Фамильная честь Вустеров - Пэлем Вудхауз

     – Несомненно.

     – Голова  должна   быть   совершенно  неподвижной,  иначе   ничего  не получится.  Я  пытался  объяснить это Мадлен,  но  она  и  слушать не стала. Повернулась  и  пошла  прочь, я за  ней.  Только  сегодня  утром мне удалось уговорить ее выслушать меня, и она  наконец поверила, что именно так все оно и было.  Конечно, у меня  из головы  вон, что Стефани  наклонялась и  что-то поднимала. Ясно как день, что блокнот сейчас находится у этой  самой барышни Бинг.

     – Вполне возможно.

     – Тогда волноваться не о чем.  Мы сейчас найдем ее и попросим блокнот, она его тут же отдаст. Надеюсь, она от души повеселилась.

     – А где она?

     – Помнится, она говорила, что собирается в деревню. По-моему, у них со священником роман.  У тебя сейчас  нет никаких неотложных дел? Тогда, может, ты прогуляешься и встретишь ее?

     – Могу прогуляться.

     – Только ее пса берегись. Она наверняка взяла его с собой.

     – А, хорошо, спасибо.

     Я вспомнил,  как он рассказывал мне об  этой зверюге  во время ужина  в клубе. Именно в ту минуту,  когда  гостей обносили sole meuniere[9],  он  стал  показывать  мне  рану у  себя на ноге, и я так и не попробовал рыбу.

     – Кусается, сволочь.

     – Ладно, буду остерегаться. Пожалуй, прямо сейчас и пойду.

     Вот и  ворота, возле них  я остановился. Наверно, лучше всего дождаться Стиффи здесь. Я закурил сигарету и погрузился в размышления.

     На душе  было немного легче, но все  же тревога  не улеглась. Не  знать Бертраму Вустеру покоя,  пока  блокнот не вернется к  своему  владельцу и не окажется под  замком. Надо как можно скорее его  отыскать, слишком многое от этого зависит. Как  я  говорил  Гасси, если старик Бассет  выступит  в  роли разгневанного  отца  и рявкнет "Нет!", Мадлен не  поступит  как  современная девушка, не плюнет на родительское благословение, на это и надеяться нечего. Довольно взглянуть на нее, и всем ясно: она принадлежит к редкой ныне породе дочерей, которые считаются  с мнением отца, а в сложившихся обстоятельствах, готов поклясться, она будет лишь молча лить слезы, и когда  скандал утихнет, Гасси окажется свободен как птица.

     Я все глубже  погружался  в тягостные  раздумья,  но вдруг их  прервали весьма драматические события, которые разыгрывались на дороге.

     Начало смеркаться, но  было  еще  довольно светло, и я  увидел,  что  к воротам приближается на велосипеде высокий  грузный  полицейский  с  круглой физиономией. Даже издали было  понятно, что он сейчас в ладу со  всем миром. Может быть, он  уже  выполнил весь круг своих  дневных  обязанностей или еще нет, но,  несомненно,  он в эту минуту был не на дежурстве, и, судя по виду, ничто не  обременяло его головы, кроме каски.  Ну а  если добавить еще  одну деталь –  он крутил педали, не держась  руками за  руль, – вы  представите себе,  какой  безмятежный покой  царил  в душе  у  этого незлобивого  стража порядка.

     Элемент драмы состоял в том, что он и не догадывался о преследовании, а его молча, упорно, не  отклоняясь  от цели, догонял породистый скотч-терьер. Полицейский крутит себе неторопливо педали,  с  наслаждением  вдыхая  свежий вечерний воздух, а к нему  мощными  прыжками  приближается взъерошенный пес. Когда я  потом описал этот  эпизод Дживсу,  он сказал, что  ему по  аналогии вспомнилась знаменитая  сцена  в  какой-то  древнегреческой  трагедии: герой шествует торжественно,  победно, величаво и  не подозревает, что по пятам за ним крадется Немезида; возможно, Дживс правильно подметил сходство.

     Как я уже сказал, полицейский  не  держался  за  руль, и если бы не это обстоятельство, разразившаяся катастрофа не была бы столь ужасной. В детстве я сам  увлекался велосипедом и, помнится,  даже рассказывал вам,  как пришел первым на деревенских соревнованиях мальчиков-певчих, – так вот, можете мне поверить: если  вы едете без рук,  дорога должна быть  совершенно свободной, никто не должен вам  мешать. Стоит в это время подумать, что  невесть откуда взявшийся скотч-терьер вцепится вам сейчас в икру, и вы начинаете неудержимо вилять. А всем известно, что в таких случаях надо крепко держать руль, иначе не миновать вам грянуться на землю.

     Так оно и случилось. Такого живописного падения, какое произошло сейчас на моих глазах, мне еще  не  доводилось наблюдать. Только что страж  порядка катил по  дороге, довольный  жизнью и веселый, и вдруг  кубарем в канаву, не разобрать,  где руки,  где ноги,  где  колеса, а  на краю  канавы эта  кроха скотч-терьер  глядит   на   несчастного   с  тем  возмутительным  выражением добродетельного  самодовольства,  какое  я  часто  подмечал  на  физиономиях скотч-терьеров, когда они нападают на представителей рода человеческого.

     Пока полицейский барахтался в канаве, выпутываясь  из велосипеда, из-за угла  появилась  девушка  –  хорошенькое юное создание  в  серовато-розовом твидовом костюме, и, вглядевшись, я узнал Стефани Бинг.

     После всего,  рассказанного  Гасси, мне, естественно, следовало ожидать встречи со Стиффи, а увидев скотч-терьера, я должен был сообразить,  что это и есть ее пес. Должен был напомнить себе: "Пришел терьер,  зато  мисс Бинг в пути!"

     Стиффи  была  жутко  зла  на   полицейского,   это   всякий  бы  увидел невооруженным глазом. Зацепив пса за  ошейник  изогнутым  концом трости, она оттащила  его  в сторону  и  потребовала ответа  у  стража порядка,  который поднимался из канавы, как Афродита из пены морской:

     – Что вы себе позволяете, черт вас подери?

     Конечно, меня  это ни  в коей мере не касается,  но я невольно подумал, что вряд ли стоит начинать на  столь высоких нотах разговор, когда он грозит принять  достаточно  неприятный и  даже  опасный характер.  Я  видел, что  и полицейский того же мнения. Его физиономия была вся в глине,  но  и глина не могла скрыть, как сильно он обижен.

     – Носитесь   как  оглашенный,  до  смерти   моего   песика   испугали. Бедненький,  любименький,  хороший мой Бартоломью, этот мерзкий старый  урод чуть не раздавил тебя.

     И  снова  я  отметил  отсутствие  уважительной  интонации в ее  голосе. Конечно, объективно она  была  права, назвав вышеупомянутое должностное лицо мерзким уродом.  Титул "самый красивый  мужчина" он имел шанс получить разве что в конкурсе,  где с  ним стали  бы  состязаться сэр  Уоткин Бассет,  Жаба Проссер  из  "Трутней"  и  другие столь же привлекательные  претенденты.  Но внешность не принято  обсуждать, это дело деликатное. И вообще, деликатность – великая сила.

     Полицейский уже вылез из бездны сам и вытащил свой велосипед, теперь он осматривал   его,   пытаясь   определить  масштаб  нанесенных   повреждений. Убедившись, что транспортное средство почти  не  пострадало,  страж  порядка устремил на Стиффи такой же испепеляющий взгляд, каким уничтожал меня старый хрыч  Бассет,  когда  я сидел на  скамье  подсудимых  в  полицейском суде на Бошер-стрит.

     – Еду  я себе  по муниципальной дороге, – эпически  начал он, будто в суде показания давал, – и вдруг  кидается на меня бешеная собака. Я падаю с велосипеда...

     Стиффи уцепилась за эту деталь, как заядлый, матерый судейский крючок.

     – Нечего   вам   разъезжать    на   велосипеде.  Бартоломью  ненавидит велосипеды.

     – Я езжу на велосипеде, мисс,  потому что иначе мне пришлось бы целыми днями ходить пешком.

     – Очень полезно. Жир бы свой порастрясли.

     – Это  к  делу  не  относится,  –  парировал   полицейский, достойный соперник Стиффи в искусстве пререкаться,  достал из складок своего мундира блокнот и сдул с него жука. – К делу  относится  то,  что,  во-первых,  эта собака совершила физическое  насилие,  направленное против моей персоны, при отягчающих обстоятельствах, и, во-вторых, вы, мисс,  держите  у  себя  дикое животное и позволяете  ему разгуливать на свободе, подвергая опасности жизнь людей, за что и будете привлечены к суду.

     Удар был жестокий, но Стиффи мгновенно нанесла ответный:

     – Оутс, вы  осел. Ну   разве  есть хоть  одна собака  в мире,  которая пропустит полицейского на  велосипеде? Так уж  собаки устроены. И  потом,  я уверена:  вы   сами   виноваты.   Наверняка   дразнили  Бартоломью,  словом, спровоцировали нападение, и я этого так не оставлю, до палаты  лордов дойду, зарубите  себе  на  носу.  А  этого джентльмена  я  прошу  выступить  в роли свидетеля. – Она повернулась ко мне  и только тут заметила, что я не просто джентльмен, а старый друг.

     – А, Берти, привет.

     – Привет, Стиффи.

     – Вы когда здесь появились?

     – Недавно.

     – Видели, что произошло?

     – Еще бы. Я, можно сказать, наблюдал весь бой на ринге из первого ряда партера.