Комната с видом на волны - Константин Левтин

Восемнадцать тяжело бронированных аппаратов и только шесть из них действительно имели хоть какой-то смысл. Остальные были подсадными утками. Но даже те шесть были излишними. То, что они везли в своих полупустых кевларовых животах, могло запросто уместиться в пачку из-под сигарет и с лёгкостью было бы перевезено одним-единственным человеком в защитном костюме четвертой степени на мощном кроссовом мотоцикле.

Будь всё устроено именно так, и всем бы было куда проще. Мне бы, по крайней мере, точно. Я мог бы нормально дослужить до ранней пенсии, а не идти пахать в тридцать лет на самых паршивых работах в промзоне.

В самом начале пути было лишь три их броневика. Но в течение последующих дней они встретились с остальными пятнадцатью, идущими от всех крупных мегаполисов и промышленных зон такими же тройками. Они делали запланированные остановки на отдых и дозаправку на территории военных баз, раскиданных там и тут по всей протяжённости их маршрута, и готовились к завершительному броску.

Тяжёлые трёхосные машины, окутанные густыми облаками отработанного топлива, будто корабли с гребным колесом на реке Миссисипи, шли вперёд с ровным гудением, в котором сплетались воедино размеренная работа двигателей, гул армированных покрышек и сопение людей в защитных костюмах.

Их целью был бетонный саркофаг в самой складке от задницы Промзоны-46, вдали от всех линий вэм:т, активных ликвидационных площадок и разработанных карьеров. Шесть броневиков везли карты памяти для копирования информации на защищённые носители и последующего хранения. Процесс создания резервной копии трёх эксабайт данных, растянутый на семь дней. Самый идиотский и дорогостоящий процесс копирования на всем свете, если не брать в расчёт эту затею природы с ДНК. Будь здесь уместна инфографика, шкалу прогресса можно было бы стилизовать под асфальтовую дорогу, а сам прогресс изобразить в виде уныло ползущих светло-серых броневиков, вид сверху. Наравне с офисными работниками конца двадцатого века, эти фургоны пыхтели чёрной гарью, усердно тарахтя неделю подряд, лишь для того, чтобы перенести из точек A, B, C, D, E, H в точку X информацию, на передачу которой у пучка света ушла бы минута. Или и того меньше. Но в отличие от бессмысленных и бесславных усердий всевозможных мальчиков и девочек на побегушках из прошлого, этот труд имел под собой железобетонные основания. Имя им – излучение и безопасность.

Перевозимая информация была, как легко догадаться по масштабам милитаристического цирка, окружающего процесс её перемещения, не в меру чувствительной и ценной. Малейшее искажение могло привести к неприятным последствиям для девятисот миллионов людей.

Радиация и что-то ещё в этой серой пустыне были настолько сильными, что даже импульс света, летящий по оптоволокну более двух секунд, получал отклонение, достаточное для того, чтобы в значительной степени изменить передаваемую информацию. Учёные говорят, что это «что-то ещё» было гравитационным откликом на сильное радиационное поле. Своеобразный ответный пинок планеты, на поверхности которой чересчур разрезвились охамевшие двуногие паразиты. Явление исследовали, исследуют и грозятся исследовать до тех пор, пока не переведут его в набор многоэтажных формул математической модели или сами не передохнут от него. В наше время учёных, откровенно говоря, не так уж и много. Рабочих, вот, куда больше.

На самом деле, даже непостижимый гра:о ничего не мог поделать с экранированием. Многослойным, крайне затратным, современным экранированием. Ведь даже данные на картах памяти, таскаемые по неделе кряду вдоль и поперёк этой никчёмной пустыни, не получали ни малейшего искажения.

Проложить тысячу миль экранированного оптоволокна в заражённой зоне было бы задачей сложной и непомерно дорогой, но всё же решаемой. И даже вполне экономически оправданной, если взять в расчёт эти увеселительные поездки на восемнадцати двадцатитонных аппаратах каждые два месяца. Но построить это одно, а охранять – уже нечто совсем другое. Охранять этот канал связи, все эти десять тысяч миль экранированного кабеля… Такая задача была действительно неадекватно сложной.

А охранять было от кого. По крайней мере, вероятный противник существовал официально. Всякого рода отщепенцы «Спящие» и «Неспящие» были неотъемлемой частью нашего последнего миллиарда. То ли безобидные сектанты, то ли религиозные террористы, то ли одна рассорившаяся и распавшаяся группа, то ли независимые банды фанатиков, никто из населения толком ничего не знал о них. Правительство Объединённой Республики всегда крайне скупо отзывалось о них в своих единых новостных сообщениях.

Да, есть. Да, потенциально опасны. Нет, пока ничего особенно не сделали. Но, очень может быть, как раз в эту секунду планируют. Вот и всё, что знали простые люди. Вот и всё, что простым людям говорили. Мы, солдаты, в свою очередь прекрасно осознавали, что эти террористы, называющие себя «p51» – единственная причина нашего существования и высоких зарплат. Единственная реальная, потому что поверить во вторую официальную причину создания и колоссально затратного развития армии, звучащую буквально как «опасность инопланетного вторжения в результате внеземного конфликта из-за добычи полезных ископаемых на отдалённых астероидах и планетах» мог бы только клинический придурок, который…

– Рядовой!.. Рядовой, мать твою, Гленнмар, ты что сместился?!

– Что? Никак нет!

– Тогда, какого хера, ты молчишь? Я тебя уже второй раз спросил о расчётном времени прибытия!..

– Капитан, рацию защитного костюма заклинило! Гра:о, наверное…

– Гра:о тебе в жопу! Мы в грёбанном кевларовом фургоне, здесь нет гра:о! Ещё хоть раз не ответишь мне сразу и поедешь снаружи, прям на броне! Вместе со своим сраным гра:о в обнимку!

– Капитан, сэр, Вас понял.

– Ну?..

– Не понял Вас, капитан, сэр?..

– Расчётное время прибытия, твою же мать!..

– Три часа десять минут, капитан!

– Хорошо, рядовой. Продолжай наблюдение, рядовой.

Рядовой Ной Гленнмар виновато нахмурился и уставился вдаль. Последние два часа он действительно провёл, предаваясь полусознательным размышлениям обо всём подряд, и сейчас очень надеялся, что этого не было заметно за шлемофоном защитного костюма. Очень вероятно, что эти рейсы в действительности были одними из самых опасных боевых заданий современной солдатской службы. А вот самыми занудными они были уж наверняка. По двенадцать часов в день сидеть на заднице в трясущейся металлической коробке напротив неусыпного капитана. Из всех приключений: три раза в день поесть отвратительную питательную смесь через специальное входное отверстие защитного костюма и четыре раза удалить из тела физиологические жидкости через – о удача! – другое специальное отверстие. Всё как предписано Министерством.

Везёт водителям. У них хотя бы всегда есть занятие. От скуки Ной принялся до боли в глазах вглядываться в горизонт. Это вроде как на полном серьёзе значилось частью его служебных обязанностей на этом рейсе тоски и безделья. Сквозь толстый пластик узких, будто щели, иллюминаторов он увидел, что три едва различимые серые точки, что маячили вдалеке всё это время, были ничем иным, как тремя бронированными фургонами. Фургоны шли курсом перпендикулярным к направлению их движению. Они были значительно впереди и, судя по всему, готовились влиться в хвост колонны по стандартной схеме.

Спрашивать что-либо у старших по званию во время выполнения боевого задания было не просто дурным тоном, это попахивало хорошей выволочкой. Но плюс три броневика – это было нечто из ряда вон, и Гленнмар, откровенно говоря, не мог сдержаться. Так же, как не мог сдержаться тогда, когда месяц назад сказал капралу Эткинсу, что его жирная жопа не сможет и раза подтянуться на перекладине и не пёрнуть. Да-да, оттуда и неделя гауптвахты и направление на рейсы. Только вот здесь и сейчас он уже на рейсах и ничегошеньки, что может быть ещё хуже этого, уже точно не случится. А жопа у капрала Эткинса – действительно слишком жирная, и три бронированных фургона действительно по правому борту.

– Капитан, сэр, разрешите обратиться?

– А? Что тебе надо, мать твою? Я что, бля, тебя разбудил, солнышко ты моё, и теперь тебе захотелось общения?..

Гленнмар выжидающе молчал, зная, что эта прелюдия должна быть покорно выслушана. Она была частью давней славной традиции обращения к старшим по званию в неположенное уставом время.

– Рядовой, разрешаю, мля!.. Ну?!

Капитан Юрий Ли Хардсон служил в Объединённых войсках уже больше двадцати лет. И вот теперь эти несчастные рейсы. За что?.. За двадцать лет образцовой службы, не иначе. Ещё два рейса, и прямая ему дорожка в промзону. Не простым рабочим, конечно, но в глухую, кривую промзону. Здравствуйте, ежедневные многочасовые поездки на вэм:т, еженедельные инъекции от радиации и ежемесячная антигравитационная реабилитация, невозможная тупость рабочих и просто невероятно интересные дни. Ах, что б тебе…