Наследство капитана Немо. Затерянные миры. Том. 11 - А Каротти

Первые простейшие одноклеточные организмы стали жить, размножаться и развиваться; грань между растениями и животными, незаметная вначале, стала намечаться тверже и определенней. Появляются сложные, многоклеточные организмы, у которых каждая клеточка все больше и больше приспособляется к определенной работе.

Появляются животные, обладающие пищеварительной трубкой, они развиваются и дают начало губкам, полипам, медузам и моллюскам, кольчатым животным, червям; появляются лучистые животные, как морские звезды, наконец, разнообразные насекомые.

Клеточки-растения образуют водоросли, водяные мхи — нитчатки; от них потом произойдут мхи и лишаи, предшественники плаунов и папоротников.

— Ну, — засмеялся Джиджетто, — у меня в голове уже такая каша, что ее век не расхлебаешь!..

X. ПЕРВОЕ ПРИЗНАНИЕ СТАРИКА

К нашему удивлению, через несколько часов пути мы вышли в давно знакомую нам светлую пещеру.

— Смотрите, — сказал Мариц, — как ясно видны здесь пласты следующей за примордиальной первичной эпохи! Среди гранитных масс пролегают голубовато-серые известняки; здесь одновременно видны горные породы каменноугольного и пермского периодов!

— Как же… — спросил Джиджетто…

Дальше я не слыхал ничего. Что-то со страшной силой ударило меня по голове, из глаз у меня посыпались искры, я зашатался и упал без чувств.

Очнувшись, я увидал склонившееся надо мной бледное лицо старика. Он не сводил с меня глаз. Я чуть-чуть пошевелился.

— Что с тобой, дружок? — спросил он еле слышно. Я заметил, что лежу в постели в комнате Хозяина.

— Сильно у тебя болит голова? — спросил он снова. Я поднес руку к голове и почувствовал, что она забинтована. Тогда я вспомнил, как что-то ударило меня по голове и как я упал.

— Ты мечешься в бреду уже три дня.

— Что это было?

— Маленький осколок, сорвавшийся со свода!

— Только и всего?

— Да. Это был настолько маленький камень, что странно, как он мог ударить так сильно; очевидно, он упал с очень большой высоты.

— Вам из-за этого пришлось вернуться?

— Конечно! Мы принесли тебя сюда, приняли все возможные меры и дежурим около тебя поочередно. Скоро Джиджетто должен прийти сменить меня. Если бы только бред больше не начинался!

Старик был очень взволнован.

Я спросил его, почему он так заботлив ко мне.

— Почему? Потому что я давным-давно знаю твою семью! Вернее было бы сказать, знал. Я из Ливорно, как и ты. Ты очень похож на свою мать.

Действительно, это было так.

— Но все-таки мне непонятно…

— Я тебе все расскажу. Но ты ни слова не говори об этом своим товарищам. Обещаешь?

— Обещаю.

— Я — Арриго Кобленца, близкий друг твоего отца.

— Неужели! Вы…

— Да. Мы вместе отправились в Гамбург. Но в Атлантическом океане на английском пароходе, на котором мы плыли, поднялся бунт, и экипаж выбросил за борт меня, твоего отца, капитана и его помощника.

— Что же стало с отцом? — спросил я старика.

— Что стало? Мы боролись со смертью весь день, плывя по очереди и по очереди поддерживая друг друга. Капитан и его помощник пошли ко дну как камень: их бросили в воду связанными. Мы же боролись. Потом твой отец вдруг ослабел и стал тонуть…

— А вы?

— Я собрал последние силы и продержался с ним на воде еще несколько минут. Потом — я потерял сознание. Но я был спасен.

— Кем?

— Это не имеет никакого отношения к тому, что тебя интересует.

Слезы сдавили мне горло. Я взял старика за руку и сказал:

— Спасибо за то, что вы сделали для моего отца.

У Хозяина на глазах блестели слезы. Но вдруг он встряхнулся и принял спокойный вид: в соседней комнате послышались быстрые шаги.

Это был Джиджетто. Старик бросил на меня выразительный взгляд. Прощаясь с ним, я задержал на мгновенье его руку, как бы говоря: «Не бойтесь. Не расскажу!»

Котенок на цыпочках вошел в комнату и спросил вполголоса:

— Как он себя чувствует?

Но когда он увидал, что я пришел в себя, и услышал мой ответ: — Хорошо! — он подскочил к кровати, обнял меня, поцеловал и воскликнул:

— Очень мило! Ничего лучшего ты не мог выдумать, как разбивать головой камни! Ей-ей, ты заслужил сахарную медаль! А все-таки это свинство — так пугать своих друзей!

Я остался с ним. Он начал болтать без умолку, и скоро его серебряный голосок, похожий на звук весеннего ключа, убаюкал меня. Когда я проснулся, у моей постели сидел Мариц; он вливал мне в рот ложку чудесного целебного бальзама.

Два дня спустя я был уже в состоянии встать с постели и выйти на площадку перед домом, где сидели мои друзья.

— Ай да молодец! Уже на ногах! — воскликнул Марсель.

— У меня, на счастье, голова крепка. Верно, завтра мы сможем двинуться в путь.

— Нечего заглядывать, там видно будет, — сказал Питер. Он блаженствовал, сидя на камне и пуская клубы сизоголубого дыма.

Котенок подсел к Марицу.

— Вы все равно ничего не делаете. Расскажите мне, как из первых водорослей и животных получились наши растения и звери. Неужели из этих несчастных червяков, что плавали в той луже, получились люди, ласточки, собаки, слоны и лошади? Как из этих ниточек выросли наши дубы и липы?

— То-то и дело, что они не сразу выросли. Эти маленькие кусочки жизни изменялись очень медленно и постепенно. Ведь, кажется, голубой цвет не похож на красный. А к вечеру, на закате, не разберешь, где небо перестает быть голубым и становится алым.

— Правда, — согласился Джиджетто, — если вечером посмотреть с Каррайского моста на запад, там небо красное-красное, а на востоке — светло-синее. Ох и хорошо же там!

— То же и здесь: первые растения и животные изменяются так постепенно, так незаметно, что перехода никак не уловишь. Ученые думают, что примордиальная эпоха длилась многие тысячи веков и что столько же времени прошло от нее до нас.

— Неужто так много! — изумился Джиджетто.

— Понимаешь, как за это время могли измениться живые существа! А ведь иногда изменения происходят очень быстро, даже на глазах у людей. Посмотри, как на глазах у садовника в несколько лет дикая гвоздика становится душистым махровым цветком! Как в течение нескольких десятков лет удается вывести новые породы лошадей!

— Все-таки трудно себе представить… — начал Питер.

— Ладно, я расскажу подробней. Извержения, выветривания, наслоение песков продолжалось; в эту первичную эпоху образовались красные песчаники — их называют дево-нианскими.