Между нами люболь (СИ) - Вейден Лана

Во время этой беседы Карим вдруг немного прищурил глаза и улыбнулся — ну, как мужчины в кино делают, когда хотят кого-то обольстить. До этого я только усмешки его видела, а чтоб он кому-то улыбался — да еще таким образом! — никогда, и это вывело меня из себя неимоверно. В ответ Мерьем тоже заулыбалась и покраснела. Значит, вот как он завлекает свои жертвы? Аллах Всемогущий, и о чем только думала Лале? Да ее братец с потрохами сожрет эту девочку и даже не подавится!

Кстати, почувствовав, что я за ним наблюдаю, Карим внезапно повернулся и тоже на меня посмотрел — правда, улыбка тотчас сошла с его лица — он уставился на меня этим своим дурацким пристальным взглядом. Я тут же отвернулась и стала беседовать с Самирой, молясь про себя, чтобы этот вечер поскорее закончился.

И он наконец закончился.

Только следующие дни были не лучше. Даже тогда, когда Мерьем не приходила в гости (а приходила она теперь довольно часто), Умаров умудрялся вывести меня из себя своим якобы любезным поведением. Он больше не пытался заговорить со мной наедине, но прилюдно был очень обходителен. Хотя в ответ я хамила и пыталась его поддеть, он никак не реагировал на мои выпады. Видимо, Умаров включил тот самый режим невозмутимости, о котором когда-то говорила Лейла.

В конце концов мое терпение лопнуло. Однажды, поздно вечером, когда все уже легли спать, я подошла к его комнате — там еще горел свет. Я постучала.

Открыв дверь и увидев меня, Карим сделал удивленное лицо. Не дождавшись приглашения, я сама зашла внутрь.

— Когда прекратишь этот спектакль? Что у тебя на уме?

— А что у меня на уме? Объяснял уже — хочу, чтобы в доме наступил мир.

— Расскажи это кому-нибудь другому! — я начала горячиться и повышать голос, даже не беспокоясь, что нас могут услышать. — Еще совсем недавно ты оскорблял меня, обзывал продажной женщиной, а потом вдруг резко поменял поведение, подобрел, даже обниматься полез! Что это — новая тактика выживания меня из дома? Сколько можно? Скажи, за что ты так ненавидишь меня?

Признаться, последняя фраза просто так вылетела, я и не думала получить на нее ответ. Только Карим отреагировал странно — как будто растерялся. Он отвел взгляд в сторону, потом подошел к окну, зачем-то посмотрел во двор и ответил:

— Я… э-э… ты неправа. Никакой ненависти нет. Есть только… ничем необъяснимая неприязнь.

Но слишком уж долго он думал, чтобы это сказать, поэтому я возразила:

— Ложь.

После этих слов он внезапно повернулся и посмотрел мне в глаза.

— А зачем тебе моя правда?

Тут уж растерялась я. А действительно — какое мне дело до правды Карима Умарова? Какая разница, почему он меня ненавидит, что это меняет? У меня была своя правда, отмеченная кровавыми вмятинами на теле и сердце. Но из-за какого-то глупого упрямства я продолжала настаивать.

— Скажи. Я хочу знать.

Он замялся, словно над чем-то раздумывая. А потом твердо произнес.

— Я и сам не знаю. Нет ничего такого… особенного.

И вдруг — до сих пор не могу объяснить, почему, — я спросила:

— А наши родители… Они ведь ругались перед тем, как… ну, всё это случилось. Ты в курсе, почему?

— С чего бы мне быть в курсе?

Но опять он ответил не сразу, а после заминки.

— Это не ответ. Ты знаешь или нет?

— Я не знаю! И хватит уже вопросов! Я устал, иди к себе, Айлин.

Это был очень странный разговор, но в тот момент я каким-то шестым чувством поняла, что Умаров мне врет.

И почему-то решила, что обязательно докопаюсь до истины».

ГЛАВА 24

«Запрятав в самый дальний угол души вопрос, зачем мне нужна эта истина, я стала размышлять о том, с чего начать её поиски.

Было ли в прошлом то, что я не знала, но должна была узнать?

Пока это оставалось загадкой, и я взялась за дело с самого простого — попросила Лейлу показать старые фотографии семьи Умаровых. Кажется, она даже обрадовалась моей просьбе — уж не знаю, почему.

Самира, которая, как известно, любила везде совать свой нос, тоже не осталась в стороне. Поэтому несколько вечеров подряд мы втроем рассматривали фотоальбомы в спальне Лейлы.

Фотографий оказалось очень много. Сначала ничего не выглядело подозрительным — обычные семейные хроники. Но потом я поняла, что было необычным — в этих альбомах, среди сотен фото крошечной Лейлы и даже Селима в младенчестве, не нашлось ни одной фотографии маленького Карима и его матери. Я попыталась вспомнить, слышала ли когда-нибудь о ней, но не смогла. Однако спрашивать об этом напрямую у Лейлы мне показалось неприличным. Вдруг, заметив мой интерес, она надумает всякое?

Правда, как вскоре выяснилось, странность заметила не только я.

— А почему в альбомах нет фотографий мамы брата Карима? — в один из вечеров внезапно спросила моя любопытная сестра. Уж она-то не особо заботилась о приличиях.

— Э-э… не знаю. Как-то не задумывалась об этом. Наверное, они остались в доме в поселке, хотя… — Лейла запнулась, — нет, не могу сейчас вспомнить, видела я их там или нет. Может, папа спрятал, чтоб не расстраивать брата?

— Почему? Что случилось с первой женой твоего отца? Я никогда о ней не слышала. Она умерла? Но почему тогда могилы нет в поселке? — вопросы посыпались один за другим. Вот кому надо было поручить расследование!

— Она… умерла, да. Утонула. Но не рядом с поселком. Карим был еще маленьким тогда.

— Что за странный рок! Выходит, все наши родители умерли не своей смертью, — печально вздохнула Самира.

— На всё воля Аллаха, — ответила ей Лейла.

Но мне показалось странным совсем другое. Прятать фото погибшей жены, чтобы не расстраивать сына — может ли быть объяснение бредовее? Впрочем, даже если и так, это вовсе не мое дело. Нужно было поставить точку, но какая-то мучительная, необъяснимая неудовлетворенность толкнула меня на один из самых непостижимых поступков в жизни — вместо того, чтобы больше не искать ответы на ненужные вопросы, я решила вернуться в Сулдаг. Точнее, поехать туда на пару дней.

Зачем? Я и сама не знала точно.

Что я могла бы узнать там нового? Скорее всего, ничего.

Тем более, что я не собиралась вести задушевные беседы ни с кем из жителей. Хотя посмотреть им в глаза хотелось. Как они теперь будут вести себя со мной? Рано или поздно мне все равно предстояло это выяснить — все-таки в поселке был наш дом и могила родителей. Вот и сейчас у меня был подходящий повод для визита — приближалась годовщина их смерти. Правда, это был повод не только для меня — туда могли поехать и Самира, и Лейла, но так уж вышло, что накануне этой печальной даты их скосил сильнейший грипп.

Селим, услышав о намерении посетить могилу родителей, долго меня отговаривал — говорил, что лучше поехать позже, всем вместе. А в тот момент ему надо было срочно лететь в очередную командировку. В ответ я приводила множество надуманных доводов, уверяла, что мне нужно ехать именно сейчас. Наконец, осознав, что все уговоры бесполезны, он отдал ключи от их дома, — ведь было бы странно приехать в поселок в качестве госпожи Умаровой и ночевать в старом доме.

Получив ключи, я вздохнула с некоторым облегчением. Потому что попасть в дом Умаровых без свидетелей как раз и было моей главной (глупой, безумной) затеей.

Что я полагала там найти? Ведь даже если и существовала какая-то тайна, вряд ли хоть малейшие ее следы сохранились через столько лет. Однако с совершенно непонятным, почти маниакальным упорством меня тянуло в это место.

Не то чтобы я тщательно готовилась к поездке. Конечно, чтоб не вызывать подозрений, Селим уже давно завел для меня банковскую карту, только я ею почти не пользовалась. Вот и в этот раз не стала ничего покупать — красивую одежду мне дала Лейла. Купила я только туфли на каблуках, потому что даже у сестры размер обуви был намного больше.

Прилетев в Урсдаг, я взяла такси и прибыла в поселок. Близилось время обеда, но я не стала сразу же ехать в дом. Отпустив водителя около кондитерской лавки, я зашла внутрь, чтоб купить сладостей к чаю.