Сокровища Сьерра-Мадре. «Шкода» ZM 00-28 - Б Травен

Куртин побывал в деревенской тьенде[2] и закупил последнюю партию необходимого им провианта, его должно хватить до отъезда.

— Эй, друг, ты где это запропастился? — спросил Говард, когда появился Куртин и принялся разгружать вьючного осла.

— Я как раз собрался оседлать своего ослика и поехать тебе навстречу, — заметил Доббс. — Мы подумали, не случилось ли с тобой чего. Вообще-то тебе полагалось бы вернуться часа в два.

Куртин ничего не ответил, расседлал осла и подтащил мешки к огню. Потом сел, достал курительную трубку, вытащил из мешков табак и распределил поровну, после чего сказал наконец:

— Мне пришлось здорово дать кругаля. Там, в деревне, я столкнулся с одним типом. Говорит, будто он из Аризоны.

— А здесь ему что понадобилось? — спросил Доббс.

— Вот и я хотел это узнать, — кивнул Куртин. — Но индейцы объяснили только, что он появился пару дней назад и что-то вынюхивает. Расспрашивает людей, есть ли здесь шахты, есть ли золото или серебро. Индейцы объяснили ему, что шахт здесь нет, и золота нет, и серебра тоже, и вообще ничего; сами они еле-еле перебиваются — плетут маты и лепят горшки. Но потом ему этот дурацкий осел из тьенды наплел, что где-то в горах шляется один американец, который охотится на диких животных. Он ведь не знает, что вы тоже здесь, он видел одного меня. По крайней мере я так думаю. И потом сказал еще этому типу, что я время от времени спускаюсь за провиантом и что, наверное, появлюсь на этой неделе. Вот тогда этот парень из Аризоны и сказал, что дождется меня.

— И что, это грязное животное действительно подкарауливало тебя?

— Да, в том-то и соль. Как только увидел, так и приклеился: чем я тут занимаюсь, нельзя ли тут «сварганить дельце», не валяется ли здесь золото прямо под ногами, короче — всякой ерундой интересовался. Я смекнул, что к чему, и держал язык за зубами, почти ничего не сказал.

— Наврал по крайней мере с три короба?

— Это да. Но если что и наворачивал, то осторожно, чтобы нельзя было проверить. Пустой номер. Он стоял на своем: хочет, мол, со мной. Уверял меня, что здесь непременно должно быть золото. Он, мол, видит это по руслу пересохшей реки, по сбившемуся песку и по кускам свалившейся горной породы.

— Он великий человек, — сказал Говард, — если по таким признакам способен понять, есть тут золото или нет.

— Ничего этот парень не знает, — вмешался Доббс. — Шпион он, я уверен. Либо шпионит на правительство — бумаг-то у нас нет, либо на бандитов, которые ограбят нас на обратном пути. И даже если они не о золоте думают, что у нас как-никак есть ослы, одежда, револьверы и шкуры, как они считают. Все это кое-чего стоит.

— Нет, — сказал Куртин. — Я не верю, что он шпион. Думаю, он подался за золотом.

— Есть у него с собой инструмент? — спросил Говард.

— Я ничего такого не заметил. У него есть верховой мул, одеяла, кофейник, сковорода и мешок, где напиханы, наверное, всякие тряпки. Вот и все.

— Голыми руками золото никто не возьмет, — сказал Доббс. — Может, у него инструмент украли или его пришлось продать. Но нам-то как быть с этим сукиным котом?

Куртин почесал в затылке и хотел было уже начать разглядывать ногти, но заметил, что Доббс с Говардом тоже на них уставились, и опустил руки, в который уже раз поклявшись про себя отучиться от этой привычки. Но на сей раз Доббс и Говард не потому смотрели на его руки, что хотели напомнить: до возвращения в цивилизованное общество осталось всего несколько дней. За привычными движениями Куртина они наблюдали в некоем замешательстве. Может быть, замешательство здесь не совсем точное слово. Их мысли сейчас занимало таинственное появление парня из Аризоны. Какое-то смутное предчувствие подсказывало им, что жестикуляция Куртина может неожиданным образом объяснить причину, приведшую аризонца именно сюда.

Куртин не сводил глаз с огня. Потом сказал:

— Я его не раскусил. Не похоже на то, что он человек правительства или от бандитов. Вид у него простецкий, как будто что он говорит, то и думает. Но нам придется иметь с ним дело. Он поплелся за мной. Спросил сперва, не возьму ли я его в мой лагерь. Я ему отказал. Тогда он сел на мула и поехал следом. Я остановился, дождался его. Сказал, чтобы он отшился ко всем чертям и не лип ко мне. «Ничего я к вам не липну, — сказал он мне, — просто мне хочется пару дней иметь собеседника, я чуть умом не тронулся в этих горах, где никого, кроме индейцев, не встретишь. Хочется помолоть языком, посидеть вечерами у костра с белым человеком. А потом я уйду». Я ему ответил, пусть, мол, подыщет себе другого приятеля, я, дескать, не желаю иметь с ним ничего общего. Обозвать его бродягой я себе не позволил: мы-то сами как выглядим, не как бродяги разве?

— И где он теперь? — спросил Говард.

— Неужели здесь, рядом? — удивился Доббс и оглянулся.

— Это вряд ли, — проговорил Куртин. — Я сбивал его со следа, как мог. Кружил по кустарнику туда и обратно. А когда оглядывал пройденный путь, видел, что дорогу к нашему лагерю он выбрал верно. Будь я один, я отвел бы его от лагеря. Но поди сделай это, если ты при двух ослах. Всего-то и требуется, чтобы он выбрал примерно правильный путь — тогда сегодня, завтра или послезавтра он обязательно на нас наткнется. Не проскочит он мимо нас. Спрашивается: как с ним быть, если он здесь объявится? При нем нам на рудник нельзя ни ногой.

— Плохо дело, очень плохо, — сказал Говард. — Будь он индейцем, полбеды. Он бы у нас не остался, побыл бы да и вернулся в свою деревню, к семье. А этот парень прицепился, как репейник. Он нюхом чует — есть здесь что-то. Иначе зачем сюда занесло трех белых? Сюда, в горы? Мы можем, конечно, наплести, будто мы уголовники и вынуждены тут скрываться. Зато когда он спустится вниз, сюда заявится полк солдат и прости-прощай наши распрекрасные планы на будущее. А если один из офицеров поверит в наши байки об уголовном прошлом, он, чего доброго, прикажет пристрелить нас на месте, чтобы мы не разбежались.

— Все куда проще, — сказал вдруг Доббс. — С этим парнем мы живо справимся. Когда появится, скажем, чтобы немедленно проваливал отсюда подобру-поздорову; пригрозим, что если мы еще раз его увидим, холостыми стрелять не станем.

— Идиотская затея, — покачал головой Говард. — Он спустится вниз, наплетет там сорок бочек арестантов, может быть, даже угодит к земельным полицейским властям, и окажемся мы в дерьме по уши. С тем же успехом можешь рассказать ему, что мы каторжники, бежавшие с острова Святой Марии.

— Ладно. Тогда у нас в запасе самый простой путь, — с решительным видом проговорил Доббс. — Придет сюда — пристрелить его, и точка. Или повесим его вон на том дереве. И полный порядок.

Некоторое время никто на это предложение не отзывался.

Говард встал, проверил, поспела ли картошка, невероятная роскошь в их теперешней жизни, снова сел и сказал:

— Насчет того, чтобы пристрелить — дурость. Может, он ни в чем не повинный бродяга и предпочитает бродить по привольному миру господню, воздавая молитвы творцу: он радуется всем сердцем тому, сколько вокруг красоты, а не мотается по нефтяным промыслам и не горбатится по шахтам и рудникам за вшивую мзду. Пристрелить такого бродяжку без всякой его вины — преступление.

— Откуда мы знаем, что он ни в чем не повинен? А если он преступник? — возразил Доббс.

— Это может выясниться, — сказал Говард.

— Хотелось бы знать, как? — Доббс окончательно убедился, что его план — лучший. — Закопаем его, и никто никогда не найдет. Если те, из деревни, скажут, будто видели, как он отправился в горы, мы скажем, что видеть его не видели, и баста. Можем вон там сбросить его в пропасть. Как будто он сам свалился…

— Возьмешь это на себя? — спросил Говард.

— Почему я? Кинем жребий — кому выпадет…

Старик ухмыльнулся.

— Да, а потом тот, кто это сделает, будет остаток жизни ползать на брюхе перед двумя другими, которые это видели. Когда один на один — еще куда ни шло. Но при наших нынешних обстоятельствах я, во всяком случае, скажу «нет!».

— И я скажу «нет!». — Наконец и Куртин присоединился к разговору. — Слишком дорого это может стоить. Надо придумать что-то другое.

— А ты вообще-то совершенно уверен, что он тебя преследовал и что найдет нас? — спросил Говард.

Глядя себе под ноги, Куртин раздумчиво проговорил:

— Я ничуть не сомневаюсь, что он появится, что он нас найдет. У него такой вид, будто он… — Куртин поднял глаза, поглядел в сторону узенькой лужайки и невесело сказал: — Да вот же он!

Ни старик, ни Доббс не спросили: «Где?» Они были настолько ошеломлены, что забыли даже выругаться. Уловив, куда смотрит Куртин, они увидели незнакомца. Спускалась ночь, и отблески костра нечетко обрисовали его фигуру. Незнакомец держал под узду своего мула.

Он не двигался с места, не крикнул, как водится, «хэлло!», не спросил «хау ду ю ду?», не поприветствовал даже. Стоял и ждал. Стоял, как человек голодный, но слишком гордый, чтобы попрошайничать.