Стихотворения - Михаил Зенкевич

УИЛЬЯМ КАЛЛЕН БРАЙЕНТ

(1794–1878)

К ПЕРЕЛЕТНОЙ ПТИЦЕ

Куда путем крылатымВ росистой мгле сквозь розовую тишьПо небу, озаренному закатом,Далеко ты летишь?

Напрасно взгляд упорныйОхотника, нацелившись с земли,Следит, как по багрянцу точкой чернойМелькаешь ты вдали.

Где ищешь ты приюта —У озера, иль речки голубой,Иль у гранитных скал, где бьется лютоБушующий прибой?

Неведомая силаНе сбиться с одинокого путиВ пустыне беспредельной научилаТебя, чтобы спасти.

Весь день холодный воздухВзбивали крылья мощные твои,И не спустилась ты при первых звездахНа отдых в забытьи.

Закат исходит кровью,Но к дальней цели ты летишь спеша,Чтоб там найти надежное гнездовьеВ затишье камыша.

Проглоченная бездной,Исчезла ты, но всё ж на долгий срокУспела дать душе моей полезныйИ памятный урок.

Тот, кто пред тьмой направитК пристанищу чрез бездну твой полет, —Меня в пути суровом не оставитИ к цели приведет.

ГЕНРИ ТОРО

(1817–1862)

ВСЯ ЖИЗНЬ МОЯ — ПО БЕРЕГУ ПРОГУЛКА

Вся жизнь моя — по берегу прогулка,Настолько близко к морю, как могу;Порой волна меня окатит гулко,Когда замешкаюсь на берегу.

Я часто занят пристальной разведкой,Чтоб выхватить из волн дневной улов —Ракушку хрупкую иль камень редкий,Что Океан мне подарить готов.

С немногими встречаюсь я нежданно,Морская даль милей всем, чем земля.Мне кажется, что тайны ОкеанаНа берегу постигну глубже я.

В глубь прячет жемчуг море голубоеИ водорослей красных волоса,А здесь я ощущаю пульс прибояИ слышу всех погибших голоса.

ДЖЕЙМС РАССЕЛ ЛОУЭЛЛ

(1819–1891)

НАРУЖИ И ВНУТРИ

Мой кучер ждет меня наружи.Как лошади, и он продрог,Клянет он резкий ветер стужи, —Ругаться так и я бы мог.

В кулак оцепеневший дуяИ топая у двери там,Хотел бы он, чтоб был в аду я,И шлет меня ко всем чертям.

Наверно, видит он оттуда,Прижав замерзший нос к стеклу,Как бело-розовое чудоВеду я под руку к столу.

Счастливцем с ношей драгоценнойСейчас я перед ним предстал,Он слышит выстрел пробки пеннойИ видит золотой бокал.

А я с такою же тоскою,В гостях у старого осла,Завидую его покоюТам, за окном, где ночь светла.

Ведь холодней зимы раздольнойУлыбок блеск вокруг меня,Кислей вина и тост застольный,И чопорная болтовня.

Он ноги обмотал отрепьем,А я прильнувшую к плечуТоску с ее великолепьем,Как раб галеру, волочу.

Мы с ним судьбу одну и ту жеСменяли б — так же до зари,Как он, скучал бы я снаружи,Как я, скучал бы он внутри!

ЭДВИН АРЛИНГТОН РОБИНСОН

(1869–1935)

ЛЮК ГАВЕРГОЛ

У западных ворот, Люк Гавергол,Где по стене багрянцем плющ зацвел,Встань в сумерках и жди среди теней,И листья вдруг зашепчутся о ней,И, как слова, зашелестит их шелк;Она зовет, чтоб ты туда пришел.У западных ворот, Люк Гавергол —Люк Гавергол.

О нет, ни проблеска не даст восток,Огнистый мрак в твоих глазах глубок;Но там, где запад мрачно пышет так,Быть может, сам же мрак прикончит мрак:Кровавит лист самоубийца-бог,И ад наполовину рай облек.О нет, ни проблеска не даст восток —Не даст восток.

Из гроба я хочу тебе шепнуть,Чтоб поцелуй ослабить как-нибудь,Тот, что всегда горит на лбу твоемИ, ослепив, влечет одним путем.Поверь, что к ней ведет один лишь путь,Он горек, но не может обмануть.Из гроба я хочу тебе шепнуть —Тебе шепнуть.

У западных ворот, Люк Гавергол,Где плющ багряный по стене зацвел,Где ветры рвут обрывки мертвых словИ не хотят разгадывать их зов,Не чувствуют, что шепчет листьев шелк,Там ждет она, чтоб ты туда пришел.У западных ворот, Люк Гавергол —Люк Гавергол.

ВЕЧЕРИНКА МИСТЕРА ФЛАДА

Однажды ночью старый Эбен ФладПошел один пройтись путем знакомымНа холм, вздымавший свой кремнистый скатНад городом и тем, что звал он домом.Под полною луною на холмеОн на пустынную дорогу вышелИ вслух сказал, — ведь город спал во тьмеИ в Тилбери никто его не слышал:

«Ну, мистер Флад, к концу подходит год,Луна сентябрьская над урожаем,И птицы собираются в отлет.Счастливого пути им пожелаем.За птиц мы выпьем». И, подняв кувшин,Что долго нес, чтоб осушить глотками,Ответил хрипло: «Что ж, глоток одинЯ, мистер Флад, охотно выпью с вами».

Так, видя только мертвых вкруг себя,В броне надежд разбитых он в туманеСтоял, как призрачный Роланд, трубяВ беззвучный рог своих воспоминаний.И чудился ему ответный зовИз города внизу, с пустынных улиц,Приветствие умолкших голосов,Как будто старые друзья вернулись.

И как заснувшего ребенка матьВ постельку, так кувшин на полог млечныйОн опустил, — нельзя ведь забывать,Что вещи хрупки и недолговечны.Удостоверившись, что на землеКувшин стоит надежней многих жизней,И руку протянувши в лунной мгле,Сказал он громко, словно с укоризной:

«Да, мистер Флад. Давненько мы вдвоемНе пили вместе. Кончилась разлука.Добро пожаловать в родной свой дом!Теперь давайте выпьем друг за друга!»И снова, будто чокаясь, к лунеКувшин с земли поднял рукой усталойИ сам себе ответил в тишине:«Ну что ж, еще раз выпью я, пожалуй!

Но больше не просите, мистер Флад, —Ведь так давно… Довольно, сэр, довольно».Да, прошлого нельзя вернуть назад,И Эбен согласился с ним невольно.И вдруг запел средь лунной тишины.Огромный диск в воде дробился, светел;Внимали пенью только две луны,И сумрак эхом от холмов ответил:

«Ведь так давно…» Но с песенкой простойНе справился, и вдруг пресекся голос,И он, подняв к луне кувшин пустой,Замолк, и песня эхом раскололась.Один с луной над городом глухим,Где заперты чужими на засовыТе двери, что всегда открыть пред нимДрузья и в полночь были бы готовы.

ЭЗРА ПАУНД

(1885–1972)

МИРНЫЙ ДОГОВОР

Я заключаю мир с тобой, Уолт Уитмен, —Я тебя ненавидел достаточно долго,Я к тебе прихожу, как взрослый сынК упрямому и крутому отцу;Я возмужал и ценю друзей;Это ты прорубал девственный лес,А теперь время искусной резьбы.Мы с тобой одного черенка и корня —Пусть будет мир между нами.

ОСТАВШИЕСЯ

О, одиночки моей страны,Оставшиеся в рабстве!

Творцы, надломленные в борьбе,Затворники в уединенье,Осмеянные отщепенцы,

Любовники нищие красоты,Заплутавшие в системах,Потерявшие управленье.

Вы, не торгующие собойВ угоду успеху,Вы, желающие творить,Не хотящие красть повторений.

Вы, с изощренным чувствомОтвергающие лжезнанье,Вы, познающие первыми,Ненавидимые и гонимые,

Поймите:Я почуял бурю,Я избрал изгнанье.

САД