Армия обреченных - Андрей Алдан

Наше движение зародилось стихийно. Это особенно важно понять. Десятки тысяч людей, без всякого руководства, движимые собственным сознанием неправды своего бытия, выступили на борьбу против власти, которую они считали не народной, несправедливой. Если нас можно обвинять, то разве только в том, что мы поздно, слишком поздно приступили к организации этого стихийного народного (движения) — протеста. Им воспользовались немцы в своих захватнических целях, и русский народ, без руководства, слепо обманутый лозунгами германской пропаганды, проливал братскую кровь. Мало, очень мало, вырвали мы из рук немцев русских людей, позволили им обманывать их.

Я сделал это отступление от поставленного мною вопроса для того, чтобы подчеркнуть исторические традиции борьбы русского народа за правду и стихийный, доподлинно народный характер нашего движения. Одновременно это свидетельствует о том, что мы не изменники Родины, не преступники, а участники политического движения за лучшее будущее нашего народа, за национальный трудовой строй, основывающийся на истинных принципах демократии. Мы не преступники, потому что нас десятки и сотни тысяч, и мы руководствовались не личным, а народным благом Родины.

Из под стражи бегут люди, осужденные и боящиеся правосудия. За нами нет вины и мы готовы выступить перед судом доподлинно демократических стран. И мы будем оправданы. У нас есть веские основания говорить так.

Нужно ли в этих условиях бежать из лагеря и скрываться как преступник от законного преследования американской полиции? Конечно, нет! Я считаю, что своим побегом я добился бы только обратного. Этим поступком я показал бы, что считаю себя виновным и бегу от наказания.

Представьте себе, что могло бы получиться, если бы мы все разбежались из лагерей. Специальными полицейскими мерами, рано или поздно, мы были бы возвращены в лагеря с более строгим режимом. При этом пострадали бы и те, кто сейчас на свободе и законно пользуется ею. На всех нас, русских, стали бы смотреть, как на преступников. Последствия были бы более чем трагические.

Представим еще, что убежали бы те, кто занимал руководящие должности в нашем движении. Как должны были бы реагировать на это остальные? Они сказали бы: «Нас бросили на произвол судьбы». Какой бы выход они нашли, — трудно сказать, но ясно одно, что их действия были бы для нас и нашего движения позорными. И этот позор заклеймил бы тех, кто в тяжелую минуту убежал спасать свою жизнь. Наше движение постигла неудача. Мы не собираемся продолжать борьбу, но обязаны выйти из этой борьбы с честью. Выход этот должен быть честный, правдивый, какими были и наши идеи. Это наш святой долг.

Сидеть за проволокой тяжело. Все мы находимся между жизнью и смертью. Приезд советских представителей, уговоры, кончающиеся угрозами, мрачные слухи… Временами кажется, что нам уже нет сил переносить зловещую неопределенность нашего положения. Усилием воли поддерживаем в себе надежду, что судьба разрешиться благоприятно для нас. Чувство самосохранения свойственно каждому человеку. Оно нашептывает заманчиво: «беги, будешь свободен, будешь жить!»

Это период слабости душевной. Его можно побороть и быть готовым умереть, если не получишь законную свободу. Умереть достойно, спокойно, с твердой верой, что наша правда народная в конце концов победит, и русский народ будет великим и свободным. — «Так надо и так будет:..»

Надо всё же помнить, что в лагере было больше таких людей, которые не хотели бежать из лагеря Ганакер, например, из общего числа прибывших туда, включая и сводный полк, за время с 28. 5 по 18. 8 ушло 20 %, хотя при существовавшей системе охраны могли уйти все. Более того, когда уже произошли памятные события 19. 1. 46 в Платтлинге, группа платтлингцев в количестве 800 человек, направлялась в лагерь Бургау. Перевозка совершалась по существу без охраны. Из 800 человек убежал только один. В дальнейшем эта группа находилась в Бад-Айблинге и ей было известно о второй выдаче в Платтлинге, происшедшей 13-го мая. И все же эти люди в августе месяце писали на имя коменданта письма, в которых выражали надежду, что их не выдадут.

Что это — доверчивость русских людей или убеждение в своей невиновности? Скорей всего незнание сложного механизма взаимоотношений между сильными государствами, когда при их политических расчетах летят головы невиновных. Печально, что разменной монетой оказались наиболее честные русские люди.

XVI. НАДЕЖДЫ НЕ ПОКИДАЮТ

Надежды на скорое освобождение не покидали людей даже после переезда в лагерь Регенсбург и Зоннендорф.

22-го августа группа старших офицеров передала через коменданта лагеря письмо на имя американских властей, в которым она выдвинула предложение о создании специального «комитета» по трудовому устройству русских, находящихся в американской зоне. В письме говорилось, что поскольку все официальные лица Американской армии заверяют о невозможности насильственной выдачи русских в руки Советские властей, и указывают на скорое освобождение военнопленных из лагеря, то теперь главной задачей надо ставить вопрос правильного трудового устройства русских.

Многие сотни тысяч русских, украинцев, белорусов и других бывших граждан России, находящихся в Американской зоне, живут случайными и необеспеченными зароботками, и часто, в силу этого, создают в отношении себя неприязненный взгляд со стороны немецкого населения, с которым нам придется долгое время совместно жить и работать.

«Комитет по трудовому устройству русских, находящихся в американской зоне», выполняя свою основную задачу, т. е. задачу правильного трудового использования людей, выявит и сможет воздействовать на тех, кто не желает честно жить и честно трудиться. Комитет должен обладать правами создания и руководства трудовыми объединениями и профессиональными организациями. Через Комитет также должны оформляться документы, выдаваемые местными властями на право жительства.

Это письмо было передано в главную квартиру американских войск, но ответа на него, как и на многие другие письма, не последовало.

В заключение приведу еще два письма: письмо ген. Меандрова, переданное им с оказией в лагерь и новогоднее обращение (к новому 1946 году) группы офицеров к офицерам и солдатам лагеря.

«25. 11. 45».

Многоуважаемый Н. Н.![3]

Большое спасибо за информацию о вашей судьбе, до нас доходили кое-какие слухи, имевшие мрачную окраску. Нас очень беспокоила судьба нас всех. Теперь, кажется, все улеглось, наиболее тяжелое, трагическое осталось позади. Если это так, то нужно искать пути в будущее. Без цели и перспектив жить нельзя. До сего времени мы все жили моментоім. сегодняшним днем, и нашей целью было спасти себя и других. Как после всякого поражения, нужно отступить с максимальныім сохранением сил. Отошли с большими потерями, но закалились. Тут каждый сам себе голова, сам себе начальник. Надо принять решение на какой позиции встать и с каким целями. Каждый должен самоопределиться. Позиций много, а решений может быть еще больше. Судьба готовит нам второй экзамен. Выдержим ли мы его? Разойдемся, пожалуй, по своим узеньким тропинкам или выйдем все на широкую общую дорогу. Каждый должен решить вначале самый главный вопрос: жить или прозябать? Первое требует устремление к новому, борьбы и жертв, второе — мягкой постели.

Вот лагерный «университет» — доброе начинание. В Платтлинге кружок по самообразованию. Это объединяет и, если не направляет, то все же толкает в будущее и, следовательно, помогает самоопределиться.

Хотел написать всем вам большое письмо, но передать его трудно. Не знаю, смогу ли я переслать вам и эту записку. Прошу передать всем офицерам и солдатам мой привет и лучшие пожелания, здоровья, сил и бодрости. Мысленно всегда с вами и всякие вести о вас волнуют и радуют. Пишите, если возможно.

Будем надеяться, что недолго осталось томиться и настанет день освобождения и встречи. Я лично смотрю вперед бодро. Чем дальше, тем будет легче.

Всего хорошего. Крепко жму руку всем.

Ваш Меандров. П. С. Привет всем от всех генералов…

Это письмо генерала Меандрова, полученное уже в декабре м-це в лагере Платтлинг, было размножено и доведено до сведения всех солдат и офицеров.

Текст новогоднего обращения командования группы РОА:

«Господа офицеры и солдаты!

Мы встречаем Новый 1946 год не в кругу родных и близких, а в плену, за проволокой, вдали от Родины, в обстановке тревоги за свою личную судьбу…

Все это, однако, не должно смущать наш дух и не может служить основанием для уныния и потери веры в лучшее будущее.

Друзья! Проволока и плен — временное явление. Передав свою судьбу в руки демократического правительства США, мы, как политические эмигранты, вместе со всеми русскими людьми, не пожелавшими возвратиться в Советскую Россию, подпадаем под охрану общепризнанных законов и можем быть уверены, что наша судьба разрешится в благоприятном для нас смысле.