Тайны уссурийского женьшеня - Николай Семелев

Женьшень, растущий в Уссурийской тайге, имеет следующие характеристики:

1) узкий ареал распространения, приуроченность к строго определенным местам обитания, к которым растение предъявляет высокую требовательность;

2) растение размножается только семенами, которым свойственно замедленное прорастание и относительно низкий процент всхожести;

3) женьшеню присуще медленное развитие, позднее (через 8 лет) цветение и лишь через 6–8 лет он может быть использован как лекарственное сырье. Однако культивируемый женьшень в 3 раза опережает дикий по темпу набора массы корня;

4) культивирование женьшеня имеет свои особенности: корень может прекратить вегетацию, «замереть» на год. Это одна из биологических особенностей женьшеня, которая долгое время служила поводом для суеверий, его «сон»: при повреждении мочки возобновления надземный побег женьшеня в текущем году не образуется, и про такое растение говорят, что оно заснуло. На самом деле данное состояние вызвано тем, что спящая мочка второго года недостаточно дифференцирована и не может сформировать новый побег в текущем году. Когда дифференциация мочки завершается, появляется новый надземный побег. В состоянии так называемого «сна» женьшень может находиться в течение нескольких лет. Однако чаще всего растение «спит» не более года. Корень, как и надземная часть, подвержен многочисленным, в основном грибковым заболеваниям.

Несмотря на все это, техника выращивания этого капризного растения освоена. Легенда о том, что дикорастущий женьшень во много раз превосходит по активности плантационный, требует обращения к пояснению Н. Н. Брехмана, который утверждает, что эта легенда специально поддерживается в обществе для сохранения высоких цен на дикий корень, поскольку добывать его становится все труднее. Стоит отметить, что заготовки дикорастущего женьшеня у нас в России в настоящее время сильно ограничены. Сбор данного растения осуществляется только по специальным лицензиям, выданным Приморским управлением лесами.

Заготовка, сушка корней

В Древнем Китае «панцуй» (женьшень) ценился на вес золота, сбор дикорастущего женьшеня все более расширялся. Запасы его в лесах Северного Китая и КНДР постепенно истощались, и поиски перемещались в бассейны реки Уссури и в леса Маньчжурии. В конце XIX и начале XX века, по словам В. К. Арсеньева, поисками женьшеня в русской Приморской тайге занимались в основном китайцы. Появилась профессия искателей женьшеня – «корневщиков-женьшеньщиков», которые свой опыт передавали из поколения в поколение.

В 1907–1910 годах поисками женьшеня вместе с китайскими корневщиками начали заниматься и русские искатели. Число их заметно увеличилось в 30-х годах XX века. В 40–50-х годах в Приморском крае поиски женьшеня проводили 500–600 корневщиков, ежегодно сдававших по договорам Крайпотребсоюза 10–15 тысяч корней. В год ими добывалось более 130 кг свежих корней женьшеня, 60 % этого количества приходилось на Чугуевский, Калининский и Яковлевский районы края. Средняя масса одного корня составляла 23 г, по внешним приметам корня женьшеньщики научились определять и его возраст. Корневщики-китайцы давали женьшеню, в зависимости от количества листьев, особые названия. Растение, имеющее 3 листа, называли «тантаза», с 4 листьями – «сипле», с 5 – «упле» и, наконец, встречавшееся редко с 6 листьями – «липле».

Выстроившись в одну линию, с небольшими промежутками, современные корневщики зигзагообразно и медленно идут по тайге, разгребая посохами траву. Через каждые 50 шагов идущие с края надламывают ветки, отмечая границы маршрута. Со стороны эти поиски похожи на осторожные действия саперов, которые «нащупывают» спрятанные под землей мины. Стоит кому-либо из корневщиков увидеть среди зелени ярко-красные, слегка сплющенные сверху ягоды женьшеня, как раздается громкий крик: «Панцу-у-уй!»

М. М. Пришвин так описывает свою первую встречу с женьшенем в тайге: «Лувен (искатель женьшеня) раскрыл траву, и я увидел… Было несколько листков, похожих на человеческие ладони с пятью вытянутыми пальцами, на невысоком и тонком стебельке. Для такого нежного растения был опасен не только изюбр со своим грубым копытом, но даже и муравей, если бы ему зачем-нибудь понадобилось, мог бы в короткое время еще на множество лет остановить эту жизнь. Сколько же случайностей „грозило“ этому растению…»

По установленной с древних времен традиции, женьшень выкапывают вечером, на заходе солнца, чтобы корень меньше времени находился на свету и в сухости. Почву осторожно раскапывают на расстоянии метра от корня с помощью костяной палочки. Затем корень бережно вынимают, но так, чтобы не повредить ни одного, даже крошечного корешка. Иначе на него приемщик снизит цену. Стебель отламывают от шейки, корень бережно укладывают в конверт, сделанный из куска кедровой коры, застланный влажным мохом. Положив туда корень, присыпают несколькими горстями земли, в которой произрастал женьшень. Семена женьшеня корневщик обязан заделать тут же в почву и поставить рядом на дереве условный знак. В старые времена корневщики «ва-панцуй» выработали свой таежный язык, который носил название «хао-шу-хоа». Это были условные знаки на деревьях или метки на кустах. Язык тайги сохранялся десятилетиями. Затем знаки обычно окуривались дымом. Такой «выжиг» говорил о том, что корневщик приходил сюда, к растущему, еще не дозревшему корню, и другой искатель не должен трогать его находку. Но, к несчастью, многие из «ва-панцуев» в старое время подвергались нападениям разбойников – хунхузов, забиравших у них таежные богатства, – и расплачивались своей кровью. Корневщики обычно не были вооружены, так как издавна считалось, что только чистый, незапятнанный человек, имеющий добрые намерения, может найти то «чудо мира», за которым он шел в глухую тайгу. Иначе, полагали они, женьшень уйдет в землю и не покажется человеку. Женьшеньщики верили, что «панцуй» находится под покровительством лесного духа, воплощенного в тигре.

В. К. Арсеньев писал, что надо удивляться выносливости и терпению китайцев. В лохмотьях, полуголодные и истомленные, они идут безо всяких дорог, целиною. Все время они надламывают кусты или кладут мох и сухую траву на сучки деревьев. Это условные знаки, чтобы другой человек не шел по этому следу, потому что место это осмотрено, и делать здесь нечего. Сколько их погибло от голода, сколько заблудилось и пропало без вести; сколько было растерзано дикими зверями. Обнаружив корень, «ва-панцуй», прежде всего, совершал молитву, уверяя, что он пришел к нему с открытым сердцем и добрыми намерениями и лишь после этого с огромной осторожностью приступал к его выкапыванию, что длилось обычно несколько часов. Возраст корня опытным искателем определялся не только по рубчикам на шейке, но и по коричневым кольцам на теле корня. Прилипшую к корню землю корневщик счищал шелковой ниткой. Надземные части – стебель и листья – сжигались на костре: просто выбросить их считалось неуважительным к священному растению. «Господину великому, духу гор», – благодарил «ва-панцуй» невидимое божество природы, подарившее ему это богатство. Не забывал он оставить на стволах кедров условные знаки. Корневщики, которые могли сюда прийти когда-нибудь, должны знать, что здесь в свое время был найден «панцуй». Где-то неподалеку может расти его потомство – значит, следует быть более внимательным. При благоприятных условиях самосев семян женьшеня может создавать целую колонию растений разного возраста. Такие «семьи» состоят чаще всего из 3–5 растений. Имелось сообщение о находке в одном местообитании 52 корней женьшеня. По сведениям корневщиков, в тайге встречаются «семьи» и в 100 корней.

Известно, что проводник В. К. Арсеньева гольд Дерсу Узала однажды подарил ему «семью» из 22 корней, пересаженных им в начале 1890-х годов в глухое таежное место в верховье реки Лефу. Арсеньев обозначил с его слов месторасположение и все приметы на карте и сделал заметки в своей записной книжке, но так и не выбрал времени сходить за этим богатством. Книжка эта затерялась, умер соратник Арсеньева Дерсу Узала, не стало и самого ученого. Уникальная колония Дерсу Узала за прошедшие 100 лет могла очень разрастись. И до сих пор многие хотят найти этот необычный таежный клад.

Корни, найденные в Уссурийской тайге, достигают в наши времена в отдельных случаях 100–200 г. Самым большим корням-«самородкам», редким как крупный алмаз, на Востоке принято давать собственные имена, например: «Великий отшельник», «Император», «Уссурийский старец», а в 2006 году выкопанный женьшень на своей делянке я назвал «Первенец», вес его составил 102 г. Считается, что подобные корни, размером с человеческую руку от кисти до локтя, попадаются не чаще, чем один раз в 30–40 лет. Наиболее крупными дикорастущими корнями считались корни в 400–600 г, возраст таких корней достигает 350 лет и более.