Моя жена, ее любовники и жертвы - Яна Розова

Этот трюк прокатывал уже много-много лет. Впервые Андрей провернул его с Бобом, когда им обоим было по десять лет, только вместо кетчупа он использовал зубную пасту. В то утро в пионерском лагере Боб здорово погонял его по территории. У Андрея уже сердце выскакивало из груди и пот катился градом, а Боб – злой и измазанный пастой – все грозил ему расправой, не останавливаясь, не позволяя хоть минуту передохнуть. Спасла Андрюшку добрая фея Маринка, Бешеный Боб всегда слушался ее, как дрессированный пудель. Тогда-то Андрей возблагодарил судьбу и родителей, отправивших их в лагерь вместе.

А на следующее утро вымазан пастой был уже сам Андрей. Он не обиделся, это было справедливо.

Травинка гуляла по носу Мишки, но он далеко не сразу попался на развод. Сначала Андрюхе пришлось пощекотать крылья носа и кожу под глазами, и только после этого Мишка хлопнул себя по лицу кетчуповой ладонью.

– Что это? – пробормотал он, открывая глаза.

Ответ на свой вопрос он угадал в долю секунды.

– Идиоты! – закричал Мишка, подскакивая. – В кетчупе – перец! Глаза!..

И бросился к пруду. Боб шутовски вытянул морду – ты смотри, как побежал! – а Андрюха расхохотался. Он продолжал посмеиваться до того момента, как, вытирая на ходу лицо и отряхивая руки, на веранду вернулся Мишка.

– Ничего новее выдумать не можешь? – осведомился он.

Андрей вытащил из кармана носовой платок и протянул его Мишке.

– Зачем? – удивился он словам друга. – Не стоит отказываться от трюка до тех пор, пока он работает!

Боб уже сидел за столом и что-то жевал. Вчера они не потрудились убрать продукты в багажник машины или хотя бы чем-то накрыть, поэтому по столу толпами носились муравьи и над едой кружились мухи. Насекомые аппетит Бобу не портили.

– Я это… – сказал он с набитым ртом, – пойду ловить рыбу. На фиг мы сюда приехали, если не ловим рыбу?

– Нет, еще рано. Надо рыбу прикормить, а я забыл приготовить прикормку, – ответил ему Мишка. Он уже вытер лицо и руки, сел за стол. – Андрюха, как нам чай сделать?

– Я примус принесу.

– Плевать на прикормку, – возразил Боб, активно набивая рот хлебом и колбасой. – Я пошел. Где у нас удочки?

Мишка неопределенно махнул в сторону машины. Там, на небольшой лавочке он вчера разложил снасти и даже успел пробить мотыля. Боб проследил за направлением его жеста и, продолжая откусывать большие куски от бутерброда с сыром, ветчиной и муравьями, отправился за добычей.

Часть вторая

Суббота

Похороны бабушки, похороны тети Ани, продажа квартиры, переезд к родителям Мишки, скромная свадьба и поездка на море в качестве свадебного путешествия – этими событиями были заняты весна и лето.

Пройдоха Андрей не обманул подругу детства, он продал квартиру так, чтобы после расплаты со Стасом у Маринки остались кое-какие деньги. Кстати, и момент расплаты Андрей взял на себя. А вырученных денег хватило на свадебное путешествие и обновление гардероба невесты.

И все же было ужасно обидно, что пришлось расстаться с квартирой и жить с Мишкиными родителями. Маринке было ужасно жаль, что рядом нет тети Ани, которая, возможно, как-то помогла бы Маринке вжиться в новую ситуацию. Мишкиной жене совсем не нравилось в доме Ложкиных.

…Встретили молодоженов хорошо, приветливо. Отвели им из двух комнат ту, которая была побольше и с балконом, сказали: милости просим, извините, если что не так.

А не так оказалось все. Свекровь Маринку невзлюбила с первого взгляда, что было понятно и до свадьбы. В первое же утро в доме мужа, проснувшись, Маринка услышала голоса свекра и свекрови, завтракавших на кухне.

– И как я могла допустить, чтобы Миша женился на ней? – удивлялась Римма Олеговна. – Надо было убедить его, что рано еще жениться! Она еще и сирота, мама ее ни сготовить, ни дом вести не научила. Ох, вот же не повезло!..

– Да… да… – отзывался на ее слова Дмитрий Петрович.

Тонкие стены не сохраняли в тайне ни единого слова, ни единой интонации. Немного позже Маринка поняла, что Римма Олеговна знала об этом и даже рассчитывала на это. А то, что вместе с Маринкой ее недружелюбие заметит и собственный сын, ее не волновало. «Жен может быть много, а мать – одна!» – любила повторять она.

И действительно, Миша либо не видел, что две любимые женщины, мягко говоря, не находят общего языка, либо не хотел этого видеть. Жаловаться Мишке на его мамашу Маринка не решалась. Она понимала, что муж просто не станет слушать ее. Мать есть мать, а сколько раз слышала она от него, какой изумительный человек его мама! Нажалуешься, думала Маришка, и он разлюбит…

Так и пошло. Недовольство невесткой Римма Олеговна выражала всегда таким образом, чтобы Маринка знала это, но никогда не говорила ничего плохого невестке в лицо. Если Маринка напоминала ей «случайно» услышанные гадости, она отвечала с достоинством: «Я этого не говорила!» Прямая ложь в глаза сводила Маринку с ума и лишала способности к противостоянию.

Свекор же вообще никогда ничего плохого не говорил, но всегда с женой соглашался, поддакивал ей, видимо справедливо полагая, что так ему выйдет дешевле.

С каждым денем обстановка накалялась все сильнее. Взять, к примеру, вопрос питания. За годы студенчества, живя с бабушкой, Маринка привыкла есть то, что ей хотелось в данную минуту, а Римма Олеговна требовала полной пищевой зависимости от ее кухнетворчества. Семейный ужин назначался на восемь вечера, есть же хотелось в половине седьмого. Приходилось приноравливаться, перекусывать на работе в пять, но не до сытости, а только чтобы дожить до обязательного приема пищи в кругу осточертевших родственников.

Но и перекус на работе не был выходом. Маринка ненавидела все, что готовила Римма Олеговна, изумляясь, как могут нравиться ее мужу и свекру жирные борщи и остервенело пережаренные котлеты? А вот отказ есть все это вместе с пересоленным комковатым пюре Риммы Олеговны приводил к новым обидам. Обиды снова высказывались за глаза, но так, чтобы Маринка могла их услышать…

В совместном проживании двух поколений одной семьи были и другие неприятные нюансы, проистекающие из того, что двушка Ложкиных не соответствовала размерам фамильного замка, а ванная, туалет и кухня, то есть самые горячие точки квартиры, оказывались обычно нужны сразу всем четверым жильцам одновременно.

Площадь кухни Ложкиных едва составляла пять метров, поэтому молодые вскоре приспособились завтракать в комнате, принося еду из кухни на большом подносе и пристраивая его на табуретку перед диваном. А вскоре есть дома по утрам Маринка перестала вовсе, потому что именно в эти минуты Дмитрий Петрович справлял свои утренние нужды в туалете через стенку.

Стремясь избежать нервирующих утренних звуков, она вставала на час раньше остальных и, быстренько воспользовавшись удобствами, убегала на работу, а по дороге съедала булочку и выпивала стаканчик сока.

Не было покоя и в выходные дни. Занятый всю неделю в своей скучной конторе, Дмитрий Петрович с нетерпением ожидал субботы и воскресенья, чтобы предаться своему любимому делу – он любил постолярничать. Его изделия – кривоватые табуретки, навесные полочки и скворечники – вывозились на дачу, а работать ему было удобно на балконе.

Маринкиного свекра не смущал тот факт, что путь на балкон лежал через комнату молодых. Дмитрий Петрович шествовал получать творческое удовлетворение, мало заботясь о том, что, возможно, невестка не одета или спит. А обосновавшись в своей «мастерской», целый день радостно колотил, сверлил и строгал, опять же не волнуясь о том, что, возможно, он слегка стесняет молодую пару.

Миша не считал нужным попросить папу чуть более уважительно относиться к его супруге и к нему самому. Если Марина выражала недовольство (очень скромными намеками), муж ей говорил, что это квартира отца и он может делать здесь все, что ему вздумается!

Выполнение супружеского долга, соответственно обстановке, превращалось в целое событие. Сначала надо было подгадать ситуацию, когда старшие уходили из дома или засыпали в своей спальне, отделенной от комнаты молодых коридором и двумя межкомнатными дверями. Причем надо было учитывать, что уходили Римма Олеговна и Дмитрий Петрович крайне редко, разве что на рынок – не чаще, чем раз в месяц. А спали они очень беспокойно, причиной чему было хроническое воспаление уретры Мишиного отца.

Ощутив себя в безопасности, нужно было как можно скорее приступать к процессу, вне зависимости от настроения, ибо другой шанс мог выпасть только спустя месяц. Иногда случалось так, что в разгар любовных игр в замке входной двери поворачивался ключ или кто-то спускал в туалете воду, и тогда супруги замирали на несколько секунд в интересной позе, не зная, продолжать им или разбегаться.