Дожди - пистолеты - Рома Зверь

Так вот вся моя комната была расписана в том же духе. А что мама? Нормально к этим настенным художествам относилась. Лишь бы только наркотики не употреблял и не убили бы. У моих друзей тоже с наркотиками проблем никаких не было. Но время такое было. Опасное. Мальчик рисует на стенах — молодец. А что? Не ворует же. Брату по фиг было, что я все стены изрисовал. Он же маленький тогда был, ему все равно. А как? Ну, разрисовано и круто. Без вопросов. Может, ему и обидно было, что ему самому нельзя на стенах рисовать. Не знаю. Я сначала нарисовал на стене солнце, а потом еще стены и потолок изрисовал. Встал на стул и изрисовал. У меня как-то от этого солнца все пошло, пошло, пошло, как-то растянулось на всю комнату, расползлось мое творчество. Для себя, конечно, а перед кем хвастаться? Друзья? Ну, придут, посмотрят: «О, че ты наделал-то!» Для себя. Просто было интересно все это делать. Так кайфово — кисточкой мазать, какие-то узоры выдумывать.

Сначала я нашел банку с гуашью какую-то и решил попробовать. Стены были заштукатурены, но были еще без обоев. Я решил на них нарисовать чего-нибудь — все равно можно будет обоями заклеить. Потом кончилась краска, я пошел купил еще и продолжил.

Поучиться рисовать желание возникало. Ну да, хотелось нарисовать лицо красиво. Пробовал портреты, но ничего не получалось. Хотелось нарисовать фигуру человека, но не выходило. А Леха из Мариуполя очень хорошо рисовал. Дар был. У него отличные рисунки были. Ручкой, карандашом, краской — чем угодно рисовал. А у меня не получалось. Конечно, было обидно — смотри, он рисует хорошо, а нигде не учился. А я не умею. Зато я на гитаре играл лучше, чем он…

Леха очень часто приезжал ко мне. Расскажу, как мы с ним пристройку строили. Собрался я этой пристройкой заняться, как вдруг приезжает Леха из Мариуполя. Я говорю: «Леха, давай помогай!» — «Давай!» Но мы же старинные друзья, с полуслова понимаем друг друга. «Давай чуть-чуть отметим твой приезд!» — говорю. Сели обедать, мама говорит: «Ну вот, собрались, опять пить будете?» А мама очень спокойно ко всему всегда относилась, по-доброму. Мы выпили, нас, естественно, повело. А когда же выпьешь, кровь играет, тянет на подвиги и великие дела. Мы строили пристройку не из кирпича, а из шлакоблоков. Не знаешь, что такое шлакоблок? Это такой большой серый кирпич с дырками. И у меня уже стены было выведено где-то метр семьдесят. Нужно было выше строить. Один я не справлялся, тяжело. И тут Леха пригодился. Говорю: «Леха, ты вовремя! Щас мы с тобой все тут достроим в два счета!» И мы начинаем: Давай! Неси раствор! Давай, шуруй! Подавай кирпич! Подаю!!!.. И мы выстроили рядов пять… Но очень криво… У нас, конечно, был уровень, по которому мерить, отвес, все дела строительные. Но как-то нас так покосило, что стена получилась выпуклой. Мама в шоке: «Что вы мне тут понастроили! Алкоголики!» Я говорю: «Мама, я все щас исправлю, я все штукатуркой выровняю. Я ж строитель!» В общем, так стена выпуклой и осталась. Зато мы с Лехой справились буквально за один вечер!

Почему-то под пивко легче вспоминается, да?…

А еще я круто умел готовить! Девушки приходят и уходят, а кушать хочется всегда. Я не парился абсолютно, если девушка не умела. Даже в некотором роде это было прикольно. «Как, ты не умеешь готовить борщ?» Брал кастрюлю и готовил борщ. «Видишь, ничего сложного. Вот рыба, фаршированная гречкой, — это сложно. Чуть-чуть сложнее, но тоже ерунда!» Я, допустим, не пеку. Не умею. Я еду делаю. А кондитерствовать — это не мое. Абсолютно. Вареники леплю. А так чтобы торт какой-то сложный забодяжить — это не ко мне. Готовить я учился лет с пятнадцати.

Не то что мне интересно было. Мама на работе. Никого дома не было. А кушать-то хочется. Мама говорит: «Борщ в холодильнике. Картошку пожаришь, не маленький». Ну и так потихонечку. Сначала картошку почистишь, пожаришь. Потом чувствуешь, что не как у мамы, говно какое-то. Потом приезжает мама, жарит картошку, и становится интересно:

— Мама, как ты готовишь картошку? Я че-то жарил, у меня невкусно.

— А как ты жарил?

А сам смотрю — у нее даже порезана картошка не так.

— А как ты так режешь?

— Ну, смютри: берешь картофелину, и так, так…

— А! понятно!

Второй раз попробовал — вроде лучше. А сколько масла? Когда солить: до или после? Так, потихонечку. Потом борщ. «Рома, иди помоги, почисть картошку». Чшцу картошку, а сам смотрю, что она делает. Зажарку, потом бульон какой-то, капусту… Весь процесс виден, и ты просто смотришь и учишься. Раз в неделю ты видишь, как мама готовит борщ. Ну и все. Потом то же самое делаешь, когда никого нет.

А вообще это было очень интересно. Что-то из чего-то создавать, что-то новое, готовое к употреблению и пользованию — очень интересно для меня тогда было. Да и сейчас. В строительное я пошел тоже из-за этого. Интересно было, как из чего-то получается что-то, чем потом люди пользуются. Или автослесарем — то же самое: ты берешь сломанную вещь, чинишь или меняешь какие-то детали. Интересно было что-то сделать рука ми.

Да и с музыкой все по такому же принципу было. Было интересно придумать что-то свое. Потихонечку. Я сначала много чужих песен перепел, только потом понял, как строится все. То есть это сейчас я говорю, что песни могут строиться из чего-то. А тогда я не понимал. Тогда я просто знал, что это так и так, припев, куплет. Начал замечать, что много песен однотипных, построенных по какому-то общему принципу. По какому, я понять тогда не мог. Я понимал, что за этим аккордом будет вот этот, а потом вот тот. Потому что это такой определенный стиль. Я понимал, что такое мажор, минор. Ну и так потихонечку из того, что я переслушал много песен, уже мог определить. Песня играет, а я мог назвать аккорды.

Мне нравилось носить совершенно разные вещи. То есть менять стиль. Пиджаки. Спортивный костюм «Адидас». Были у меня штаны, которые я придумал сам: сделал эскиз, нашел материал. Где и сколько карманов. Мне девушка одна шила. Она училась на швею. Я купил вельвет, она раскроила, прострочила. Примерки делала. Я переделывал много вещей. Начиная с каких-то маек, заканчивая куртками. Вещей было мало в продаже нормальных. Магазинов фирменных не было. Был обычный вещевой рынок, где продавались спортивные костюмы, брюки черные классические, джинсы «Левис» турецкого производства. Ничего такого мне носить очень не хотелось. Не нравилось. Поэтому приходилось самому что-то выдумывать. А лучшим другом в этом деле был секонд-хенд. У нас в городе их было два. Один был очень хороший, там такие были вещи дебильные-дебильные! А я дебильные вещи люблю.

Например, какие-то жилетки прикольные, рубашки, майки с какими-то странными надписями, интересными рисунками. Вытертые кожаные пиджаки. У меня была майка совершенно дикого цвета. Я сам делал: брал обычную футболку и хлорный отбеливатель с помощью кисточки или брызгалки размазывал по футболке. Она получалась в разводах. Даже буквы можно было писать. Безрукавка с изображением инь-ян. Была очень смешная розовая майка, на ней нарисованы два оленя из какого-то мультика, и они что-то там друг другу говорят. Очень смешная. Из хенда же был и берет. Рубаха с какими-то рукавами, как у принца. Апаш называется, да? С воротником стоячим, с завязочками. Прынц, йоптель! Был подаренный кем-то самодельный ремешок из военной бляхи, чуть ли не зоновский. Весь в клепках каких-то, рисунках. Нет, я каким-то модником в компании не считался. Но ты же понимаешь, что одежда — это еще одна возможность выразить себя. Какая там мода, каждый одевался так, как хотел и мог.