно, из чувства симпатии к нему, — Пардальян, казалось, был доволен, что к совету его не прислушались.

— А вы сами, сударь, — продолжал Жеан Храбрый, — разве вы не понимаете, что вам бы тоже не мешало поскорее уйти?

— Это почему же? — спросил Пардальян с самым невинным видом.

— Так ведь после того, что вы ему наговорили, было бы крайне неосторожно встретиться с ним вновь.

Пардальян еле заметно улыбнулся.

— Ба! — сказал он небрежно. — Мы с королем старые знакомые. Он знает, что ему незачем делать из меня врага… Поэтому, можете мне поверить, поразмыслив, он поймет, что не стоит сердиться из-за таких пустяков. И трижды подумает, прежде чем предпринять что-нибудь против меня…

Жеан Храбрый зорко взглянул на человека, посмевшего говорить таким образом о самом могущественном государе христианского мира. В насмешливых глазах Пардальяна он не увидел никакой бравады. Красивое лицо дышало бесстрашной уверенностью, безмятежным спокойствием, величественной силой духа.

— Конечно, — продолжал Пардальян с язвительной кротостью, — я был несколько резок, сознаюсь. Быть может, король обиделся… Поэтому я тоже решил его дождаться и проводить до Лувра.

— Зачем?

— Чтобы посмотреть, чем дело кончится, — холодно ответил шевалье.

Жеан, стараясь не выдать своего изумления, говорил про себя:

— Поразительный человек! Смелый? Черт возьми, да! Смелый, как никто… Во всяком случае, мне такие прежде не попадались! Сильный? Еще бы! Одолел меня, а это кое-что значит! А ведь он в том возрасте, когда силы начинают слабеть… В самом деле, сколько же ему лет? Быть может, нет и пятидесяти, а, быть может, за шестьдесят. Если бы не седые волосы и усы, то и сорока нельзя было бы дать при такой тонкой талии и такой упругой походке… И кто он? По меньшей мере, принц, если судить по его надменности и по тону, с каким он обращался к королю… Если же посмотреть на костюм, совсем простой к даже слегка потертый, то на принца он не похож… Впрочем, он может быть переодет… ведь свой простой наряд сей господин носит с таким величием, что начинаешь теряться в догадках… Дьявольщина! Чего бы я ни отдал, чтобы иметь этакую дерзкую небрежность, этакое изумительное спокойствие… Хотя куда мне, ведь я бешеный… Взвиваюсь от каждого слова и сразу хватаюсь за кинжал или за шпагу.