Солнце полуночи. Новая эра - Андрей Дашков

Старик завороженно смотрел на высыхающие влажные пятна – отпечатки маленьких ягодиц мальчика. Личинки были только тут – и что это означало? Очередной бессмысленный фокус клона? А может быть, тот просто расширял круг своих странных увлечений?

Старик протянул руку к одной из личинок. Он вряд ли соображал, зачем делает это. Когда он нагнулся пониже, в глаза хлынула темнота, будто он погрузился в нефтяное озеро… Старик выпрямился и торопливо заковылял вокруг башни в поисках уединения. Иногда в нем просыпалась ложная стыдливость.

Он опорожнил мочевой пузырь возле желтеющего кустарника, чтобы хоть его влага не пропала даром.

…Две фигуры удалялись от него, двигаясь по безжизненной шахматной доске, расчерченной на квадраты межами заброшенных полей. Одна – стройная, как офицер, другая – маленькая, как пешка. Но то была ПРОХОДНАЯ пешка. И когда она дойдет до места назначения, кое для кого партия закончится. Старик не понимал, но предчувствовал это. Он был фигурой, предназначенной в жертву. Хорошо, если не напрасно. Вполне возможно, что люди из Святой земли были никудышными игроками…

По мере того как клон удалялся, тоскливое чувство усиливалось, превращаясь постепенно в физическое неудобство, а затем и в острую боль. «Что они со мной сделали?» – спросил старик у своей тени, а затем у неба. Он чуть не заплакал от боли.

Небо ответило ему всплеском слепящей голубизны и хрустальным звоном в пустоте…

(Неожиданно его память совершила прыжок в прошлое. Это был приятный, полезный каприз – как вспышка света в темной ванной, усыпанной битым стеклом, по которому надо прокрасться босиком.

Другая беседа с Низзамом. Когда-то Низзам изводил его своими дурацкими парадоксами. Да и происходило ли то на самом деле?.. Во всяком случае, он помнил декорации: оазис, окруженный песчаными дюнами; закат; неподвижные верблюды; неоновый свет над караван-сараем. И даже заунывное треньканье какого-то щипкового инструмента…

– Что это? – спросил Низзам с поддельным комическим испугом, указывая на жирную тень, которую старик топтал ногами. Тот знал, как надо отвечать.

– Это тень Демона.

– Всего одна?

– У Демона миллион теней. Самая большая накрывает Землю.

– Самая большая – это червяк, который жрет понемногу твой мозг.

– Нет, – сказал старик простодушно.

– Приложи ухо к голове – и услышишь очень тихий хруст.

– Чье ухо? К чьей голове?

– Твое ухо, твоя голова, глупый старик!..)

Он шел по следам клона и девушки, пока полуденное солнце не начало плавить ему макушку. Старику казалось, что он действительно слышит «очень тихий хруст»… А потом снова был привал, сон без сновидений в прохладе погреба, стоны девушки и ужасный взгляд из-под капюшона – к счастью, направленный мимо него.

Глава седьмая

Ярость проникает глубоко в нас.

Это – эра видеонасилия.

…Рикша довез ее до пересечения Нейтральной с Ущельем и наотрез отказался топать дальше даже за двойную плату. Правильно, жизнь дороже. Получив монету, парень сразу же припустил в сторону Блокады, стуча подковами по булыжной мостовой. Здоровенный даун – но без оружия у него не было шансов.

Чтобы не привлекать к себе внимания, надо было двигаться. Мартина медленно шла по тротуару, и ночь окутывала ее влажной простыней. Прохлада и страх… Томительное ожидание… Ощущение опасности было острым и почти приятным, как секс на грани садомазохизма… Фонари горели лишь кое-где, обозначая входы в забегаловки. Выше второго этажа не было видно ни единого огня. Между островами света попадались участки, залитые чернильной тьмой.

Вскоре Мартина могла различить отдельные человеческие силуэты. Мелькали красноватые искры сигарет, дважды сверкнула бутылка и один раз – совсем рядом – белки чьих-то огромных выпученных глаз. Она услыхала шепот из подворотни – грязный, влекущий, угрожающий… Она и сама не понимала, зачем рискует. У нее были дурные предчувствия, и она смирилась с неизбежным. Что случается с безмозглыми бабочками, когда заканчивается их сезон? Она узнала это той же ночью.

Возле кабака Карлоса-Мухомора ее облапали патрульные. Идиоты. Она никогда не держала при себе оружия в пределах карантинного пояса. Если верить Кисте, а та была тертой сукой, опасаться следовало не прыщавых курсантов из ментовского лицея, а тайных агентов охранки.

Мартина оглянулась. Следили ли за нею? В темноте могло происходить все что угодно. Она свернула в знакомый проходной двор. Не очень благоразумно, зато «стерильность» гарантирована. Здесь пришлось пробираться на ощупь. Ее ладонь поглаживала кирпичи, вторая рука была выставлена вперед – на всякий случай. Иногда местные развлекались, делая больно курочкам вроде нее, – для этого достаточно стоять у стены и держать бритву на уровне лица. И все равно Мартине было гораздо интереснее здесь, чем на уроках в средней школе… Она споткнулась обо что-то мягкое, но массивное. Перешагнула через труп и с облегчением увидела впереди изломанный серый просвет.

Выход был забаррикадирован мусорными баками, однако девушка знала запасной маршрут – через дыру в заборе, автомобильный отстойник и кухню муниципальной столовой. Сейчас в столовой питались только крысы и тараканы. Когда под ее тяжелым ботинком что-то вкусно захрустело, Мартина зажгла миниатюрный фонарик. Тонкий луч выхватил из темноты разбегающихся зверьков. Отражения вспыхивали в зрачках, как звезды…

Она отодвинула решетку водостока и пошарила в подполе. Нащупала тяжелый сверток и вытащила из тайника любимые игрушки, тщательно завернутые в три слоя целлофана. Мартине повезло: несмотря на то что она была одной из самых молодых сук в банде, ей достались солидные железки. Пушка была крупнокалиберной, трофейной, с клеймом «Генералов», а нож взят из разгромленного оружейного магазина на Земской. Вот только на байк она себе еще не «заработала»…

Мартина сунула ствол за пояс, а нож – в рукав. Теперь достаточно было резко разогнуть руку в локте, чтобы наборная рукоять скользнула в ладонь. Она тренировалась практически ежедневно и с завидным упорством.

Она задвинула решетку, подняла голову и ощутила сквозняк, которому неоткуда было взяться. Внутри тонкого светового шнура плясала потревоженная пыль.

Одна крыса замерла, будто парализованная светом. Тварь была лысой и почти прозрачной. Внутри мутно-белого мешочка переливались внутренности.

Мартина помнила все, о чем назойливо тарахтел поп на своих уроках. Крысы – тоже Божьи создания, и она должна любить их. А если они – глюки, порождения Демона, то их не существует. Она знала, как следует относиться к отраве, льющейся в уши, прилипчивой мрази, обманывающей глаза, нюх и заставляющей осязать неосязаемое… Она протянула руку и прикоснулась к крысе.

Что-то было не так. Возможно, та была отравленной или больной. Или Мартине довелось увидеть крысу-имбецила. При мысли о том, что очутилась в крысиной психушке, девушка улыбнулась. Она поднесла зверька поближе к лицу. Теперь крыса начала дергаться. Она скалила стеклянные зубы, царапала лапками воздух и обвила запястье Мартины гладким, чуть розоватым хвостом.

В этот момент Мартина поняла, в чем заключается несуразность. Луч фонаря, который она держала в другой руке, не преломлялся и не рассеивался, проходя сквозь жирную мутную плоть.

Она подбросила крысу в воздух, и та начала таять – с хвоста. Мартина схватила нож и ударила по ней, но к тому моменту, когда лезвие должно было рассечь тело крысы пополам, на траектории падения осталась одна голова. Потеряв равновесие, девушка шагнула вперед. Голова стукнулась об ее ботинок, почернела и прилипла к коже, стала наростом на носке в виде черепа без нижней челюсти; от него отделились два глазных яблока, укатившихся в темноту с металлическим дребезжанием.

Бросив взгляд на часы, Мартина заторопилась.

Через заднюю дверь кухни она выбралась в переулок, впадающий в Нейтральную, и оказалась в свободной зоне. Здесь не имел силы даже карантинный кодекс. Стопроцентная демократия. В самый раз для любительниц острых ощущений…

Переулок кончался тупиком. В том году Нейтральная разделяла зоны влияния аристарховцев и «Сук». Граница проходила точно по осевой. Мартина находилась на своей территории.

В переулке было темно, будто внутри зарытого гроба. На небе – ни одной звезды. Мартине это показалось странным, но не более чем многое другое. В утробе майской ночи раздавались полупереваренные звуки.

Девушка завернула за угол и увидела далекий красный фонарь под навесом канна-бара «Чертово колесо». Сквозь щели металлических жалюзи пробивался мерцающий свет. Внутри бара кто-то истошно орал под пыткой.

Сегодня «Суки» праздновали захват заложника. И, значит, пахло большой разборкой. Еще не поздно было смыться. Но у Мартины никогда не хватало сил сопротивляться искушениям.