Недостающее звено - Мейтленд Иди

Признав доводы в пользу рамапитека как нашего предка и рассмотрев другие изложенные тут данные, мы можем прийти к следующим выводам.

1. Гоминиды отделились от человекообразных обезьян по меньшей мере 15 миллионов лет назад.

2. Примерно 5 миллионов лет назад они развились в два-три разных типа.

3. Один из этих типов продолжал развиваться, в результате чего приобрел более мощный мозг и создал примитивную материальную культуру.

4. Эти достижения помогли ему около миллиона лет назад вытеснить своих ближайших родичей.

5. С тех пор он живет на Земле в одиноком величии.

Глава третья

С деревьев на землю

Важнейшие события оказываются непреднамеренными; случайность обращает ошибки во благо… Величайшие мировые события не готовятся умышленно, они происходят сами собой.

Кошачий лемур, живое напоминание о вымершем предке всех приматов. Его глаза еще несколько обращены в стороны, а мозг невелик

Сколько мыслей вызывает взятый в руки зуб австралопитека! Ведь ты держишь то, что три миллиона лет назад начало образовываться во чреве одной из древних наших прародительниц. То, что росло точно так же, как растут наши современные зубы. То, что обретало форму и затвердевало во рту грудного австралопитека, который, конечно, хныкал, так как у него набухала и чесалась десна. То, чем маленький австралопитек жевал, пока этот молочный зуб не заменился постоянным.

Все это было. Вот оно — доказательство, у меня на ладони. Твердое, несокрушимое доказательство, побуревшее от времени, истертое за годы перемалывания растительной пищи. Этот зуб жевал, разминал пищу для языка, который ощущал ее вкус и проталкивал ее в горло. Я гляжу на зуб. Моя мысль лихорадочно работает, стараясь найти хотя бы намек на индивидуальность того, в чьем рту вырос этот зуб. Как он жил, как умер? Как относились к нему его родичи? Была ли его жизнь по меркам австралопитеков удачной или неудачной? Зуб глядит на меня. Он ничего мне не говорит.

И не может ничего сказать. Окаменелости — прекрасные свидетельства того, в каком направлении шла эволюция, но они почти ничего не сообщают о том, как она происходила и почему. Эти вопросы постоянно ставили в тупик специалистов, и некоторые из них предприняли исследования совсем иного рода, считая, что искомые ответы должно дать изучение ближайших родственников человека среди современных приматов — и в первую очередь шимпанзе, самого близкого из них.

Такая честь выпала на долю шимпанзе не только потому, что он чуть ли не кровный брат человека: по мнению ученых, из всех крупных человекообразных обезьян он наименее специализирован и, вероятно, больше остальных напоминает общего предка человекообразных обезьян и человека. Другими словами, проследив линию гоминидов в прошлое достаточно далеко, мы в конце концов доберемся до предка, который может оказаться похожим на современного шимпанзе.

А потому давайте всмотримся в человекообразных обезьян — и особенно внимательно в шимпанзе, — выискивая в них, если это возможно, не только то, в чем они еще сохраняют сходство с нами, но и стертый, искаженный намек на то, чем мы, возможно, были несколько миллионов лет назад. И, что не менее важно, быть может, нам удастся распознать те или иные пути, которые в конечном счете привели к различию между нами.

Сама идея изучения приматов для лучшего познания человека далеко не нова. Еще в 20-х годах нашего века Роберт Йеркс в Соединенных Штатах Америки наблюдал ручных шимпанзе, а Солли Закермен знакомился с павианами гамадрилами в Лондонском зоопарке. Оба они внесли важный вклад в науку о приматах, но и они сами, и другие исследователи постепенно пришли к выводу, что по-настоящему разобраться в сложностях сообщества приматов можно, только изучая животных в естественных условиях.

Правда, один человек много раньше уже вел такие исследования. Юджин Маре, эксцентричный южноафриканский поэт, наблюдал поведение павианов еще в 1905 году. Однако он жил в постоянной нужде и к тому же из-за тяжелой болезни стал наркоманом. Хотя он собрал много новых и ценных сведений о павианах, его труды не получили известности.

Научные полевые наблюдения за приматами начались в 30-е годы, когда Ч. Карпентер приступил к изучению гиббонов в Таиланде и обезьян ревунов на острове Барро-Колорадо в Панамском канале. Однако по-настоящему они развернулись лишь после второй мировой войны, когда многие молодые специалисты — некоторые из них впоследствии приобрели всемирную известность — покинули университеты и музеи и занялись изучением обезьян в естественных условиях. Они изучали гиббонов и орангутанов в Юго-Восточной Азии, лангуров в Индии, горилл, шимпанзе, павианов и разных лесных обезьян в Африке. В Центральной и Южной Америке началось интенсивное изучение обезьян Нового Света.

Оказалось, что вести наблюдение за приматами гораздо сложнее, чем думали прежде. Многие из них, например горные гориллы, обитают в труднодоступных местах. Другие держатся в верхнем ярусе джунглей, где они практически невидимы. Третьи, такие, как орангутаны, крайне редко встречающиеся животные. И почти все они стараются прятаться от наблюдателей. К тому же далеко не всегда бывает ясно, чему следует придавать значение и как истолковывать результаты наблюдений. Разные виды ведут себя по-разному в разных местностях, под воздействием разных экологических условий и даже в зависимости от плотности популяции.

Пришлось преодолевать давние предрассудки. Более ста лет ученые и путешественники считали гориллу опасным лесным чудовищем и красочно описывали, как она в дикой ярости бьет себя кулаком в грудь и испускает рев, от которого кровь стынет в жилах. А ее огромные зубы и мощная мускулатура не оставляли сомнений, что ей ничего не стоит откусить человеку руку или просто оторвать ее. В 20-х годах нашего века путешественник Карл Экли заподозрил, что гориллы вовсе не так свирепы, как было принято думать. Однако только зоологу Джорджу Шаллеру удалось доказать, что гориллы на самом деле — робкие и кроткие животные.

Шаллеру было очень трудно вести свои исследования, но вовсе не потому, что гориллы могли напасть на него и разорвать в клочья, а потому, что ему редко удавалось подобраться к ним на достаточно близкое расстояние. Он и его жена тринадцать месяцев прожили в маленькой хижине высоко на склоне вулкана Вирунга, на востоке Кении. Шаллер рыскал по сырым туманным лесам, нередко на высоте трех с половиной километров, проходя в день по 15–20 километров по невероятным чащобам, ночуя под открытым небом, — и все для того лишь, чтобы хоть мельком увидеть этих неуловимых животных.

Шаллер узнал о горных гориллах очень много, но считает, что узнать о них можно еще гораздо больше. Ему так и не удалось подружиться с дикой гориллой, и он ни разу не прикоснулся ни к одной из них. Этого сумела добиться Диана Фосси, молодая специалистка по приматам, которая поселилась в тех же горах, где жил Шаллер, работает там сейчас и предполагает работать еще долго. Ей удалось познакомиться с гориллами поближе: в один незабываемый день большой самец подкрался к ней и робко дотронулся до ее руки. А она, чтобы ободрить его и не спугнуть, старательно смотрела в сторону.

Хотя гориллы физиологически и очень близки к людям, в них мы не находим такого сходства с собой, как в бойких и любопытных шимпанзе. Гориллы едят грубую растительную пищу. Они спокойны, флегматичны, консервативны в своих привычках и относительно медлительны.

Шимпанзе, благодаря долгим и самоотверженным полевым наблюдениям, теперь изучены достаточно хорошо. Большая заслуга тут принадлежит Джейн Гудолл. Все началось с того, что она стала секретаршей Луиса Лики. Однажды Лики узнал, что в лесах на западе Танзании неподалеку от реки Гомбе-Стрим, впадающей в озеро Танганьика, обитает группа шимпанзе. Лики интересовало все, что связано с приматами, и он решил поручить кому-нибудь наблюдение за этими шимпанзе — он считал, что лесистые берега Гомбе очень похожи на Олдувай, каким он был два миллиона лет назад.

Джейн Гудолл посвятила изучению шимпанзе многие годы. Как и Шаллеру, труднее всего ей было преодолеть их недоверчивость и осторожность. Она разбила лагерь неподалеку от озера и поселилась там с матерью. День за днем Джейн бродила в поисках шимпанзе по лесу, занимающему площадь около 40 квадратных километров. Она решила вести за ними наблюдение сначала с почтительного расстояния, чтобы исподволь приучить их к своему присутствию, и только потом попытаться свести с ними более тесное знакомство. Но шли месяцы, а ей все еще не удавалось приблизиться к ним и они по-прежнему относились к ней с подозрением. В конце концов долгий испытательный срок, который вряд ли выдержал бы менее преданный своему делу человек, завершился, и многие, хотя и не все, шимпанзе признали Джейн своей. А с некоторыми она даже подружилась. Она провела среди них тысячи часов, иногда вступая в прямой физический контакт: раздавала бананы или играла с детенышами. Но чаще она тихо сидела в стороне и наблюдала жизнь сообщества, которая постепенно раскрывалась перед ней во всей своей сложности.