Раубриттер - Борис Вячеславович Конофальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А когда все закончилось, он забрал уставшую подругу и поехал к своему шатру. Они ехали под небом, засыпанным тысячами звезд.
И она была счастлива, валялась на перинах в своей телеге, и все болтала, даже не ругала Сыча, когда тот направлял телегу в ямы. А он ехал на своем коне рядом, все молчал и слушал ее. Молчал и слушал.
А когда они приехали и вошли в шатер, так она разделась быстрее него и сама стала к нему ластиться. Дышала на него вином и страстью, обнимая его и целуя. А руки у нее сильные, груди тяжелые, губы горячие, лоно жаждущее. И было в ней любви столько, что хватило бы на трех других женщин. И хоть устал он в тот вечер, но как в волосы ее попал, то будто в волны окунулся, что сил придали. Как запах ее вдохнул, почуял, так стал он ее брать и об усталости уже не думал. Хоть и нога у него болела, так он позабыл про боль. И брал ее, и брал, не мог уняться очень долго.
Откуда только силы брались?
Глава 8
— Господин мой, — щурилась Брунхильда на ночник, — что же вам не спится, петухи только проорали. Темень еще. — И тут же охнула: — Ох, как голова болит. Словно в ней колокол бьет.
— Спи, — ухмыльнулся Волков. Он погладил ее по роскошному заду, что не был прикрыт одеялом, и вышел из шатра. — Максимилиан, Сыч, где вода? Мыться подавайте.
Едва всходило солнце, ехали они в замок. Волков не забывал свои обещания. Он ехал поговорить с графом по делу Брюнхвальда.
А во дворе замка уже суета, второй день турнира, распорядители готовятся, слугам дают распоряжения.
Он думал, что может застать графа, пока тот не уехал на арену, и еле успел. В приемной графа уже толпились люди, то и дело слуга просил кого-то из них пройти в кабинет.
— Доложи, что Эшбахт просит аудиенции, — сказал Волков слуге, когда тот выпускал очередного посетителя.
Слуга кивнул, закрыл дверь, и почти сразу дверь снова открылась, из кабинета тут же вышел граф. Он был румян и бодр.
— Эшбахт, друг мой, здравствуйте! — раскрыв объятия, он сразу пошел к кавалеру и обнял его, словно год не видел. — Что привело вас ко мне в столь ранний час?
— Дело моего друга, моего офицера.
— Пойдемте, пойдемте. Сейчас вы мне все расскажете.
Они уселись за стол, тут же на стол лакеи поставили закуски, холодное мясо, молоко с медом.
— Угощайтесь и рассказывайте, — говорил граф с удивительным вниманием.
Волков угощался, рассказывал и, честно говоря, не думал о том, отчего граф к нему так благоволит. Он принимал это за природное радушие графа.
Но в процессе рассказа лицо графа менялось. От абсолютного радушия до гримасы сожаления. Еще не закончив рассказ о делах Брюнхвальда, кавалер понял, что граф не поможет ему, и оказался прав:
— Друг мой, — с сожалением начал фон Мален, — как это ни прискорбно, но на дела городские влияние мое весьма ограничено. Я не могу влиять на городские гильдии. Да, все эти мерзавцы из городского консулата то и дело стоят у меня в приемной, но как только пытаюсь сделать что-то в городе, так они как цепные псы кидаются на меня и суют мне под нос Хартию Вольного города, подписанную еще моим дедом. Хорошо бы их всех перевешать, да все руки не доходят.
— Значит, моему другу все-таки придется платить гильдии молочников и сыроваров, чтобы торговать своим сыром в городе? — Подвел итог их беседы Волков.
Граф задумался на секунду, потом улыбнулся и сказал:
— Знаете что? Мы этим сквалыгам подложим небольшую свинью. Мои земли доходят до города, прямо до восточных ворот. В землях своих я сам себе глава гильдии, пусть ваш друг ставит лавку в пятидесяти шагах от восточных ворот, там у меня стоит трактир, так вот, пусть прямо за трактиром ставит. И пусть там торгует своим сыром. Если сыр у него хорош, как вы говорите, и цена будет достойна, то уж людишки как-нибудь дойдут до него.
— Спасибо вам, граф, — сказал Волков, — а сыр у него отличный, он привез вам воз сыра на пробу. А как же ему благодарить вас?
— Ах, да пусть хоть двенадцать талеров в год платит для порядка, — отмахнулся граф и тут же забыл это дело, словно его волновало что-то другое, а дело про сыр было лишь помехой для этого. — Эшбахт, как вы считаете, понравился ли вашей сестер вчерашний бал? Говорила ли она что-нибудь про него?
— Так это был первый бал в ее жизни, она о нем всю дорогу только и говорила.
Тут пришел слуга и что-то шепнул на ухо графу.
— Господи, да неужели нельзя без меня этот вопрос решить?! Распорядись, чтобы повара сами рассчитались! — раздраженно говорил тот и, когда слуга быстро ушел, продолжил: — Извините, друг мой. Сами понимаете, много гостей — много хлопот.
Волков понимающе кивал головой.
— Значит, говорила? — то ли задумчиво, то ли осторожно продолжал фон Мален. — Она вчера много танцевала, кажется.
— По-моему, все танцы, — вспомнил Волков.
— Да-да, — говорил граф. — Все танцы. Все танцы. Друг мой, а нет ли у нее женихов, не обручена ли она с кем-нибудь? Может, сватается к ней кто?
— Так до вчерашнего дня ее не знал никто, — отвечал ему кавалер. — А теперь, думаю, палками придется женихов от нее отгонять, вчера вокруг нее коршунами кружили.
— Именно, именно коршунами, — говорил граф с чувством. — И вы гоните их палками, гоните, сейчас молодые люди такие неприличные, что к честной девице таких близко подпускать нельзя. Повесы.
Он чуть помолчал.
— Ну, а за рукой вашей сестры к вам еще никто не обращался?
— Пока нет, — сказал кавалер, — но думаю, что ждать мне недолго.
— Да-да, и мне так кажется, — соглашался граф и тут же оживился. — Друг мой, завтра все разъедутся, а вы оставайтесь с сестрой. Тут будет тихо и хорошо. И мы с вами поедем на охоту.
Вот только охоты Волкову не хватало. Он и так не мог больше пары часов в седле сидеть, это по хорошей дороге, не торопясь. А на охоте вскачь да по полям и оврагам ему ногу через пятнадцать минут выкрутит так, что захочет он остановиться.
— Нет, господин
