Том 13. Большая Душа - Лидия Чарская

Юрий проговорил это горячо, пылко. Его красивое лицо горело воодушевлением. Темные глаза правдиво и ясно смотрели на бабушку. А старуха любовалась внуком.

"Совсем в отца, совсем в покойного Левушку, — думалось ей в эти минуты. — Ну, и Господь с ним, коли так!"

Ведь и сама она в душе не может не уважать их обоих за эту стойкость. Только, разумеется, отчасти не прав Юра; молодо-зелено, все перехватывает через край. А то ли бы дело кончить высшее образование, а там — хоть в три консерватории сразу! А это упорное нежелание принимать от нее, родной бабушки, денежную помощь? Это ли не гордыня в нем? — И она укоризненно качала своей белой, как снег, головой.

Как бы отвечая на мысли старухи, Юрий заговорил снова:

— А я к вам за помощью приехал, бабушка.

"Наконец-то!" — мысленно обрадовалась Зарина и внимательно взглянула на внука.

— Да, вы одна можете нам помочь в одном деле.

И он тут же подробно и толково изложил Анастасии Арсеньевне все касающееся судьбы Доси.

Старуха внимательно выслушала его.

— Племянница и воспитанница актрисы? Гм… живая, бойкая девочка, говоришь ты? И большая фантазерка вдобавок? Ну, это мне не особенно-то по вкусу. Да неужели живее и бойчее нашей Сони-Наоборот? И такая же грезящая с открытыми глазами, как наша Марина Райская? Да ведь с такою хлопот не оберешься, Юрушка. — Зарин невольно рассмеялся на эти опасения бабушки.

— Нет, нет, успокойтесь, бабуся. Она совсем в ином роде, эта маленькая протеже моей Аси: и с ней вам не будет особенных хлопот. Но если меня что и смущает, так только то, что мы с сестрой не сумеем ее подготовить за лето в старшее отделение; а для младшего и среднего она велика. Ей уже стукнуло четырнадцать, бабушка.

— Надо будет подумать. В крайнем случае придется с нею заниматься особо. Ты говоришь сам, что девочка хочет учиться?

— Безумно! И вы только подумайте, бабуся, вместо ученья ей придется выступать где-то в захолустном провинциальном театрике, изображать «толпу» и отложить всякое попечение о дальнейшем образовании. А ведь она бывшая гимназистка!

Юрий сказал это без всякого умысла разжалобить Анастасию Арсеньевну, со свойственной ему прямотой; но эти слова его дали неожиданный толчок решению бабушки.

— Бедняжка, мне жаль ее, — задумчиво произнесла Зарина. — Я согласна. Ты говоришь, она умненькая и милая? Посмотрим. Во всяком случае, если бы она не подошла к нам и не оправдала твоих и Асиных ожиданий, ее крестная возьмет из пансиона девочку. Пока что я приму ее за свой страх. Можешь порадовать мою любимицу Асю.

— Ну, не прелесть ли вы, бабушка! Ведь я всегда говорил: золотое у вас сердце. Спасибо вам за Досю, родная.

И Юрий склонился к рукам Анастасии Арсеньевны и расцеловал их.

— Вы уже уезжаете, Юрий Львович? А обедать разве не останетесь с бабушкой и с нами? — окликнул юношу звонкий голос, когда он, попрощавшись с Анастасией Арсеньевной, направлялся к калитке по тенистой аллее, начинавшейся от самой террасы.

— Это вы, Соня-Наоборот? Что вы тут делаете? — увидев появившуюся из-за кустов девочку, спросил Юрий.

— А я вас ждала здесь. Очень просто, потому что умираю от любознательности, что ли. Так, кажется, называется то, когда что-нибудь до ужаса узнать хочется?

— Нет, не так вовсе; любопытством это называется, — улыбнулся Юрий.

— Ну, пускай хоть любопытство будет, — махнула она рукой. — Умирать все равно одинаково неприятно и от того, и от другого — и от любопытства, и от любознательности. И вы один можете спасти меня. Скажите же, Юрий Львович, и скажите скорее, кто эта девочка, которая поступит к нам осенью, в наше старшее отделение?

— Ай-ай-ай! Вы, кажется, подслушали, Соня-Наоборот, у дверей нашу беседу с бабушкой?

И Юрий укоризненно покачал головой.

— Совсем неправда, — вспыхнула Соня, и ее цыганские глаза сердито блеснули. — Я не подслушивала, а слушала попросту, — это, во-первых, и не у дверей, а из окошка наверху, из дортуара, — во-вторых. И все до капельки слыхала. Только имя и фамилию пропустила, потому что эта противная тихоня Эмилия шипела мне в это время в уши что-то вроде исповеди за мой поступок. Ужасно она скучная, эта тихоня Эмилия, право! Не понимаю, неужели нельзя совместить примерное учение с некоторой живостью характера? Ведь вот ваша сестра Ася, например. Она и не «святоша», как Миля, никому не отравляет жизни нотациями, а ведь считается первою в нашем отделении по прилежанию. Но к делу, однако, а то меня хватятся снова и вместо обеда накормят досыта выговорами, по обычаю. Итак, насколько я поняла из вашей беседы с бабусей, будущая новенькая — такой же точно боец, как и я? Ура! Нашего полку прибыло! — выкрикнула Соня и тотчас же прикусила язычок.

— Ай-ай-ай, пропала я! Сейчас меня потянут на расправу. Теперь уже приходится улепетывать поневоле. Ну, прощайте, Юрий Львович, то есть до свидания. Кланяйтесь вашей Асе и новенькой также. И передайте ей, что Соня-Наоборот ждет ее с распростертыми объятьями. Приятного вам пути, а я удираю.

И девочка снова исчезла в чаще сада.

Эта Соня-Наоборот, или Соня Кудрявцева, была всеобщей любимицей здесь, в пансионе. Она оживляла своим веселым нравом, своими невинными шалостями и проказами однообразную жизнь воспитанниц. Сама Анастасия Арсеньевна, считаясь с живым темпераментом и непосредственной натурой девочки, насколько могла, снисходительно относилась к маленькой проказнице. И Соне-Наоборот прощалось многое, чего не простилось бы другой воспитаннице, благо, шалости девочки никогда не имели злого умысла. У этой Сони-Наоборот было золотое сердечко, а главное, правдивое, как ни у кого. И это одно уже давало право на всеобщую симпатию к ней окружающих. А вторая причина снисходительности к ней бабушки заключалась в ее круглом сиротстве.

Соня-Наоборот не помнила своих родителей: у нее не было близких родственников: а может быть, они и были, но она их не знала и чувствовала себя крепко-накрепко привязанной к пансиону.

Юрий Львович Зарин, заручившись согласием бабушки, спешил домой порадовать ожидавшую его с особенным нетерпением Асю.

Глава 5

— Ух, на сегодня довольно, Ася, а то у меня голова лопается от всех этих причастий, деепричастий и прочей прелести. Грешно так мучить бедную девочку, да еще в праздник! Отпусти же мою душу на покаяние, я больше не в силах заниматься, Асенька!

Девочки были не одни в комнате. Несколько подростков, в коричневых платьях, с белыми фартуками, сидели за другими партами посреди классной комнаты. Девочки усердно учили что-то по раскрытым учебникам и тетрадям. Но Дося, сидевшая за отдельным рабочим столом, не имела ни малейшего желания следовать примеру своих новых товарок. Она то ерзала беспокойно на стуле, то поминутно заглядывала в окно, то оглядывалась назад, к немалому огорчению сидевшей подле нее Аси.

— Асенька, миленькая, отпусти, ради Бога. Ведь все равно сейчас прогулка назначена, так десятью минутами раньше, десятью позже, не все ли тебе равно?

Голос Доси был пронизан таким молящим выражением, что репетировавшая с нею уроки Ася не могла не засмеяться.

— Я понимаю, в чем дело, моя дорогая. Вероятно, Соня-Наоборот задумала опять какое-нибудь новое предприятие, и уже, разумеется, Дося Оврагина ее ближайшая сообщница? Не правда ли? — осведомилась у подруги Ася.

— Совершенно верно. Ты угадала. Но только, чур, никому ни полслова, Ася! Слышишь? Правило товарищества — прежде всего. И ради всего святого, не проговорись ты нашей троице, трем святошам нашим: Марине, Миле Шталь и Рите. А то начнутся ахи да охи, всякие там вздохи и переполохи. А это нам с Соней не улыбается вовсе. Пусть повздыхают тогда, когда дело будет уже сделано.

— Но тогда, может быть, будет уже поздно, Дося? И какое это дело, наконец? Я вижу, что ты сама не своя все утро, голубушка, и меня не на шутку начинает тревожить то, что вы с этой проказницей Соней-Наоборот затеяли какую-нибудь шалость, за которую вас не погладят по головке бабуся с m-lle Алисой. Попадет вам обеим.

— Вот уж не попадет, будь уверена, нисколечко; потому уже не попадет, что мы задумали не глупость какую-нибудь, а очень хорошее и даже душеспасительное дело, как говорит наша святая Эмилия. Уж потому душеспасительное, что является оно помощью ближнему; а ты знаешь, как смотрят бабуся с m-lle Алисой на все такие добрые душевные порывы?

— Ну а мне-то ты все-таки не откроешь вашего секрета, Дося?

— Асенька! Сокровище ты мое! Брильянтовая ты моя, не проси лучше. Когда все будет сделано, ей-Богу, ты узнаешь первая. Ведь ты же мой друг, Асенька, мой лучший друг после моего бедного горбунка Вени. Или ты думаешь, что я забыла, как вы с Юрием Львовичем промаялись со мною все лето, напичкивая меня всею тою книжною премудростью, которую полагается знать воспитаннице, поступающей в старшее отделение пансиона твоей бабушки? А то, что после отъезда крестненькой вы меня в воскресные дни и на большие праздники в отпуск брать будете, — разве это не новое доброе дело, сделанное мне? Да столько хорошего вы для меня сделали, что я вам этого никогда, никогда не забуду!