Когда он был порочным - Джулия Куин

Но, думала она, в жизни женщины часто случаются события, через которые приходится пройти. И вот однажды, холодным февральским днем Франческа, сидя у окна в Килмартине и глядя на падающий снег, который тихонько окутывал белым покрывалом ветви деревьев, вдруг поняла, что повторный брак - это просто то, через что надо пройти.

Многого следует бояться в этом мире, но следует ли бояться странного?

И потому она решила упаковать свои вещи и отправиться в Лондон чуть раньше в этом году. Обыкновенно она проводила сезон в городе, нанося визиты родственникам, совершая покупки и посещая концерты в частных салонах, бывая в театре, - одним словом, наслаждаясь всем тем, что было попросту недоступно в шотландской глуши. Но этот сезон будет другим. И прежде всего ей потребуются новые туалеты. Она недавно перестала носить траур, но до сих пор в гардеробе ее преобладали серые и лавандовые тона, так сказать, полутраура, и она совершенно перестала следить за модой, как подобало бы женщине ее положения.

Теперь ей пришла пора носить синий. Яркий, прекрасный синий, как васильки в поле. Много лет назад это был ее любимый цвет, и она охотно носила его, с суетной радостью ожидая, что все будут замечать, как этот цвет подходит к ее глазам.

Она будет покупать себе синее, и ярко-розовое, и желтое тоже, и, может быть, даже - при этой мысли сердце ее задрожало от предвкушения перемен - что-нибудь багряное.

Теперь она явится в свете не как незамужняя мисс. Она вдова и завидная партия, и правила будут другие.

А вот надежды и желания те же самые.

Она собиралась в Лондон, чтобы найти себе мужа.

Слишком долго он пробыл здесь.

Майкл понимал, что затянул с возвращением в Англию, но отъезд домой - это как раз то, что до противного легко откладывать и откладывать. Если верить письмам его матери, которые приходили с изумительной регулярностью, его графские владения процветали под управлением Франчески. У него не было иждивенцев, которые могли бы упрекнуть его в небрежении, и в любом случае те, кого он оставил в Англии, жили себе поживали, и даже много лучше, чем в те времена, когда он радовал их своим присутствием.

Так что незачем ему было так уж винить себя.

Но человек не может убегать от своей судьбы бесконечно. И когда Майкл отметил свой третий год пребывания в тропиках, то не мог не признать, что новизна экзотического образа жизни ему уже приелась и, если быть совсем откровенным, климат стал просто отравлять жизнь. В свое время Индия дала ему цель, место в жизни, нечто помимо тех двух занятий, в которых он проявлял себя до тех пор, - военного дела и увеселений. Он взошел на борт корабля, не имея никаких планов и надежд; единственной зацепкой было имя его армейского приятеля, который перебрался в Мадрас тремя годами ранее. Но не прошло и месяца, как он уже получил место чиновника, и вот он уже принимал решения, которые были немаловажными, и обеспечивал выполнение законов, от которых зависели судьбы реальных людей.

Впервые в жизни Майкл понял, почему Джон так трепетно относился к своей работе в парламенте.

Но Индия не сделала его счастливым. Он обрел здесь в некотором смысле покой, что было даже парадоксально, учитывая, что трижды он едва не распрощался с жизнью, даже четыре раза, если считать и рукопашную схватку с индийской принцессой, весьма ловко владевшей кинжалом (Майкл всегда утверждал, что вполне сумел бы обезоружить эту особу и остаться невредимым, но все же признавал, что выражение лица у нее было довольно кровожадное, и с тех пор он усвоил, что никогда не следует недооценивать женщину, которая полагает себя - пусть и ошибочно - униженной).

Однако если не считать эпизоды, связанные с угрозой для жизни, пребывание в Индии научило его многому. Он наконец-то делал что-то сам, он стал что-то представлять собой.

Но главное, Индия принесла ему душевный покой потому, что он мог жить здесь, не мучаясь постоянным сознанием того, что Франческа находится буквально за углом.

Жизнь не стала лучше оттого, что между ним и Франческой пролегли тысячи миль, но она определенно стала легче.

Однако давно уже было пора посмотреть в лицо суровой правде жизни и привыкать к ее пребыванию поблизости, так что Майкл упаковал свои пожитки, уведомил своего камердинера, который был немало обрадован, что они убывают в Англию, заказал себе роскошную каюту на борту «Принцессы Амелии» и пустился в путь домой.

Разумеется, ему придется встретиться с ней лицом к лицу. От личной встречи никак нельзя было уклониться. Ему придется посмотреть в эти синие глаза, воспоминание о которых преследовало его непрестанно, и попытаться стать ей другом. Дружба - это было то единственное, чего она ждала от него в те мрачные месяцы, последовавшие за смертью Джона, и как раз это он был не способен ей дать.

Но может быть, теперь, по прошествии благодетельного времени, благодаря разделявшему их целительному пространству он сможет. Он был не так глуп, чтобы надеяться на то, что Франческа переменилась, или что он увидит ее и вдруг поймет, что больше не любит, - этого-то, он был совершенно уверен, никогда не случится. Но Майкл перестал наконец при словах «граф Килмартин» оглядываться в надежде увидеть позади себя своего двоюродного брата. И может быть, теперь, когда горе поутихло, он сможет установить с Франческой дружеские отношения без того, чтобы считать себя вором, замышляющим похитить у покойного брата неизменный предмет своих мечтаний.

Можно было также надеяться, что и она отошла несколько от потрясения и не станет требовать от него, чтобы он взял на себя выполнение всех обязанностей Джона, кроме одной.

И все же он был рад, что будет только март, когда он сойдет на пристань в Лондоне, слишком рано для Франчески, которая прибывала в город в начале сезона.

Он был храбрым человеком и доказывал свою храбрость множество раз - и на полях сражений, и при других обстоятельствах. Но он был и честным человеком, достаточно честным, чтобы признаться, что перспектива оказаться с Франческой лицом к лицу пугала его больше, чем целая французская армия или тигр-людоед.

Может, ему повезет и она вообще решит не ехать в Лондон в этом году.

Это было бы величайшим счастьем.

Было темно, и она никак не могла уснуть, и в доме был собачий холод, и, что хуже всего, все это было по ее собственной вине.

Впрочем, что до темноты, тут она, пожалуй, ни при чем, решила Франческа. Ночь есть ночь, в конце концов, и воображать, что солнце скрылось за горизонт по ее вине, - это уж чересчур. А вот вина за то, что дом не успели должным образом подготовить к ее приезду, лежала целиком и полностью на ней. Она забыла сообщить, что собирается приехать в этом году в Лондон на месяц раньше, и вот результат: из прислуги в Килмартин-Хаусе нет никого, а запасы угля и восковых свечей почти истощены.