Наш Современник, 2005 № 10 - Журнал «Наш современник»

Он, например, любил рассказывать о своих встречах или телефонных разговорах со Сталиным. И слушатели никак не могли понять, было ли это на самом деле, или же Михаил Афанасьевич в очередной раз дурит их. Тон в изложении фактов был (по-мхатовски) абсолютно правдоподобным, проверке же содержимое факта, естественно, не поддавалось. Приходилось услышанное принимать на веру.

Телефонный звонок. Михаил Афанасьевич снимает трубку.

— Слушаю… Булгаков.

— Здравствуй, Миша. Сталин говорит.

— Здравствуйте, товарищ Сталин.

— Как жизнь?

— Плохо, товарищ Сталин.

— В чем дело?

— «Дни Турбиных» сняли с репертуара.

— Ай-ай-ай, а я как раз хотел на днях посмотреть.

— Ничего не выйдет, к сожалению.

— Кто распорядился снять спектакль?

— Кто?.. Очевидно, директор МХАТа.

— Безобразие! Что хотят, то и делают! Ладно, разберемся…

Звонок в дирекцию. Голос в трубке:

— Кто у телефона? Директор МХАТа? Сталин говорит… Кто вам дал право снимать с репертуара спектакль «Дни Турбиных»? Почему такой произвол творится в адрес нашего известного драматурга? Что? Алло!.. Девушка, почему разъединили? Директора МХАТ!.. Директор? Что? Почему не может подойти к телефону? Умер? Только что?.. (Пауза). Нервный какой…

И во всех этих «сталиниадах» нуждающейся стороной был Иосиф Виссарионович! ЕМУ были необходимы беседы с Булгаковым, а не наоборот. Булгаков был для вождя тем фактологическим и нравственным камертоном, без которого управлять такой огромной страной, как Россия, было бы невозможно… Крик души, несбыточная мечта задерганного жизнью писателя о справедливой власти. Когда воздается человеку по делам его мгновенно, без каких бы то ни было чиновничьих препон и проволочек. Паек для души по первой категории.

В рассказах Конского вспоминается мне и еще один телефонный разговор Булгакова. Нет, не со Сталиным. На этот раз в телефонной трубке приятнейший женский голос:

— Михаил Афанасьевич?

— Да.

— Здравствуйте, дорогой Михаил Афанасьевич. — Голос растекается малиновым сиропом. — До вас дозвониться — целая проблема!

— Простите, с кем имею честь?

— С вами говорят из редакционного отдела киностудии «Мосфильм»… Вы совсем нас забыли, Михаил Афанасьевич… Как почему? Не звоните, не посещаете, а нас многие посещают, отказываетесь от сотрудничества с нами… Такой писатель — и ни одного сценария на «Мосфильме», это же конец света!..

— Да я, видите ли…

— Можете не продолжать, Михаил Афанасьевич, все понятно, вы жутко заняты… Иначе и быть не может… Такой писатель!.. У меня к вам конкретное предложение. Вы выбираете для нас час-два свободного времечка, мы присылаем за вами машину, привозим на студию и заключаем с вами договор… На киносценарий для «Мосфильма»… Как чей? Ваш, Михаил Афанасьевич, ваш. Мы вам платим хорошие деньги, а от вас потребуется только назвать идею будущего сценария и примерный его сюжет. Так… в двух-трех фразах. А потом сидите, пишите, творите, со временем мы вас ограничивать не станем. Такой писатель!

— Премного благодарен… — Булгаков кое-как прерывает напористый поток женской речи. — Да, конечно, деньги никогда не бывают лишними… В таком случае… В таком случае, говорю, у меня к вам конкретное предложение. Я вам сейчас могу назвать идею будущего киносценария… Да, по телефону… Можете записать… Итак, название: «Пожар в московском зоопарке». Нет, можно, конечно, и в ленинградском, но у меня в московском… Краткий сюжет: в Москве сгорает зоопарк. Звери остаются без крова над головой. Отцы города решают обратиться к москвичам с просьбой распределить зверей по квартирам. На время, конечно, пока не будут выстроены новые вольеры. Что? Конечно, комедия!.. На другой жанр этот сюжет и не тянет… Начинается процесс переселения животных. Каждый берет себе зверя исходя из особенностей характера. Своего, конечно… Кто попугайчика осчастливил, кто пантеру, кто крокодила. Необустроенным остался только питон. Очень уж был длинен. Пришлось поселить его в коммунальную квартиру. Вот, в основном, и весь сюжет: три дня жизни в коммуналке.

— И… это все? — голос в трубке стал скучным и растерянным.

— Все.

— А что сталось с питоном?

— Сдох, разумеется. От тоски по неволе. Ровно через три дня. Или сбежал.

— Да-а-а… это очень интересно… Хорошо, мы вам еще позвоним. (Бип-бип-бип-бип…)

Больше никаких телефонных звонков из редакционного отдела «Мосфильма» Михаилу Афанасьевичу не поступало.

В самом конце шестидесятых Нина Ивановна Гуляева тоном абсолютно безапелляционным сказала мне:

— Мы тут со Славой подумали (Слава — это Вячеслав Михайлович Невинный, муж Нины Ивановны), так вот, Коля, мы со Славой подумали и решили: хватит играть за кулисами в «Мастера и Маргариту». Пора тебе писать пьесу с таким же названием. Ты напишешь, а я поставлю.

— То есть ты предлагаешь мне инсценировать роман Булгакова «Мастер и Маргарита»?

— Ты догадлив.

— Ну, не знаю… Попробую.

— Пробовать поздно, надо начинать.

— Хорошо. Завтра же и начну.

— Сегодня!

Так начался наш двухгодичный сладостный плен в окружении жильцов «нехорошей квартиры» номер пятьдесят, римских легионеров и фанатичных обитателей древнего Ершалаима. Первый вариант пьесы мы с замиранием сердца вручили вдове Булгакова Елене Сергеевне. На предмет рецензии и одобрения. (О противной оценке думать не хотелось.)

Елена Сергеевна жила в доме, расположенном у начала Суворовского бульвара, рядом с церковью Федора Студита, дворовой церковью отца Александра Васильевича Суворова. Квартира ее на первом этаже, вернее, кухонное окно, выходившее во двор, пользовалось у местных алкашей уважительной известностью. Любой жаждущий, имея в кармане бутылку водки и двух товарищей за спиной, мог постучаться в это окно в самый неурочный час. На стук обычно открывалась форточка и мелодичный женский голос спрашивал, что угодно просящему.

— Нам бы стаканчик, хозяюшка… Мы с возвратом, чес-с-слово!

Ответ хозяйки разил стоящих за окном наповал:

— Простите, вы какой стакан предпочитаете: тонкий или граненый?

Это было уже слишком!

— Да нам все равно!.. То есть мы хотим сказать… Вы не бойтесь, мы вернем в целости и сохранности…

И ведь возвращали! Со словами благодарности, если в кухне еще горел свет, а если время было уже позднее, чистая граненая (или тонкостенная) посудинка помещалась аккуратно на жестяном оконном сливе снаружи.

Елена Сергеевна нашу инсценировку попервоначалу не очень одобрила. Она вообще считала, что не стоит этот роман переводить на язык сцены. Так она, во всяком случае, нам сказала. И понять ее можно было: какие-то незнакомые ей люди взялись перекраивать любимое произведение мужа, где она была главной героиней, подругой Мастера, его Маргаритой. Она была непосредственным участником создания этого гениального творения Булгакова, этот роман слился с нею, стал ее биографией, ее судьбой. И тут вдруг нате вам, какая-то пьеса… Что-то куда-то ушло, герои, как шахматные фигурки, переставлены на другие клетки. Все непривычно, неудобно…

— Что ж, попробуйте доработать, — сказала она нам на прощание. — Может, что и изменится к лучшему.

Последующий вариант пьесы тоже не вызвал у нее особенного восторга, но, во всяком случае, не было и категорического отказа. Решили все-таки ставить, сцена выявит и хорошее, и плохое.

И тут во всю мощь заработала неукротимая режиссерская энергия Нины Ивановны Гуляевой. С восторженностью неофита она репетировала с актерами, делала декорации, шила, клеила, выторговывала у меня оставленные за ненадобностью для пьесы какие-то фрагменты «Мастера и Маргариты». Казалось, прорвался долго сдерживаемый водный поток и несет за собой все и всех. Любое сопротивление было бесполезным — все равно смоет. Меня она называла соратником.

— Соратник мой… дерганый, — ласково говорила она, поглядывая по сторонам озабоченными глазами.

Актеров в репетициях было занято много. Нам хотелось вывести на сцену всех героев булгаковского романа, не пропустив даже самых малых персонажей. Конечно, тут сказалась наша неопытность в постановке произведения такого масштаба. И, как ни странно, большая любовь. Она всегда идет рядом с неопытностью. Две компоненты, которые поддерживают друг друга.

В репетициях были заняты все возрастные поколения актеров. Понтия Пилата играл Юрий Леонидович Леонидов, Берлиоза — Борис Александрович Смирнов (наш бессменный Ленин), буфетчика Сокова — Николай Павлович Ларин, Маргариту — Валя Калинина, Коровьева — Вячеслав Невинный, Иешуа Га-Ноцри — Саша Дик, Воланда — Слава Желобов, кота Бегемота — Леша Борзунов, Афрания — Женя Киндинов, ваш покорный слуга — Мастера.