Умереть и встать (СИ) - Камински Аделина

Обида, скопившаяся внутри Анны-Марии за всё время пребывания в кабинете отца, требовала выхода. Нет, девушка не заплакала. Она никогда не плакала. Никогда не позволяла слабостям взять верх над собой, но в одиночестве остаться хотелось. Очень хотелось.

Потому, даже не поблагодарив Азусу за его заступничество, бросилась туда, куда глаза глядели.

Путь ей освещало дрожавшее пламя свечей в закоптелых и обляпанных воском подсвечниках. Многие коридоры дворца освещались слабо и практически не убирались по той простой причине, что знатные жители дворца в эти коридоры не заглядывали. Граф Понтилат специально расположил свой кабинет недалеко от малообитаемой части. Не любил гостей. Предпочитал разбираться со всеми делами в одиночестве и плести ажур интриг подальше от эпицентра страстей. Так надежнее.

Остановилась Анна-Мария лишь тогда, когда дышать стало больно. Напротив витражного окна от пола и до потолка, картинка которого, собранная из разноцветного стекла, была столь замысловатой, что и не разобрать уже изображенного на ней сюжета. Солнечные лучи, проходя сквозь стекляшки, окрашивали каменный пол во все цвета радуги. Теми же цветами играла сейчас бледная кожа графини.

Что же могло пойти не так? Любой нормальный отец закатил бы грандиозный пир по случаю возвращения любимой дочери в семью. И какую семью! Вторую по значимости после королевской! А король Феолан? Едва за двери не выставил. Взгляд его говорил о многом, но только не отвечал на вопросы. Что произошло во дворце? Почему к девушке относятся так, будто она предала всех и вся? И чем предала… собственной смертью от рук неизвестного убийцы!

— Госпожа Понтилат…

Анна-Мария даже вздрогнула, когда неподалеку раздался скрипучий голос, напоминавший звук несмазанных дверных петель. Ей казалось, что в заброшенном коридоре она абсолютно одна.

Обернувшись, заметила только сгорбившуюся старуху с метелкой в руках. На графиню та не смотрела. Слишком была увлечена уборкой.

— Ты испугала меня, старуха, — вскинув подбородок, быстро нашлась брюнетка. — Поди прочь и мети в другом месте. Дворец велик.

— Хе-хе… — пролаяла старая женщина, но убираться отсюда не спешила. Казалось, слова девушки ее нисколько не волновали, несмотря на разницу в социальных положениях. — А знаете ли вы, госпожа Понтилат, сказку? Сказку о Грязнавке?

— Глупые сказки меня не интересуют.

— А сказка-то совсем не глупая…

— Все сказки одинаково глупы, — жестко парировала Анна-Мария. — Ты, разве, не слышала моего приказа, старая крыса? Я хочу побыть в тишине и поразмышлять о вещах, до понимания которых твое слабоумие никогда не дорастет.

— Хе-хе…

«Должно быть, совсем из ума выжила», — предположила графиня и решила от греха подальше просто не обращать внимания на докучливую женщину из низов. Насколько бы сумасшедшей та ни была, выполнять свою работу это ей не мешало.

Или же можно просто уйти. Дальние заброшенные коридоры холоднее и темнее, однако, там тише и спокойнее.

— Сказка эта была написала давным-давно, но учит нас многому… — начала старуха, вопреки словам властной особы, продолжая мести. Шурх-шурх. С такими звуками метла летала по каменному полу. — Она не поведает нам о любви и дружбе. Ее мораль куда более глубокая, чем может показаться на первый взгляд. И вам судить, госпожа Понтилат, кхе-кхе… прислушаться к моим словам, или же пустить всё на самотек. Но учтите… ваша вновь обретенная жизнь может стоять на кону, а упрямство не способствует решению проблем.

Анна-Мария уже сделала шаг в сторону от витражного стекла, но замерла на месте. Слова безумной бабки показались ей слишком… зловещими. Неужели, она мечтает взойти на эшафот?

— В одном далеком королевстве… Может, не сильно далеком от нашего… Жила одна принцесса. Краше нее были только звезды, вспыхивающие на черном бархате неба. Но даже с розами в королевском саду дочь короля могла посоперничать. А ведь розы эти были лучшими из тех, что видел свет.

— Ближе к делу, — не выдержала графиня.

— Терпение, терпение, госпожа Понтилат, кхе… Несмотря на то, что принцесса влюбляла в себя людей с первого взгляда, характер у нее был прескверный. Прелестница росла невыносимым ребенком и с каждым годом озлоблялась на весь мир всё сильнее и сильнее. Без суда и следствия отправляла людей на казнь за малейшую провинность, кидала жестокие оскорбления прямо в лицо не испытывая муки совести, а свои исключительные красоту и ум восхваляла непомерно…

Старуха выдержала драматическую паузу. Подняла блеклые глаза на Анну-Марию и с удовлетворением заметила, как меняются эмоции на лице девушки. Как кривятся ее губы, а на лбу появляется вертикальная морщинка.

— Всеобщая любовь обратилась во всеобщую ненависть, но никто не смел сказать принцессе ни слова. Ее боялись. Ее остерегались. Ее предпочитали обходить стороной. Но однажды всё изменилось. — Морщинистое лицо неожиданно посветлело. — Раскрылась тайна. Великая тайна, которую бережно охранял король и все к нему приближенные. Принцесса-то… принцесса-то оказалась грязнавкой. Знаете ли вы, госпожа Понтилат, кто такие… грязнавки?

— Это женщины знатных родов с примесью ведьмачей крови, — без труда ответила Анна-Мария.

— Верно. К совершеннолетию дар принцессы, доставшийся ей от тайной матери-ведьмы проявился. И вся та ненависть к принцессе, которую дворец годами не мог излить в открытую, в один момент перелилась через все края. Тщеславная особа отказалась покидать дворец, закрыв глаза на угрозы, и на следующее утро… на следующее утро ее остывший труп нашли в опочивальне. Грязнавка получила свое, а дворец вздохнул с облегчением. Такая вот сказка.

— Страшная сказка, — гневно прищурилась девушка, нервно разглаживая несуществующие складки на шелковом платье. — Такая же страшная, как и ты. — Не желая больше встречаться взглядом с бесноватой прислугой, Анна-Мария резко развернулась к окну. — Уж не хочешь ли ты, старая карга, сказать, что я и принцесса — один и тот же человек? Сама выдумала глупую историю и ни разу не справедливую. За клевету можно и на эшафот. Слышишь, ты?

Не добившись ответа, графиня все-таки потрудилась обернуться.

Страшная старуха исчезла. Вместе с метлой.

Откинув назад черно-белый локон, девушка постаралась не забивать себе голову ерундой. Проблемы у нее и так были, к тому же куда более серьезные, чем ведьма с мерзким голосом и метлой. Поди, нарочно восвояси убралась, чтобы на собственную казнь не угодить. Даже у нее есть капелька здравого смысла.

А по витражному окну забарабанили крупные капли дождя. Струйки воды наперегонки побежали по цветному стеклу, яркая вспышка молнии окончательно отрезвила Анну-Марию, и графиня, выпрямив спину, направилась обратно. Сначала по темному коридору, затем мимо кабинета отца, не остановившись напротив дверей. Даже в глаза родителю не хотелось больше смотреть. Казалось, от любящего отца осталась лишь холодная оболочка. И опять же… почему?

Углубившись в мысли, девушка сама не заметила, как оказалась в своих покоях. Потрескивали поленья в камине, свечи на люстре горели. В этот раз ее ждали, но ведь это прямая обязанность слуг — сделать так, чтобы графиня в своих покоях чувствовала себя максимально уютно, особенно в это время года.

Миниатюрная девчушка крутилась возле расписных ваз у дальней стены, обмахивая те маленькой метелочкой для пыли. Напевая что-то под нос, служанка даже не заметила возвращения своей госпожи.

Какая наглость!

— Эй! — громко окликнула ее хозяйка комнаты, хлопнув дверью так, что картины на стенах задрожали.

Девчушка подпрыгнула, резко обернулась, задев одну из дорогих ваз локтем.

Бдзынь!

Расписные осколки брызгами разлетелись во все стороны. Фарфор. Тончайшая работа за мгновение обратилась кучкой мусора. А ведь эту вазу, именно эту, графиня Понтилат приобрела в одном из интереснейших путешествий по королевству.

— Ты… — сквозь зубы процедила Анна-Мария, надвигаясь на служанку, испуганно зажавшую рот руками. В сапфировых глазах вспыхнул праведный гнев, с каждой секундой грозившийся вырваться наружу и принять вполне физическую форму.