Мефистон. Кровь Сангвиния - Хинкс Дариус

— Не Ватрену. — Мефистон покачал головой. — Антросу.

— Во имя Бога-Императора, зачем тебе рассказывать об этом Луцию? — Пораженный Рацел отступил на шаг. — Он едва заслужил право носить броню. — Эпистолярий осмотрелся, чтобы удостовериться, что Антрос их не слышит. — Как ты можешь ожидать от него понимания? Если уж не справился я, сможет ли он? Много братьев лучше подойдут на роль доверенного лица. Почему он?

— Гай, ты мой единственный друг в этой Галактике, единственный. — В голосе Мефистона звучали непривычные чувства. — Поэтому я доверяю тебе даже тогда, когда не доверяю себе. Я бы никогда не стал разделять эту тайну с другими, но здесь выбора не было. Он видел меня. Когда на Термин Пять я думал, что все кончено, он заглянул в мою душу. Даже увидел ту бескожую женщину, что взывает ко мне. Думаю, она — ключ ко всему, возможно, та, кто заразил весь сектор мыслями об отступничестве и ереси. Быть может, она служительница одной из Губительных Сил. Возможно, Антрос поможет мне понять, кто она. Он… — Мефистон покачал головой, не зная, что еще сказать.

— Калистарий, — вздохнул Радел, — я не стану отрицать, что он силен. — Эпистолярий пожал плечами. — Ни один претендент не выглядел таким многообещающим до инсангвинации и не был столь решительным после. Но у меня есть сомнения касательно него, ведь Луций так амбициозен, его так обуревает желание двигаться дальше… В нем есть мятежный дух, ему не хватает уважения. — Он покачал головой. — Его даже не должно было быть вчера в Остенсорио, и он сам это знает. Его туда не вызывали ни я, ни ты. Почему он оказался там во время ритуала? Ему не хватает дисциплины. Конечно, он одарен, но…

— Мы не предвидели, каков его дар, Гай, и даже я еще этого не понимаю. На Термин произошло нечто, что связало нас, наши мысли. — Мефистон следил за текущим по его броне черным пламенем. — Не знаю, к добру или к худу, но Антрос нашел путь в мое будущее. Наши судьбы переплетены.

Глава 6

Само время в Дневном Склепе застывало, навеки терялось среди страданий умирающей звезды. Величие исполинского зала на мгновение ослепило даже вошедшего лексикания; сверхчеловеческие глаза быстро приспособились к неистовому сиянию, но даже тогда Антрос сумел разглядеть немногое. Над ним нависали громадные сияющие столпы света, столь высокие, что он не мог увидеть их вершины. Сам масштаб этого помещения отвергал законы физики, даже в либрариуме оно не могло существовать, если бы подчинялось обычным правилам науки. И все же оно существовало.

В центре зала парила Идалия, прекрасная хранительница бесчисленных идей. Эта алая звезда ярилась и пылала в каменной темнице, будучи скованной оберегами столь мощными, что их не смог бы разбить ни один из ныне живущих библиариев. Светило достигало лишь двенадцати метров в диаметре; как гласили легенды, оно было сжато волей Самого Императора. Оно было утоплено в грудь воистину исполинской статуи: ангел стоял, положив одну руку на рукоять меча размером с кафедральный собор, подняв над головой открытую ладонь второй, свободной руки. Какой бы ни была истина о пленении Идалии, солнце до сих пор сияло достаточно ярко, чтобы озарять каждую пядь гигантского изваяния. Генераторы, проводники и клапаны шумели, направляя энергию через гудящие ряды аккумуляторов, а оттуда — к черному ваальскому камню. Алое пламя растекалось вокруг монумента, словно кровь по немыслимо огромным артериям; ярче всего свет сиял вокруг открытой ладони. Над ней кружили три крупных багровых кристаллических глыбы. Непосвященного наблюдателя поразила бы их красота, но Антросу была ведома иная правда. В Алых Слезах таились миллионы текстов, видимых лишь самым могущественным псайкерам. Даже теперь, спустя многие годы обучения, лексиканий едва мог разглядеть их. Благодаря Идалии сие причудливое хранилище знаний грациозно парило, не падая вниз, а рядом мельтешили стаи крылатых сервиторов, сервочерепов и херувимов, которые каталогизировали, осматривали и зачитывали названия книг, увеличивая общий уровень шума.

При виде статуи Луций застыл на месте. Он словно встретил самого Сангвиния — столь велико было сходство. Его захлестывали противоречивые чувства. Когда Антрос взял себя в руки, то огляделся, завороженный чудесами. Увы, у него не было времени изучить их. Позади него стоял эпистолярий Рацел, смотревший на ученика с еще большим неодобрением, чем обычно. Впереди находился Мефистон, едва различимый в суматохе: его силуэт вырисовывался в вышине перед далеким ликом статуи, а плащ мерцал в жарком мареве Идалии.

Когда лексиканий пошел вперед, то ощутил, как ноги отрываются от земли. Звезда не только оберегала книги от тяжкого бремени веков, но и играла в свои игры. Антрос невольно улыбнулся, скинув оковы гравитации, и воспарил к Мефистону. Рацел последовал за ним. Властелин Смерти вел их прямо к пылающему сердцу в груди статуи и, наконец проскочив сквозь стаи херувимов, влетел в мраморную дверь, скрытую в одном из крыльев статуи.

Антрос последовал за ним в гораздо меньшую комнату и едва пересек порог, как гравитация повергла его на пол. Луций легко приземлился со свистом сервомоторов и гидравлических механизмов и огляделся. Мефистон слился с тенями мрачного скрипторума. По углам зала виднелись сервиторы в глубоких капюшонах: они удобно устроились в высоких каменных альковах — склонялись над мерцающими экранами и что-то царапали металлическими стилусами на восковых табличках. Они переписывали отображающиеся на экранах символы, а содержимое табличек, в свою очередь, постепенно воспроизводилось ярко-красными чернилами на свитках из светящегося пергамента. Сперва лексиканий решил, что сервиторы просто сидят там, но потом заметил, что их тела соединены с машинами. Верхняя половина их тел сохраняла подобие человеческой, но вместо нижней виднелись лишь гудящие и свистящие когитаторы.

Приземлившийся рядом Рацел посмотрел на один из альковов в дальней части зала. Луций видел лишь сгусток теней, но его учитель, похоже, рассмотрел нечто любопытное.

— Так это он? — спросил эпистолярий, в чьих странных синих глазах отражался свет свечей. — Еретик?

— Я бы не называл его так, — ответил Мефистон, направившись туда, куда смотрел эпистолярий. Вслед за ним пошел и Рацел. — Но да, это и есть мой гость.

Антрос последовал за ними и увидел в нише экклезиарха, прикованного к вычурной медной дыбе. Волосы на его макушке были церемониально выбриты, совсем как у священников, которых лексиканий видел в Карцери Арканум: он явно принадлежал к тому же ордену, но, судя по грязным и изодранным одеяниям, пережил суровые испытания. Лицо его казалось столь же бледным, как у Мефистона, а тонзуру покрывала запекшаяся кровь — мытарства смертного явно продолжались. От дыбы отходили пучки проводов и трубок, уходивших под кожу священника. Подвешенный с распростертыми руками и ногами, экклезиарх напоминал витрувианского человека, окруженного веером ребристых черных трубок, по которым в его организм закачивалась темная вязкая жидкость. Глаза церковника были закрыты, но, судя по всему, сны его были тревожны: он постоянно дергался и что-то бормотал.

— Что вы с ним сделали? — выдохнул Антрос, заметив выведенные на коже причудливые космологические символы.

Лицо Мефистона осталось столь же бесстрастным, как и всегда, но Рацел сурово уставился на Луция:

— Обращайся к старшему по званию с должным уважением, неофит.

Рацел лично обучал Антроса и отлично знал, что тот вот уже как несколько лет перестал быть неофитом, но, похоже, эпистолярию нравилось дразнить его.

— Простите меня, мой господин, — сказал Луций.

— Перед нами пресвитер Кохат, — заговорил Мефистон, словно не заметивший нарушения субординации. — Считаные мгновения отделяли его от смерти, когда я унес его с Дивинуса Прим. Кохат пробирался через развалины, ища встречи с культистами и не зная, что им уготована смерть от артиллерийского обстрела своих же войск. — Мефистон постучал по одному из экранов и прищурился, смотря на проносящиеся на нем фигуры. — Но, спасая из Кронийского сектора, я почти убил его. — Он покосился на Антроса. — Отчасти ты видишь перед собой меры, которые я принял, чтобы сохранить ему жизнь.