Феномен Локотской республики. Альтернатива советской власти? - Иван Ковтун

Листовки были разбросаны по дороге на рынок и расклеены на ряде зданий. Более сотни таких же листовок, но с другим почерком, появились на железнодорожной станции и по дороге к больнице. Это уже было делом рук Ани Борисовой, выполнившей задание Незымаева.

До Комаричей дошли вести о разгроме врагов под Москвой и успешном наступлении Красной армии. Но гитлеровцы и изменники Родины всячески скрывали правду. И вновь появились рукописные листовки – уже более трехсот экземпляров.

Как-то зимой врача Незымаева попросили зайти на квартиру к Меркулову помочь больной его дочери. Здесь и состоялось их знакомство с Енюковым, который Меркулову доводился зятем. Разговор был коротким и осторожным, но они поняли, что обоих волнует один и тот же вопрос.

Друг другу они открылись не сразу, но встречи стали частыми. Наконец, настал день, когда Енюков рассказал о себе и о первых шагах своей работы против фашистов. Незымаев познакомил его с Аней, затем с Петей, в эту же группу вошли Володя, несколько позже – Алимов, бывший член бюро райкома комсомола. Павел Незымаев был признан руководителем подпольной комсомольской организации. Договорились, что ему надо создавать видимость добросовестной работы на врагов, чтобы не вызвать подозрения, а больницу сделать центром подпольной работы.

Претворяя в жизнь этот план, врач вошел в доверие к гитлеровцам, и его назначили начальником окружной больницы. Тут же он устроил Енюкова завхозом больницы. Через некоторое время в подпольную работу были вовлечены бывший работник райздравотдела Степан Арсенов, комсомолка медицинская сестра Валентина Маржукова и Михаил Суконцев.

У Пети Тикунова был дома радиоприемник, но пользоваться им там было опасно, поэтому решили его перенести на квартиру к Незымаеву. Петя жил за линией железной дороги, примерно в трех километрах от поселка. При переходе ее охрана, как правило, обыскивала людей. Это и усложняло решение задачи. Родные Ани Борисовой тоже жили за линией, и она иногда ходила туда с медицинской сумкой, оказывая помощь населению на дому. Полицейские, знавшие ее, обычно пропускали без проверки. Учитывая это, за дело взялась Аня.

Приемник она проносила по частям. Два раза прошла благополучно, а на третий, когда проходила мимо вокзала, полицейский задержал ее.

– А ну-ка, покажи, нет ли у тебя в сумочке спирту? – сказал он и протянул руку к сумке.

Аню обдало жаром, сжалось сердце. Она отдернула сумку, сама отступила на шаг и сердито сказала:

– Не смей лазить в сумку, а то вашему начальству пожалуюсь.

– Ах, вот ты как! Тогда я тебя просто обыщу как подозрительную.

Аня растерялась, мелькнула мысль: «Бежать»! Но ведь это бесполезно. Она постаралась взять себя в руки.

– Ох, какой ты петушистый! – с наигранной веселостью оказала она. – Так и сказал бы, что нужен спиртик. Так уж и быть, принесу немного. А сейчас нет ни капельки. Одни бинты да медицинские инструменты. На, сам посмотри, – и протянула к нему санитарную сумку, в которой внизу лежали части от радиоприемника, а у самой все замерло.

Полицейский подобрел:

– Ну ладно, верю. Принеси только. Я дежурю в четверг, буду ждать.

Приемник был установлен у Незымаева в темной спаленке и замаскирован книгами. Устанавливал его один красноармейский радист Миша, лежавший в больнице. Во время боя его тяжело ранило осколками снаряда, вышибло большинство зубов, сильно раздробило нижнюю челюсть. Кроме него в больнице лежало под видом гражданского населения несколько советских летчиков. Их самолеты были сбиты, а сами они ушли от преследования. В больнице они лежали нелегально. В случае доноса врачу грозила виселица. Но он пренебрегал опасностью.

Однажды тайком, под вымышленной фамилией, на лечение в больницу был взят тяжелобольной старый коммунист Григорий Кузнецов. Затем появились и раненые партизаны. Их лечил Незымаев лично с помощью Ани. В карточках писали вымышленный диагноз. Вылеченные уходили в партизаны или через линию фронта.

К лету 1942 года по приказу Гитлера готовились большие силы для борьбы с партизанами. Кроме гитлеровских частей, подкрепленных артиллерией, танками и самолетами, шла усиленная мобилизация мужчин, особенно молодежи, окруженцев из Красной армии, оказавшихся на оккупированной территории, в полицию и в так называемое «русско-немецкое войско»[88]. В то же время большое количество здоровых юношей и девушек угонялось на работу в Германию. Все они проходили комиссию.

Важную роль в медицинском отборе играл Незымаев, включенный в состав комиссии как главврач окружной больницы. На осмотре то и дело раздавался его гневный голос:

– Какие калеки идут, и откуда их только черти несут! Нельзя же в полицию и в «русско-немецкое войско» всякую дрянь собирать. Нет, нет! Пора прижать старост и старшин. Они явно укрывают здоровую молодежь. Это же безобразие!

Так он браковал совершенно здоровых. Сколько было таких случаев: заходит юноша согласно очереди к нему на осмотр, а выражение такое грустное, что сразу видно – не по охоте. Врач говорит:

– О голубчик, так ты же совсем без ног, у тебя хронический ревматизм коленных суставов. При непогоде, небось, не знаешь, куда ноги девать от боли, так ведь?

Пациент радостно кивает головой.

– Ну вот что, бери-ка справочку и айда домой, ты негож в полицию и для работы в Германию не годишься.

Таким образом около 150 человек было освобождено от угона в Германию и более двухсот человек – от службы в полиции и в войсках предателя Власова.

Более полутораста человек по этим же мотивам было уволено из полиции. Эта работа была очень рискованной, главное – нельзя было ошибиться – дать справку тому, кто действительно рад ей и не выдаст в случае чего. Нечего скрывать, среди проходивших через медицинскую комиссию были и заядлые предатели, потерявшие честь и совесть, готовые за подачку продать врагу не только соседа, но и своего отца с матерью. Все это понимал Незымаев и старался не промахнуться. Большинство «больных» впоследствии оказывались в партизанах и активно сражались с оккупантами.

Но и эта работа уже не удовлетворяла подпольную комсомольскую организацию. Решили проникнуть в полицию, заиметь там своих людей и повести работу по разложению ее состава.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Первой отечественной научной публикацией, посвященной указанному вопросу, является работа кандидата исторических наук С.И. Дробязко «Локотский автономный округ и Русская освободительная народная армия», опубликованная в сборнике «Материалы по истории Русского освободительного движения» (Вып. 2, под общ. ред. А.В. Окорокова. М., 1998. С. 168–216).

2

См., в том числе, наши работы: Жуков Д.А., Ковтун И.И. 29-я гренадерская дивизия СС «Каминский». М., 2009. 304 с.; Жуков Д.А., Ковтун И.И. Русские эсэсовцы. М., 2010. С. 262–376.

3

Широко распространенный термин «власовцы», активно используемый как в советской, так и в эмигрантской историографии и публицистике, следует признать совершенно некорректным. Можно согласиться с мнением эмигрантского исследователя Р. Днепрова (Р. Дудина), который отмечал: «После появления… солженицынского “Архипелага ГУЛАГ” как-то уже повелось именовать освободительное движение времен Второй мировой войны [имеется в виду отечественное коллаборационистское движение. – Примеч. ред.] “власовским”. Что, конечно, и неверно по сути, и является неким историческим упрощением». См.: Днепров Р. «Власовское» ли? / «Континент» (Мюнхен). 1980, № 23. С. 287.

4

Грибков И.В. Хозяин Брянских лесов. Бронислав Каминский, Русская освободительная народная армия и Локотское окружное самоуправление. М., 2008. С. 22; Даллин А. Бригада Каминского. М., 2011. Тот же автор сообщает, что «локотский эксперимент» проводился с личной санкции Гитлера. Там же. С. 30.

5

Шиян А.И. Партизанский край. Киев, 1946. Заметим, что очерки Шияна вышли в тот момент, когда в Москве проходил закрытый процесс над военнослужащими бригады РОНА. Приговор подсудимым был зачитан 30–31 декабря 1946 г. См.: Протокол судебного заседания Военной коллегии Верховного суда СССР по делу военнослужащих бригады РОНА / Жуков Д.А., Ковтун И.И. 29-я гренадерская дивизия СС «Каминский»… С. 256–280.