Это и моя война - Александр Бушков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Фогороши в городе есть?
– Где их нет? Позвать?
– Зови. – Сварог принял равнодушие детины как должное.
Понятно, моряку не радостно халдействовать, даже если по неписаным вездесущим законам музыканты должны будут отвалить ему десять процентов гонорара.
– Гулять будете, ваша милость?
– Немножко.
– С радости или с горя?
– А что, есть разница?
– Еще какая, – хмыкнул детина. – Почему-то с радости все спокойно обходится, а как завернет кто с горем, непременно норовит, подлец – уж простите, ваша милость, – запалить таверну. Вы из которых? – Наконец хлопец немного оживился. Возможно, причиной тому была пусть зыбкая, но перспектива поработать кулаками, усмиряя загулявшего буяна. С точки зрения хлопца это было куда привлекательней взимания десятины с хлипких музыкантов.
– Пожалуй, с горя, – сказал Сварог. – Правда, нет у меня такой привычки – палить таверны.
«И вообще, я в таверне впервые в жизни», – мысленно добавил он. Не воспринимать же всерьез обиталище гостеприимных ямурлакских вампиров!
– Мне что, – сказал детина. – Мое дело предупредить – хоть воды поблизости и навалом, за баловство с огнем и по башке схлопотать можно. Будь вы хоть харланский герцог.
– Там герцогиня.
– Будь вы хоть сама харланская герцогиня.
– Учту, – сказал Сварог.
В таверне и в самом деле никого почти не было. За одним столом потребляли пиво серьезные люди – четверо гуртовщиков с бычьими головами на бляхах Серебряной гильдии. Судя по гербам, гуртовщики были ронерские. Они беседовали степенно, отвешивая четко выверенные слова: «спрос», «предложение», «накладные расходы». Держали руки или на кружках, надежно обхватив запотевшую глину всей пятерней, или сложив на пузе и перебирая пальцами, или на боках, поближе к дородным кошелям – чтоб не уперли. За другим столом тихонько резалась в кости компания – на вид сплошь темные личности непонятного сословия, числом восемь. Бегающие глазки, шустрые пальцы и экзальтированные выкрики. За третьим, уронив голову в блюдо с кое-как обглоданными копчеными ребрышками, мирно похрапывал субъект в довольно приличном камзоле. Остальные столы, десятка полтора, пустовали.
Сварог подошел к стойке. Из задней комнаты, вытирая руки передником, вышла тетка лет сорока, с крепкой, отнюдь не расплывшейся фигуркой, не лишенная секс-эпила, но сущая бой-баба на вид. Если это и есть жена боцмана, боцман прочно сидит под каблуком.
– А налейте-ка мне, хозяйка, чего-нибудь для начала, – сказал Сварог, прислоняя к стойке топор.
Хозяйка налила ему из кувшина большой оловянный стакан. Он попробовал – одна из разновидностей здешнего коньяка, не самая скверная. Коньяк положено наливать в маленькую рюмку, греть в ладони и любоваться напитком на свет солнца или свечи. Но если бы он попробовал вытворить нечто подобное здесь, его тут же захотели бы пришибить. И правильно захотели бы – не выделывайся. Выпил до половины, посмотрел на хозяйку, а хозяйка посмотрела на него:
– Это вы гулять собрались?
– Да какая там гульба, – сказал Сварог. – Легкое расслабление тела и души, с должной музыкой. С горя, признаться, но таверну поджигать не намерен, не беспокойтесь.
– Перек пошел за фогорошами. Девок поискать? Тут этот промысел не особо процветает, ну да шлюхи везде сыщутся.
– Уж это точно, – философски сказал Сварог и допил остальное. – Только ну их к черту. Не тянет что-то.
– Это Вольного Топора-то? – Тетка поморщилась.
– Вы меня, хозяйка, не шибко пытливо расспрашивайте, я и врать не буду, – сказал Сварог.
– Тоже верно…
– Вы и в самом деле жена боцмана?
– Вдова, – сказала хозяйка. – Вместе плавали, пока мой дурак не сотворил последнюю в его жизни глупость…
– Это какую?
– Знаете, ваша милость, вы тоже не всюду нос суйте, вот и поладим. Если тетка Чари будет помнить про все глупости, свои и мужнины…
– Понятно, – сказал Сварог. – А на «Божьем любимчике» плавать не доводилось?
Наверное, он как-то не так спросил, не по-свойски, сразу выдав, что не слишком силен во флотском жаргоне, а значит – человек то ли сторонний, то ли малоопытный, но и так и так – опасный. Во времена оны доводилось ему как-то коротать отпуск в санатории Минобороны, деля номер с майором по фамилии, кажется, Мазур. И хотя тот был именно майор, а не капитан третьего ранга, но к флоту явно имел прямое отношение – говорил «Мурманск» и «компас» с ударением на второй слог, «шторма», «ветра»… так вот он никогда не говорил «плавали» – всегда «ходили». Возможно, и здесь для этого понятия применялись особенные слова.
Тетка Чари посмотрела на него крайне внимательно и помолчала, словно ждала чего-то. Не дождавшись, пожала плечами:
– Так ведь каждый прохиндей про себя думает, что он – божий любимчик…
Но в глазах у нее определенно что-то этакое мелькнуло.
– Бросьте, – сказал Сварог. – Я здесь человек новый, да не вчера родился. Конечно, есть какой-то тайный знак для своих или пароль, но я его не знаю… Вы мне только одно скажите: за последние два дня «Божий любимчик» здесь проходил?
Он поднял руку так, чтобы она увидела перстень Борна. Сам не знал, откуда такая уверенность, но русалку Переку явно наколол тот же умелец, что разрисовал иных моряков капитана Зо.
– Ни слуху, ни духу… – мотнула головой тетка Чари.
– Так… – Сварог повесил голову. – Тогда налейте еще, что ли.
Она плеснула в стакан и задумчиво сказала:
– Может, проще будет вас сразу со двора взашей вышибить? Не люблю я загадок и не люблю, когда чего-то не понимаю…
Она словно бы размышляла вслух. Или спрашивала совета у какого-нибудь своего божка. Рука, отставив полупустую бутылку, потянулась к шее, где, видимо, висел амулет. Это напомнило Сварогу его собственный жест, который он повторял все чаще после встречи с вампирами.
– Да ладно вам, – сказал Сварог. – Переночую и поеду. И никакого от меня беспокойства. Вы мне лучше соберите поесть, я и в самом деле жрать хочу…
– А этот, что в капюшоне у вас сидит?
– Что, видно?
– Ухо торчит. А теперь спряталось. – Это было сказано уже с явной иронией. Словно тетка Чари приняла окончательное решение предоставить гостю кров и сервис. Острые вопросы и ответы отзвучали, пришел черед необременительного трепа.
– Да он безобидный, – сказал Сварог.
– Сама знаю. Когда была маленькой, в деревне, у нас в амбаре целых два жили. Косу мне заплетали. Ну, вон туда садитесь, что ли.
Он забрал топор и уселся за массивный стол, не близко и не далеко от прочих посетителей, показывая, что новый постоялец не спешит обзавестись друзьями, но никого и не сторонится. Тетка Чари, сделав несколько рейсов от стойки, понаставила перед ним тарелок и кувшинов. Еда была простая, но сытная. Розовый, впечатляющих размеров ломоть ветчины и соответствующая краюха ржаного рассыпчатого хлеба с пропеченной корочкой. Желтоватый, нарезанный толстыми кусками сыр вроде «Вологодского».