Берегитесь округлостей - Эрл Гарднер

Он снова откашлялся.

– Могу я спросить, откуда вы взяли эту сумму – двадцать миллионов, мистер Лэм?

– Из головы, – ответил я и положил трубку.

После этого я отправился охотиться за секретаршей, которую уволил Карл Карвер Эндикотт и которая рассказала миссис Эндикот, что Джона Энсела отправили в экспедицию на верную гибель.

Найти ее оказалось нетрудно. Секретаршу звали Хелен Мэннинг. Выглядела она недурно – блондинка с голубыми глазами, хотя немного толстозадая. На пишущей машинке она умела играть любые мелодии.

Хелен работала в офисе, и так как ни ее босс, ни она сама не одобряли разговоров на службе, мы условились вместе пообедать.

Я вернулся в свой офис.

– Телеграмма, – сообщила мне Элси Бранд.

Телеграмма была от Барни Куинна. В ней были всего два слова: «Хорошо. Продолжайте».

Позвонил репортер «Ситрес-Гроув Кларион», который хотел взять у меня интервью.

– Я не могу говорить о деле об убийстве, – сказал я. – Вам следует связаться с мистером Куинном и…

– К черту дело об убийстве, – сердито прервал он. – Как насчет той фабрики?

– Вы говорили о ней с председателем вашей торговой палаты? – осведомился я.

– Я говорил с ним?! – воскликнул репортер. – Это он говорил с нами!

– А вы интервьюировали Друда Никерсона? – спросил я.

– При чем тут Друд Никерсон? – нервно отозвался он.

– Я просто спросил, интервьюировали ли вы его.

– Нет, – кратко ответил он.

– Я бы посоветовал вам сделать это.

– Слушайте, – сказал репортер, – тут кое-что происходит. Еще один член городского совета заявил, что получил от Никерсона двухтысячный взнос на предвыборные расходы. Он настаивает, что это никак не могло быть связано с изменениями зональной системы, и говорит, что расследует факты и что, если деньги имеют какое-то отношение к попытке заставить его голосовать за изменения, он будет голосовать против.

– Хороший у вас городской совет, – заметил я.

– Это сарказм?

– Какой еще сарказм? Люди принимают взносы на избирательную кампанию и заявляют, что если деньги каким-то образом связаны с изменениями зональной системы, то они будут голосовать против изменений.

– Погодите, – остановил меня репортер. – По-вашему, это правильно?

– Что правильно?

– Голосовать против изменений, которые могут принести городу процветание?

– Это ставит дело на долларовоцентовую основу, – ответил я. – А члены городского совета ставят в основу личную честность. Меня удивляет, что вы можете выдвигать финансовые аргументы в связи с решением членов вашего городского совета, чья честность подвергается сомнению. Больше у меня нет комментариев.

Я положил трубку, подождал десять минут и позвонил Хомеру Гарфилду, председателю торговой палаты Ситрес-Гроув.

– Как я понял, еще один советник признался в получении от Никерсона двухтысячного взноса на предвыборную кампанию? – спросил я.

– Да, – осторожно ответил он, – это правда.

– Вы беседовали с Никерсоном?

– Как я уже говорил вам, Никерсон недоступен.

– А почему именно он должен был делать взносы на избирательную кампанию?

– Взносы в две тысячи долларов слишком велики для офиса городского советника, – сухо отозвался Гарфилд.

– Верно, – сказал я. – Вы могли бы спросить у Никерсона, какие еще взносы были сделаны? Любопытно узнать, были ли эти четыре тысячи единственными его вкладами в избирательную кампанию.

– А могу я спросить у вас, каков ваш интерес в этом деле?

– Мой интерес в честной администрации, – ответил я. – В поддержке идеалов нашей страны. В том, чтобы жители вашего города не смотрели на вас как на слабака, который позволяет Никерсону прятаться за юбками окружного прокурора только потому, что он свидетель в деле об убийстве.

– Окружной прокурор сказал мне, что вы интересуетесь именно делом об убийстве.

– Он сказал правду.

– Что вы бы хотели дискредитировать Никерсона.

– Я бы хотел выяснить факты.

– Он говорит, что отказался позволить своему офису таскать для вас каштаны из огня.

– Это означает, что вы не можете побеседовать с Никерсоном?

– Прокурор говорит, что не могу.

– И Большое жюри тоже не сможет?

– Об этом я его не спрашивал.

– Могу я спросить, каков ваш род занятий, мистер Гарфилд?

– У меня здесь скобяная лавка.

– А у вас есть собственность в Санта-Ане?

– Нет.

– И свободных земельных участков тоже нет?

– Ну… я получаю доход с одного участка в Санта-Ане.

– Понятно.

– Что вы имеете в виду?

– То, что я не хотел бы оказаться на вашем месте. Если Ситрес-Гроув заполучит завод, вы потеряете всякое влияние. Если его заполучит Санта-Ана, все скажут, что вас подкупили. Положение у вас незавидное.

Гарфилд уклонился от этой темы.

– Единственная автомобильная компания, которая могла бы пойти на такой шаг, категорически это отрицает.

– А вы помните британских чиновников, которые категорически отрицали, что Британия отказалась от золотого стандарта?

Он задумался над этим.

– Если никакая компания не планирует строить здесь завод, – продолжал я, – как случилось, что по крайней мере двое, а может быть, и все ваши советники получили по две тысячи долларов на их предвыборную кампанию?

– Это меня тоже беспокоит, – признался Гарфилд.

– Неудивительно. Позвольте спросить еще кое о чем. Могут ли вопросы, которые вы задали бы Никерсону об этих вкладах, если бы повидались с ним, как-нибудь отразиться на его показаниях по делу Эндикотта?

– Не вижу для этого никаких причин.

– И я не вижу, – подтвердил я. – Тогда почему окружной прокурор держит его в изоляции? Ну, мне пора, мистер Гарфилд, у меня назначена встреча. Всего хорошего.

Глава 13

Хелен Мэннинг принарядилась для нашей встречи. Вкус в одежде у нее был отменный. При этом она побывала в салоне красоты и проделала с собой то, что помогает некоторым женщинам носить любую одежду так, как будто они приобрели ее в лучших парижских магазинах.

Мы выпили пару коктейлей. Когда дело дошло до заказа обеда, Хелен попыталась подсчитывать калории, но быстро подчинилась официанту, меню и моим предложениям. В итоге она съела омара, салат из авокадо и грейпфрута, томатный суп, филе миньон и сладкий пирог.

Мы пошли к ней в квартиру, и Хелен принесла бутылку мятного ликера. Она убавила свет, так как у нее устали глаза после долгой работы, и села, закинув ногу на ногу. Ножки у нее были отличные, да и вообще в полумраке ей можно было дать не больше двадцати двух лет. Когда я видел ее стучащей на машинке в офисе, она выглядела на все тридцать пять.

– Что вы хотите знать? – спросила Хелен.

– Вы работали у Карла Карвера Эндикотта?

– Да.

– В качестве кого?

– Личного секретаря.

– Ну и как вам у него работалось?

– Великолепно.

– Он вел себя как джентльмен?

– Во всех отношениях.

– Даже в личных?

– Личных у нас не было – только сугубо деловые. Если бы он не был настолько джентльменом, чтобы придерживаться этой программы, то я была вполне леди, чтобы на ней настоять.

– Вы много знали о его делах?

– Да.

– Как насчет его честности?

– Он был безукоризненно честен. Лучшего босса нельзя пожелать.

– Почему же вы уволились?

– По личным причинам.

– По каким?

– Атмосфера в офисе несколько изменилась.

– В каком смысле?

– Трудно описать. Мне не нравились некоторые девушки, которые со мной работали. Я могла найти работу где угодно и не должна была терпеть неприятное окружение. Поэтому я ушла.

– С дурными чувствами?

– Конечно, нет. Мистер Эндикотт дал мне отличные рекомендации. Если хотите, могу показать.

– Да, пожалуйста.

Хелен Мэннинг вышла в спальню и принесла бланк «Эндикотт энтерпрайзис» с отпечатанным текстом, в котором Эндикотт характеризовал ее как компетентного секретаря, проработавшего у него много лет и ушедшего по собственному желанию, о чем он крайне сожалеет.

– Вскоре после этого, – сказал я, прочитав рекомендацию, – вы отправились побеседовать с миссис Эндикотт, не так ли?

– Я? – недоверчивым тоном воскликнула она.

– Да, вы.

– Разумеется, нет! Я видела миссис Эндикотт в офисе однажды или дважды. Конечно, я знала, кто она, и здоровалась с ней, но не более того.

– И вы ни разу не говорили с ней после того, как уволились?

– Возможно, пожелала ей доброго утра при встрече на улице, но я этого не припоминаю.

– Вы не звонили ей по телефону и не спрашивали, где бы вы могли с ней встретиться, так как вам нужно кое-что ей сообщить?

– Конечно, нет.

– Прекрасно, – сказал я. – Вы бы не возражали в этом поклясться?

– Это еще зачем?

– Чтобы я мог доложить истинные факты моему боссу и пресечь слухи, которые начали распространяться.

– Не вижу причин ни для каких клятв.

– Но ведь это правда, верно?

– Разумеется, правда. К чему мне лгать?

– Тогда вам ничего не стоит дать клятву.