Отдавая – делай это легко - Кира Александрова

Когда Бьянка вернулась домой, чистые ботинки сына стояли на том же месте, что и вчера вечером. Страстная забота и бесконечная тревога за Тома выдрессировали Бьянку, словно сторожевую собаку. Она замечала каждую мелочь, миллиметровое отступление от логического хода событий. То, что Томаш пропустил учебный день, взволновало ее, и Бьянка, скинув туфли, моментально взлетела в комнату сына. Том спал, уткнувшись лицом в подушку. Задержавшись в дверях, Бьянка ощутила, как морозная дрожь поднимается от ступней вверх, растягиваясь по всему телу, на лбу выступили холодные капли. Плавными движениями, бесшумно переступая с ноги на ногу, она подошла к кровати и положила руку на лоб сына. Температуры не было, это точно. Бьянка раскопала под одеялом его руку. Надо же, когда она делала так последний раз, Том был еще совсем мальчишкой! Сейчас, глядя на взрослую мужскую ладонь, гораздо больше ее собственной, Бьянка почувствовала щемящую тоску и тяжесть в груди – а ведь мальчик стал совсем большой. Том зашевелился и перевернулся на бок. Лицо спокойное и расслабленное. Она провела рукой по щеке – колючая! И холодная. Руки тоже абсолютно нормальные, никаких признаков, просто паранойя. «Но почему же он спал в такое время и не выходил сегодня из дома? Просто устал? Да мало ли что! Каждое утро ему приходится вставать рано, чтоб успеть к первой ленте, вот и решил отоспаться сегодня за все время, – мысли будоражили сознание Бьянки, рождая все новые и новые доводы. Она сидела возле спящего сына и не могла оторвать взгляда. – Он вырос красивым парнем. Я наверняка влюбилась бы в него, будучи девчонкой-однокурсницей. А он такой застенчивый и практически ни с кем не общается. Стесняется своей хромоты. Как сложится его жизнь? Та часть жизни, в которой не будет меня, ведь когда-нибудь это время наступит…». Она поежилась, мысль о том, что рано или поздно придется расстаться с сыном, толкала ее в паническое отчаянье. Нет, она не может себе представить, как это! Конечно же, он будет где-то недалеко, может, даже останется здесь, в этом доме. А вдруг решит уехать? Да нет, нет же! Он не поступит так с матерью. Но когда-нибудь он встретит девушку, она станет его женой… Боже, нет, а если она окажется недостойной, если разобьет ему сердце? Как она, мать, переживет это? На Бьянку накатились воспоминания, когда отец искал ее в ночных забегаловках, а потом, отвратительно пьяную, перепачканную плохой едой и рвотой, тащил на себе в машину. И мать скулила от бессилия, отмывала, переодевала и дежурила долгие ночные часы у кровати, если вдруг что-то понадобится, а на утро покорно, сквозь слезы наблюдала, как дочь покидает дом, чтобы в грядущую ночь повторить все сначала. Бьянка сжалась, только сейчас она по-настоящему поняла, какую боль причиняла самым близким, самым дорогим людям, и ничего этого уже не исправить, не смыть морщины средством для снятия макияжа, не обновить память, не нажать «Delete», удалив всю мерзость из прошлого. И нет в запасе другой жизни, чтобы переписать историю заново.

– Привет, мам.

Бьянка встрепенулась. Том наблюдал за ней уже несколько минут. Мать выглядела очень странной, не то чтобы уставшей, нет, она будто утонула в раздумьях, погрузилась глубоко-глубоко в воспоминания.

– Ты в порядке?

– Я? Да! Я в порядке, конечно, в порядке. Вот пришла, а ты – спишь. Что-то случилось? Ты не был в университете.

Том подтянулся на руках и сел на кровати. Голова тяжелая, хотя он и проспал полдня.

– Вчера долго читал, совершенно не выспался. Сегодня одни лекции, можно и прогулять, – он усмехнулся, но Бьянка не почувствовала легкости в его словах.

– Ну что ж, – она взъерошила его непослушные волосы, – вставай, я приготовлю ужин, сегодня бабушка с дедушкой обещали заглянуть, если у деда спину отпустит. Ты бы звонил хоть иногда, они любят тебя, хотя у них не принято выставлять чувства напоказ.

Том кивнул.

– Да, я сейчас. Приведу себя в порядок.

Бьянка чмокнула его в лоб. «Холодный», – еще раз с облегчением отметила про себя. Отпуская руку сына, машинально перевернула ладонью вверх.

– Мам, ты что?

– Нет, нет, ничего, – она даже смутилась. – Ты совсем взрослый, совсем большой, я не ожидала, что это произойдет так скоро.

– Ты что-то совсем загрустила, тебе нужно развлечься! Сходить в кино, на танцы, а мам? Ты же у меня красавица и совсем-совсем еще молоденькая! – Том подмигнул.

– Да ну тебя, Томаш, какие танцы! Похоже, ты проспал слишком долго, давай, поднимайся, прогуляешься до магазина, пока я готовлю мясо или рыбу. Что хочешь?

– Ну мясо… Или рыбу… Ты же знаешь, я люблю все, что ты готовишь!

Он все еще сидел под одеялом, вставать, по правде говоря, совсем не хотелось, тем более тащиться в магазин.

– Томаш, подъем!

Голос матери доносился уже из кухни. Что ж, выбора не оставалось. Том встал с кровати, натянул майку и джинсы. На ходу бросил взгляд на себя в зеркале, оттуда на него смотрела вчерашняя девчонка-однокурсница. Том даже споткнулся от неожиданности и чуть не завалился на пол. Он вернулся на шаг назад и снова заглянул в зеркало, но видение исчезло. На этот раз он увидел собственную небритую и слегка помятую физиономию.

Зябкий сырой вечер взбодрил круче, чем ледяной душ. Том пожалел, что не надел шапку. Он шел, натянув воротник куртки до ушей, чтобы хоть как-то укрыться от колючих порывов ветра. Ну и весна! Мироздание ничего не перепутало?

Улицы пустовали, темнело, и народ отсиживался дома перед телевизорами, чем еще заняться в пятничный вечер? Тем более что впереди выходные. Магазин тоже выглядел одиноким и унылым. Том быстро сгреб в корзину продукты из маминого списка: молоко, хлеб, фрукты, захватил себе бутылку с минеральной водой и плитку горького шоколада, расплатился на кассе и вышел, мысленно предвкушая, как сырой до дрожи ветер снова проберется через горловину куртки под майку. Он старался идти так быстро, как только мог, но нога все еще давала о себе знать. Как не вовремя! Том выругался про себя. На другой стороне улицы появилась стая девчонок, весело заливающихся смехом. Рядом бежали две собаки. Одна совсем маленькая, куцая, она так же, как Том, содрогалась от любого дуновения, только куртки у нее не было – нечем закрыть трясущуюся от холода мордочку. Вторая собака гораздо серьезнее, какая-то бойцовская порода, Том не особо разбирался в них, но собака очень плотная на вид, мускулистая, на морде красовался металлический намордник, и ее совершенно не смущали леденящие порывы ветра, только уши в этот момент слегка прижимались к голове. Девчонки прошли стороной, собаки побежали за ними. И когда все почти исчезли из вида, Том вдруг остановился, боковое зрение что-то зацепило, что-то знакомое и очень важное. Он резко обернулся, ветер обрадовался и с остервенением стал хлестать по лицу, но Том уже не замечал ни холода, ни собственной дрожи: там, среди удаляющейся толпы, он узнал силуэт, который отпечатался в его душе так сильно, что уже не вытравить, даже если б захотелось. Он смотрел вдаль, а перед глазами снова появилась она, а ведь он так и не узнал, как ее зовут. А вдруг живет где-то рядом? Может, это ее собака, и она гуляет здесь каждый вечер, а он частенько спускается в магазин по просьбе матери. Мозг генерировал различные версии. Ему даже показалось, что она обернулась и посмотрела на него, как тогда, перед лекцией. Но фигуры уже скрылись в темноте, а он все стоял, не решаясь развернуться в обратную сторону, чтобы видение не растаяло в сумерках и не покинуло его.

Мама, конечно же, заворчала, что он долго ходил, ведь до магазина минут двадцать туда и обратно. Но слова ее прошли мимо Тома. Они ужинали молча. Бьянка лишь пару раз что-то спросила, Том автоматически что-то ответил. Он съел всю рыбу (или это было мясо?), забросил тарелки в посудомойку, налил чай в большую кружку, чтоб не доливать второй раз, сунул в карман пару конфет и пошел к себе в комнату. Бьянка посмотрела вслед, на душе скреблись кошки, но она старалась сдерживать себя. Пока все было непонятно, она решила просто понаблюдать, не доставая парня расспросами.

Том стоял у окна. Чай медленно остывал на подоконнике, стекло покрывалось мутной испариной. Нет, он, конечно, читал об этом в книжках. Много разных сюжетов, много историй о любви, о сумасшедшей страсти, сметающей все преграды на пути, о подвигах и предательствах во имя любви, о вечной жизни, о жажде смерти, о том, что любовь порой творит чудеса, порой исцеляет, а бывает и совсем наоборот: бывает, что это чувство перерождается в болезненную, неудержимую силу, которая изводит, убивает, превращает человека в ничтожество, хотя это, скорее всего, уже не любовь. Том глотнул остывший чай. То, что подобное может случиться с ним, он даже не предполагал. С кем угодно, но не с ним. Ведь он увидел ее только один раз, и больше ничего, только взгляд, случайный, мимолетный. Ни слова, ни намека. Он ничего о ней не знает, даже имени.

Он не слышал ее голоса, не представляет, какая она. А девушка совсем не знает его. С ума сойти, в этом нет ни капли здравого смысла! Том знал, что сверстникам он не особо интересен и девушки не в восторге от его хромоты, но никогда ранее этот факт его не задевал. Только до вчерашнего дня. Он подошел к зеркалу и посмотрел на себя так, словно впервые увидел свое отражение. Высокий (к удивлению врачей, заболевание не повлияло на рост!), стройный, наверное, слишком стройный для такого роста (он вспомнил парней из спортзала, которые регулярно качались на тренажерах), ему показалось, что джинсы на нем висят и майка великовата, надо же, он не замечал этого раньше. Волосы жили своей жизнью, по своим правилам, и договориться с ними совсем не просто. Может, подстричься коротко? Он сдвинул волосы со лба двумя руками назад, к затылку. Нет! Так еще хуже! Совсем не привык к открытому лбу! Легкая небритость его не смутила, однажды он слышал, как девчонки шушукались, обсуждая какого-то киноактера, и умилялись по поводу его сексуальной щетины с проблесками седины. Кто бы мог подумать, что колючая щека может вызывать такие ощущения! Том засмеялся. Чем он занимается, бред какой-то! Она никогда не посмотрит в его сторону, тем более этот светловолосый шкаф не отходит от нее ни на шаг. Так и стоял, засунув руки в карманы. Он понял, что стал другим в одночасье, в одно мгновение, и то, что было до этого момента, прошло и никогда не вернется. Уже ничего не будет по-старому. Но как с этим теперь жить и что делать дальше, Том не знал. Он ложился и вставал с одним и тем же видением перед глазами. Он изучил его до мельчайших подробностей, прокручивал в памяти снова и снова, не понимая, что оно приносит – страдание или наслаждение.