Руигат. Схватка - Роман Злотников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уже завалившись на кровать, он закинул руки за голову и задумался над тем, что все, что они делали на Оле до того момента, пока он не встретил этих бандитов, было лишь подготовкой. Подготовкой к самому главному. К тому, ради чего и родились «руигат». И вот это самое главное скоро начнется. Скоро. Возможно, уже завтра…
Глава 5
– Ну что, гаденыш, наелся?
Смач с трудом приподнялся на дрожащих руках и сплюнул землю, которой набили его окровавленный рот, затем собрался с духом и рывком сел, едва не застонав от волны боли, резанувшей избитое тело.
– Ты гля… еще шевелится! – удивился бандит. – Ну ща я ему…
– Хватит, Шалый, – остановил его более грубый голос. Почти бас.
– Будяк, – возмущенно вскинулся бандит, – да он же…
– Ежели ты его сейчас грохнешь, то его недельную долю в общак с тебя брать будем, понял?
Это заявление заметно снизило возмущение бандита, но сразу он не сдался:
– Так что, мы теперь будем спокойно терпеть, когда «вольняшки» на нас рот разевать станут?
– Ты ему и так уже достаточно навалял. Еще пару раз двинешь – сдохнет. А чем для тебя это окончится – я тебе уже сказал.
– Да я че, хватит – так хватит, – пошел на попятный мучитель Смача, после чего картинно сплюнул ему на разбитое лицо и засунул дубинку в кольцо на поясе.
– А тебе, «вольняшка», я так скажу: еще раз вякнешь насчет справедливости – не пожалею одной доли и дам Шалому тебя прикончить. – В грубом басе появились оттенки удивления. – Вот ведь все вокруг всё понимают – и старосты, и хозяева, и даже девки из борделя, а этот утырок вздумал справедливости искать! Ну не кретин ли?
Стоявшие вокруг бандиты глумливо захохотали. Но, к глухой ярости Смача, не только они. Все остальные, столпившиеся на этом пятачке, почти свободном от развалин, тоже присоединились к хохоту бандитов. Угодливыми, дребезжащими голосками, испуганно, смущаясь, но хохотали. Смач попытался стиснуть зубы, но едва не вскрикнул от боли в разбитом рту. Эти идиоты разве не понимают, что новый сбор обрекает их не просто на нищету, а на настоящий голод! Ведь им же придется отдавать две третьи найденной добычи! А то и более. Потому что если раньше часть добычи обменивалась по бартеру, теперь все придется нести в скупку. И естественно, при таких объемах скупки цены упадут. И как выжить?
– Значит так, повторяю – руку монет в неделю с каждого взрослого. И по два пальца с иждивенца. Других настолько тупых нет?
– Не… нет… нет таких… – загомонила толпа. Отчего Смач застонал и прикрыл глаза.
– И не советую в бега удариться! За каждого сбежавшего – штраф на всех в пять монет. На всех, понятно? И доля сбежавшего также будет разложена на всех!
После чего до сидевшего с прикрытыми глазами Смача донесся хруст щебня под ногами уходивших бандитов.
– Ну как ты? Сильно болит?
Смач открыл глаза. Рядом с ним присела на корточки Мисуль. Она смотрела на него встревоженным взглядом. «Вольняшка» скривился и осторожно пощупал языком зубы. Вот уроды! Похоже, выбили еще два. У Смача и так не хватало трех зубов. Один выбили еще в детстве, а еще два он потерял, уже когда начал ходить в дальние рейды…
– Мисуль, а ну отойди от этого!
Лицо девушки исказилось, и она, чуть повернув голову, презрительно бросила за спину:
– Ага, как же, разбежалась!
– Я тебе что сказал! – заревел отчим Мисуль. Девушка резко выпрямилась и развернулась, сердито уперев руки в бока и набирая воздуха в легкие. А Смач снова тоскливо прикрыл глаза. Ну, сейчас опять начнется…
Роскошные свары, которые устраивали юная звезда местного борделя Мисуль и ее отчим, славились на все Писонды, как именовалось это поселение «вольняшек». В принципе, отчим, дюжий мужик с длинными руками и тяжелыми кулаками, вполне был способен хорошенько проучить свою приемную дочь. И ранее совершенно не стеснялся это делать. Но стоило Мисуль податься в проститутки, как все изменилось. Когда после изменения статуса падчерицы отчим «поучил» ее по старой привычке, ему тут же хорошенько прилетело от вышибал мамаши Пунгну, хозяйки борделя. Мисуль, которая вследствие своей юности и симпатичного личика, а также горячего природного темперамента, занималась работой с удовольствием и даже с огоньком, мгновенно выбралась в топ местного «списка шлюх». И когда она объявилась на работе обезображенная синяками и ссадинами, это резко снизило ее, так сказать, рыночную привлекательность и нанесло бизнесу бандерши серьезный финансовый удар. Да и не только ее. Потому что бордель являлся одним из немногих заведений Писонды, через которое в казну поселения тек тонкий ручеек реальных денег. Ибо подавляющее большинство других, ну… назовем их – местными предприятиями малого бизнеса, работали в основном по бартеру: «тошновка» за «пищевые картриджи», стирка и штопка за «тошновку», и так далее. Так что в том, чтобы доходы борделя росли либо как минимум не снижались, были заинтересованы непосредственно староста и, пусть и опосредованно, остальные жители. Вследствие чего «вразумление» отчима Мисуль прошло при полном взаимопонимании и моральной поддержке всего населения Писонды.
С первого раза отчим изменившийся расклад не осознал. Нет, кое-какие выводы он сделал и уже старался бить «аккуратно», чтобы «на лице синяков не оставалось». Но ему было повторно внятно объяснено, что у шлюхи рабочий инструмент не только лицо, но и все тело. Так что если до уважаемого еще не дошла его неправота, то мамаша Пунгну готова перейти к превентивным действиям, заключающимся в том, что отчиму Мисуль перестанут давать в местном баре какое бы то ни было горячительное. Что бы он на обмен ни предложил. А вот этого душа «вольного искателя» перенести никак не смогла. Поэтому отчим Мисуль зажал всю свою волю в кулак и… сумел-таки перебороть собственное естество, теперь наезжая на падчерицу только словесно. Но девушка была бойка на язык, что вкупе с ее горячим темпераментом сделало ее перепалки с отчимом одним из популярнейших развлечений для всего поселения. Но Смачу сейчас было совершенно не до наслаждения разворачивающимся представлением. Но, слава богам, у него была возможность остановить его. И он ею воспользовался.
– М-м-м-ы… – тихо простонал он, и Мисуль, уже совсем было собравшаяся закатить отчиму роскошную истерику, мгновенно заткнулась и, склонившись к Смачу, встревоженно вскрикнула:
– Что, совсем плохо? Давай я тебе помогу. Вот, цепляйся за меня! Давай вставай…
– Давай я тоже помогу, – пробасили рядом. Смач покосился на произнесшего эти слова и скривился. Это подошел староста. Да пошел он со своей помощью! Раньше надо было думать, а сейчас что? И ладно он, Смач ему, вполне возможно, повезет и он сдохнет от полученных травм быстрее, чем от голода. А остальным-то что делать? Руку монет в неделю с каждого взрослого. Да где их взять-то?!
Деньги были вещью, оставшейся со времен до Смерти. Причем вещью целой! А такие редкости ценились даже не потому, что они имели какую-то практическую ценность, а сами по себе. Так что их обычно прибирали те, кто мог силой подтвердить свое право обладать чем-то, чего желали и другие. Подавляющее же большинство людей держали в своих руках монеты только несколько раз за всю свою жизнь, вполне обходясь в остальное время прямым обменом. И вот теперь эти уроды, прикрываясь тем, что они понесли серьезные потери в столкновениях с бандой Камуярзки и им нужно срочно восстанавливать силы, обложили их поселение столь невообразимой данью. Руку монет в неделю… Уму непостижимо! И этот смердяк, который побоялся даже слово вякнуть против подобного беспредела, теперь предлагает помощь…
– Уйди, – глухо прошамкал Смач разбитым ртом.
– Зря ты так, – прогудел староста. – Сам же видишь – что мы могли сделать-то? Куролесы двумя дюжинами пришли! Куда тут рыпаться-то?
– Да хоть тремя, – упрямо прошамкал Смач. – Если бы мы все уперлись – они бы точно пошли на попятный. А так – передохнем от голода, старый дурак.
– Ничего, у нас кое-что есть в кассе поселения, так что какое-то время протянем. Ну не будут же они долго сохранять такой налог. Ведь совершенно же ясно, что…
– Будут.
Староста резко развернулся. У дальнего края расчищенной площадки, вмещавшей всех жителей Писонды, на которой и состоялись все вышеупомянутые «договоренности», нарисовалось несколько новых действующих лиц. Причем с одним из них Смач был знаком…
Он тогда копал у «Гнилых зубов», как именовали группу развалин, отделенную от того района Руин, на окраине которых находилось их поселение, широкой полосой зарослей. Что там располагалось во время до Смерти – никто не знал, но народу там погибло – туча. Даже сейчас, спустя столько времени, нижние полуобрушенные этажи огромных зданий были заполнены обглоданными человеческими костями. Мангусты в поисках пищи были способны забираться в такие щели…