Как пишут стихи - Вадим Кожинов

В то же время ритмико-синтаксическое строение стиха все-таки лишено легкости, стройности, оно ступенчато и даже прозаично. Это движение "чистой" мысли, не обладающее мелодичностью цельного переживания: "На что вы, дни! Юдольный мир явленья свои не изменит. Все ведомы..." - Л. Я. Гинзбург считает, что "синтаксис Боратынского вообще не эмоциональный, а анализирующий и формулирующий" (цит. соч., с. 73). Может быть, это сказано слишком резко, и вернее будет употребить слова Киреевского - обдуманный и диссонирующий.

Но вот развитие мысли дошло до того момента, когда нужно осознать трагическое противоречие, заглянуть в бездну, образовавшуюся в результате разрыва. В стихе на слове "оно" буквально происходит этот разрыв, а затем следует тяжелая, до предела напряженная последняя строфа.

Здесь достаточно указать на одно только ее свойство. Стихотворение написано ямбами; чередуются пятистопные и трехстопные строки. Почти во всех строках первых трех строф ударения обязательно приходятся лишь на 2, 6 и в нечетных, длинных строках - на 10-й слог. Только две строки: первая

На что вы, дни! Юдольный мир явленья...

и седьмая

Свой подвиг ты свершила прежде тела...

имеют ударения на всех четырех слогах. Между тем во всех строках последней строфы ударными являются все четные слоги (за исключением только 4-го слога первой строки). Отсюда, в частности, ее столь сильно ощутимая трудность и тяжесть. Стих как бы непосредственно осуществляет трагический итог размышления. И по контрасту с первоначальным - более легким - течением стиха особенно резко звучат три мрачных, суровых удара последней строки:

Венец пустого дня!

Глава пятая

О ПОЭЗИИ ПУШКИНСКОЙ ЭПОХИ

Только что разобранные стихи, созданные в 1840 году, лежат уже как бы за пределами Пушкинской поэтической эпохи. И, в частности, именно ощущение конца этой великой и прекрасной эпохи определило тон глубокого отчаяния, звучащий в этих стихах.

Уместно сказать здесь хотя бы несколько слов о "Пушкинской эпохе". Ее смысл и значение должен понимать каждый, кто интересуется поэзией. Это была эпоха высшего расцвета, золотой век русской поэзии. Но это не всегда осознается. В частности, творчество самого Пушкина затмевает в глазах многих людей наследство его соратников и современников.

Конечно, Пушкин - величайший русский поэт, он сам по себе - целая эпоха. И все же о высших достижениях лириков его поры можно говорить в одном ряду с его поэзией.

Прежде всего, современником Пушкина был гениальный Тютчев (1803-1873). Он создал при жизни Пушкина не менее половины своих прекраснейших творений, в том числе такие вершины мировой лирики, как "Бессонница", "Полдень", "Как океан объемлет шар земной...", "Здесь, где так вяло свод небесный...", "Безумие", "Осенний вечер", "Silentium!", "Сон на море", "Я лютеран люблю богослуженье...", "О чем ты воешь, ветр ночной...", "И гроб опущен уж в могилу...", "Вечер мглистый и ненастный...", "Тени сизые смесились...", "И чувства нет в твоих очах...", "Так здесь-то суждено нам было..." и другие35.

Вслед за тем Тютчев почти ничего не писал более десяти лет. Когда же в 1850-х годах он вновь обратился к творчеству, он выступал уже, в сущности, как иной поэт. Исключительно характерно, что в его поздних стихах произошло как бы распадение единой, цельной когда-то поэтической стихии: он преимущественно создает теперь либо глубоко интимную любовную лирику, либо открыто "публицистические" стихи. Между тем в его творчестве пушкинской поры нераздельно слиты личностное и всеобщее, исповедь и проповедь, интимное переживание и размышление о судьбах мира.

Эта цельность художественного миросозерцания - неотъемлемое свойство поэзии пушкинской эпохи. "Ау!". От обращения к возлюбленной поэт совершенно свободно и естественно переходит к гимну в честь истории своего народа и снова - также легко - возвращается к самому себе и к той "голубоокой, младой", которую любит.

Эта цельность, эта поэтическая свобода и явилась необходимой почвой золотого века русской поэзии. Рядом с Пушкиным и Тютчевым выступили, по меньшей мере, шестнадцать больших лирических поэтов, которые в своих высших взлетах создали бесценные сокровища русского поэтического слова.

Это, во-первых, старшие современники Пушкина, у которых он вначале учился и которые потом сами воспринимали его великие уроки, - Жуковский, Батюшков, Денис Давыдов, Вяземский, Катенин.

Это, далее, непосредственные соратники, каждый из которых шел, тем не менее, своей неповторимой дорогой - Боратынский, Языков, Дельвиг, Веневитинов.

Это, наконец, поэты иной школы, развивавшейся особыми путями и непосредственно подготовлявшей, в частности, поэзию Лермонтова и Некрасова,- школы, которую возглавлял Катенин; к ней принадлежит Грибоедов, Кюхельбекер, Александр Одоевский и др.

Если собрать в одну достаточно объемистую книгу наиболее значительные и зрелые стихотворения этих лучших лириков Пушкинской эпохи36, книга эта предстанет как чистое золото поэзии.

И дело не просто в том, что никакая другая эпоха не знает, в сущности, такого богатства и многообразия глубоких и самобытных поэтических голосов. Дело в том, что сама эпоха Пушкина - о чем, конечно, свидетельствует, прежде всего, его собственная поэзия - явилась небывало благодатной почвой лирического творчества.

Часто и верно говорят, что лирика - это, прежде всего, достояние юности. А пушкинская пора как раз и была цветущей юностью новой русской культуры и обладала непревзойденным даром лирической поэзии.

Но в юности уже проявляются, хотя и не развертываются во всю силу, все возможности, осуществляемые зрелостью. Именно так в творчестве Пушкина и его соратников как бы предвосхищены и воплощены с наибольшей цельностью и естественностью едва ли не все ведущие стремления, главные потоки последующей русской поэзии.

Вот стихи, которые, кажется, мог бы написать Лермонтов:

Открылся бал. Кружась, летели

Четы младые за четой;

Одежды роскошью блестели,

А лица - свежей красотой.

. . . . . . . . . . . .

Стоял я долго. Зал гремел...

Вдруг без размера полетел

За звуком звук. Я оглянулся,

Вперил глаза; весь содрогнулся;

Мороз по телу пробежал.

Свет меркнул... Весь огромный зал

Был полон остовов... Четами

Сплетясь, толпясь, друг друга мча,

Обнявшись желтыми костями,

Кружатся, по полу стуча,

Они зал быстро облетали.

Лиц прелесть, станов красота

С костей их - все покровы спали.

Одно осталось: их уста,

Как прежде, все еще смеялись;

Но одинаков был у всех

Широких уст безгласный смех...

Эти стихи написаны, когда Лермонтов был еще ребенком. Их написал в 1825 году Александр Одоевский. Замечу кстати, что они предвосхищают и известные стихи Блока из цикла "Пляски смерти" (1912-1914).

Еще стихи:

Голова ль моя, головушка,

Голова ли молодецкая,

Что болишь ты, что ты клонишься

Ко груди, к плечу могучему?

Ты не то была, удалая,

В прежние годы, в дни разгульные,

В русых кудрях, в красоте твоей,

В той ли шапке, шапке бархатной,

Соболями отороченной...

Кто это - Кольцов, Никитин, Суриков? Нет, это написано Дельвигом задолго до того, как Кольцов сложил первые свои стихи.

А вот еще начало стихотворения:

В селе Зажитном двор широкий,

Тесовая изба,

Светлица и терём высокий,

Беленая труба.

Ни в чем не скуден двор богатый:

Ни в хлебе, ни в вине,

Ни в мягкой рухляди камчатой,

Ни в золотой казне.

Хозяин, староста округа,

Родился сиротой,

Без рода, племени и друга,

С одною нищетой.

И с нею век бы жил детина;

Но сжалился мужик:

Взял в дом, и как родного сына

Взрастил его старик...

Это очень похоже на Некрасова. Но эти стихи написаны за несколько лет до рождения Некрасова Павлом Катениным.

Другие стихи явно напоминают лирику Фета:

Чем опять душа полна,

Что опять в ней пробудилось?

Что с тобой к ней возвратилось,

Перелетная весна?

Я смотрю на небеса...

Облака, летя, сияют

И, сияя, улетают

За далекие леса...

Однако это написал, опять-таки до рождения Фета в 1816 году, Василий Андреевич Жуковский.

Но пойдем дальше, в двадцатый век:

...Открой глаза на всю природу,

Мне тайный голос отвечал,

Но дай им выбор и свободу,

Твой час еще не наступал:

Теперь гонись за жизнью дивной

И каждый миг в ней воскрешай,

На каждый звук ее призывный

Отзывной песнью отвечай!

Когда ж минуты удивленья,

Как сон туманный, пролетят

И тайны вечного творенья

Ясней прочтет спокойный взгляд,

Смирится гордое желанье

Весь мир обнять в единый миг,

И звуки тихих струн твоих

Сольются в стройные созданья...

Не правда ли, читая эти стихи, можно вспомнить зрелую поэзию Блока? Их написал поэт огромных несвершенных возможностей, Дмитрий Веневитинов, скончавшийся в 1827 году, не достигнув двадцатидвухлетнего возраста...