Павана - Кит Робертс

"Леди Маргарет" как раз одолела подъем, когда несущиеся по небу облака осветились яркой вспышкой. Взрыв был подобен удару исполинского кнута; от взрывной волны состав сотрясся, а локомотив на мгновение накренился. Джесс железной рукой выровнял движение, слыша, как грохот возвращается эхом от дальних холмов. Он высунулся с площадки машиниста и посмотрел назад, за состав. Вдалеке полыхало несколько костров там, где сорок бочонков мелкозернистого пороха, обложенных кирпичами и железным ломом, взорвавшись, скосили все живое в низине.

Уровень воды упал. Джесс включил форсунку, машинально проверил давление в котле.

- Каждый живет как может, - сказал он, не замечая, что говорит вслух. - Каждый живет как может.

Фирма Стрэнджа создавалась не добрячками; если что у нее украл изволь получить сполна.

Где-то поблизости ожила семафорная вышка и, передавая срочное сообщение, заработала крыльями - их освещали факелы. "Леди Маргарет" мчала свой состав в сторону Дурноварии, отражаясь в тусклом серебре излучины Фрома.

ФИГУРА ВТОРАЯ

Сигнальщик

По ту сторону взгорка земля разбегалась длинными пестрыми полосами, которые постепенно растворялись в морозном тумане. Над пустынными просторами завывал пронизывающий ветер, гнал снежную поземку. Снежные вихри налетали и исчезали подобно призракам - единственное движение в безжизненном пространстве.

Немночисленные деревья росли купами, кустарник пригибался от ветра, веточки льнули друг к другу, словно ища защиты, и очертания кустов становились похожи на закругленные, слегка размытые обводы плужных лемехов. Одна такая рощица венчала верхушку взгорка; с самого ее края, был распростерт лицом в снег юноша. Он не шевелился, но сознание еще не совсем покинуло его; время от времени тело сотрясали судорги. Лет ему было шестнадцать-семнадцать, белобрысый, одет с ног до головы в форму из темно-зеленой кожи. Форменная одежда прорвана во многих местах: от плеч вниз по спине до самой талии и на бедрах. Сквозь прорехи виднелась кремово-ко-ричневая кожа и медленно, каплями сочащаяся кровь. Одежда пропиталась ею, длинные волосы спутались. Рядом с юношей лежали кинжал и бинокль в футляре - с цейсовскими линзами ни один член или ученик гильдии сигнальщиков никогда не расставался. Клинок был обагрен кровью, рукоять покоилась в нескольких дюймах от откинутой в сторону правой руки. Эта рука тоже была поранена - порезы на тыльной стороне пальцев и глубокая рана у основания большого. Вокруг ладони кровь растеклась, образовав узкое алое кольцо.

Особенно сильный порыв ветра разметал ветки, исторгнув из них жалобный скрип протеста. Юноша снова вздрогнул и стал очень медленно шевелиться. Вытянутая в сторону рука постепенно, по дюйму за попытку, передвинулась вперед и приняла тяжесть приподнятой груди. Простонав, юноша поднялся на локте и замер, собираясь с силами. Потом наполовину перевернулся, помогая себе ногами, и оперся о неповрежденную левую руку. Голова свесилась, глаза закрылись; он задыхался. Еще рывок, новая судорожная попытка, и он сел на снегу, припав спиной к стволу дерева. Снег мело ему прямо в лицо, и это приводило его в сознание.

Юноша открыл глаза. Взгляд был затравленный, дикий, исполненный боли. Он поглядел вверх, на дерево, сглотнул, попробовал облизать пересохший рот, чуть повернул голову и уставился на окружающую его белую пустыню. Левая рука зажимала живот, кисть правой лежала на ней, чтобы не тревожить израненную ладонь. Ненадолго юноша вновь закрыл глаза; потом рука его скользнула вниз, ухватила мокрую кожу штанов и отодрала от бедра. Он вздрогнул и разрыдался от того, что увидел. Его рука, бессильно упав, задела за ствол. Сучок ткнулся точно в открытую рану под большим пальцем; омерзительный приступ боли снова привел его в чувство.

С места, где он лежал, нельзя было дотянуться до кинжала. Юноша натужно подался вперед, хотя желал одного: больше не двигаться, застыть и побыстрее умереть. Наконец пальцы дотянулись до лезвия, он отполз к дереву и снова сел. Отдохнув и справившись с дыханием, он обхватил левой рукой колено и потянул на себя, согнув полупарализованную ногу. Собрался с силами, зажал рукоять кинжала обеими руками, приставил кончик к клетчатым штанам и, потихоньку ведя лезвием, вспорол их до самой щиколотки. Затем обвел лезвием бедро и отделил всю штанину.

Теперь он вконец обессилел; он буквально ощущал, как утекают из него последние соки, и слабость помахивает черной ширмой перед глазами. Юноша подтащил кусок кожи к губам, захватил конец зубами и стал резать на полосы. Работал он медленно и неуклюже - дважды порезался, даже не заметив, что боли прибавилось. Наконец он закончил и стал обматывать полоски кожи вокруг ноги, стараясь прикрыть длинные раны на бедре. Ветер завывал неистово; кроме этого звука, слышалось только короткое и прерывистое дыхание юноши. Его покрытое потом лицо бледностью мало отличалось от неба.

И вот он сделал для себя все, что мог. Раны на спине терзали жестоко ствол был окрашен кровью, но он не мог до них дотянуться и перевязать. Затянув последний узел, юноша содрогнулся от того, что кровь все же сочилась из-под повязок. Он уронил кинжал и попытался встать.

После нескольких рывков и стонов ноги так и не смогли принять вес его тела. Морщась от боли, он повел пальцами по стволу и наверху, в двух футах от себя, обнаружил крепкий сук. Окровавленная рука соскользнула вниз, но потом упрямо нащупала сук снова. Юноша стал подтягиваться, чувствуя боль побеспокоенных порезов на ладони. Благодаря бесчисленным часам работы на семафорной башне, у него были мускулистые руки и плечи; мгновение-другое он висел в непомерном напряжении, упираясь макушкой в ствол, прогнув дугой трясущееся тело; наконец пятки нашли опору в снегу, и он встал.

Его шатало, ветра он не замечал, борясь с волнами тьмы. Теперь голову схватывало железными клещами в одном ритме с пульсацией крови. Он ощутил новые теплые струйки на животе и бедрах и смертельную усталость. Развернулся и, не подымая головы, двинулся вперед с тяжелой медлительностью водолаза в скафандре. Через шесть шагов он остановился, по-прежнему раскачиваясь. Футляр с биноклем лежал на снегу - там, где выпал. Юноша неуклюже вернулся - каждый шаг требовал особого усилия от мозга, напряжения силы воли, чтобы заставить тело повиноваться. Затуманенное сознание подсказывало, что за футляром наклоняться опасно; если попробуешь грохнешься ничком и вряд ли уже встанешь. Он продел ногу в петлю наплечного ремня. На большее он не был способен; когда он двинулся вперед, вниз по склону, прочь от рощи, футляр волокся за ним по снегу.

Сил поднять глаза уже не было. Юноша видел лишь круг снега под ногами, футов шесть в диаметре, в черной кайме из-за искаженного зрения. Снег внизу перемещался: шажок - и новый снег, шажок - и новый... По снегу шли ряды следов - его собственных. Юноша слепо следовал за ними. Какая-то искра сознания понукала его идти вперед, вперед; мозг почти отключился, оцепенел от болевого шока. Он медленно волочил ноги, и футляр с биноклем то прыгал, то скользил за его лодыжкой. Левой рукой раненый придерживал живот у самого паха, а правой помогал себе кое-как сохранять равновесие.