Список Шиндлера - Томас Кенилли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Присутствие Гебауэра и Плате привносило и дополнительную окраску. Оскар по-прежнему числился как агент в списках абвера и за годы, проведенные в Кракове, не раз доставлял удовольствие штабу Канариса в Бреслау, присылая исчерпывающие отчеты о поведении их соперников из СС. Кроме удовольствия провести время в теплой компании с хорошей выпивкой, Гебауэр и Плате ценили его вклад в дело разведки, который позволил им узнать о слегка оппозиционных взглядах таких жандармов, как Тоффель и Ридер из СД.
Не представляется возможным доподлинно восстановить, о чем в тот вечер говорили члены этой компании, но из позднейших рассказов Оскара можно достаточно ярко представить личность каждого из ее участников.
Без сомнения, именно Гебауэр провозгласил тот самый тост. Он сказал, что не заставляет их пить ни за правительство, ни за армию или ее вождей; вместо этого он предлагает всем выпить за благоденствие эмалировочной фабрики их доброго друга Оскара Шиндлера! Если фабрика будет процветать, у них не будет недостатка в подобных встречах – вечеринках в неповторимом стиле Шиндлера, лучше которых невозможно себе представить.
Но после того как тосту было отдано должное, все разговоры, естественно, вернулись к теме, которая в то время смущала или тревожила все слои гражданского управления.
К евреям.
Тоффель и Ридер провели весь день на станции Могильской, наблюдая за разгрузкой поездов с восточного направления, доставлявших поляков и евреев. Их привозили с присоединенных территорий, из недавно завоеванного региона, который в прошлом принадлежал немцам. Тоффель даже не пытался лгать, что для пассажиров в теплушках были созданы какие-то удобства, хотя признал, что погода была довольно холодной. Но вереницы вагонов с живым грузом пока еще были в новинку, и теплушки не забивались под завязку, что говорило бы о полной бесчеловечности.
Тоффеля смущала политика, кроющаяся за всем этим.
Постоянно ходят слухи, сказал Тоффель, что мы на пороге войны. И, черт побери, территории надо очистить от части поляков и полумиллиона евреев!
– Вся система Восточной железной дороги, – сказал Тоффель, – работает на доставку их к нам.
Абверовцы слушали его, не скрывая легких усмешек. Для СС внешним врагом были евреи, а для ведомства Канариса – само СС.
СС, сказал Тоффель, с 15 ноября зарезервировало для себя всю внутреннюю сеть железных дорог. На его стол в кабинете на Поморской то и дело ложатся копии гневных меморандумов СС, адресованных армейскому руководству, – с жалобами, что армия срывает их планы, на две недели нарушая расписание восточной сети железных дорог. Ответьте, ради бога, вопрошал Тоффель, разве не армия должна первым делом использовать железные дороги – и в той мере, в какой ей это нужно? Как иначе объединить запад и восток, удивлялся изрядно напившийся Тоффель, неужели при помощи мотоциклов?!.
Оскар позволил себе сдержанно улыбнуться, обратив внимание, что абверовцы воздерживаются от комментариев. Они подозревали, что Тоффель не столько пьян, сколько пытается их спровоцировать.
Землемер и человек из Инспекции по делам армии задали Тоффелю несколько вопросов относительно странных поездов, приходящих на Могильскую. Скоро на эти грузы даже не будут обращать внимания: транспорты с людьми станут привычным делом для политики переселения. Но в тот вечер, когда Оскар устраивал рождественскую пирушку, они еще были в новинку.
– Их называют concentration, – объяснил Тоффель. – Это слово встречается в документах. Концентрационный. И, я сказал бы, встречается чертовски часто…
Владелец джаз-клуба принес блюда с сельдью под соусом. Под крепкую выпивку рыба пошла как нельзя лучше, и, когда гости набросились на нее, Гебауэр завел речь о «юденрате» – органе еврейского самоуправления, которые по приказу губернатора Франка были организованы в каждой общине. В городах юденрат включал в себя двадцать пять избранных членов, полностью отвечающих за выполнение всех приказов властей. В Кракове юденрат существовал меньше месяца; председателем его был назначен Марек Биберштейн, уважаемый член бывшего муниципалитета. Гебауэр заметил: ему довелось слышать, что в Вавельском замке уже составлен план использования еврейской рабочей силы. Юденрату остается только уточнять: будут ли евреи в такой-то день чистить канавы и уборные или убирать снег.
– Не кажется ли вам, что этот план может вызвать с их стороны непредсказуемую реакцию? – спросил Гебауэр.
– Ни в коем случае, – ответил инженер Штейнхаузер из Инспекции по делам армии. – Считается, что, если они будут поставлять рабочую силу и ходить, так сказать, строем, это положит конец случайным нападениям, которые кончаются избиениями, а то, бывает, и пулей в голову.
Мартин Плате согласился. Конечно, евреи станут сотрудничать – в надежде избежать худшей судьбы. Таков их метод выживания – и его нужно принять во внимание. Они всегда подкупают гражданские власти, идя с ними на сотрудничество, а потом начинают торговаться…
Подхватив тему, Гебауэр постарался ввести в заблуждение Тоффеля и Ридера, сделав вид, что он с предельной страстностью заинтересовался этой проблемой, чего на самом деле не было.
– Я вам скажу, что я имею в виду под сотрудничеством, – объявил он. – Франк издал указ, требующий, чтобы каждый еврей в генерал-губернаторстве носил звезду. Этому указу всего несколько недель от роду. И в Варшаве уже объявились еврейские производители, которые стали их делать из моющейся пластмассы – по три злотых каждая. Словно бы они не представляют, что это за закон. Словно бы эта штука – эмблема велосипедного клуба.
В этих словах не только звучало возмущение стремлением евреев сделать деньги даже на позорных знаках, но и явно таился намек, что, коль скоро Шиндлер занимается эмалировкой, ему вполне под силу на своем предприятии штамповать роскошные эмалевые значки и в розницу продавать их через сеть магазинов скобяных изделий, которые контролировала его подруга Ингрид. Кто-то заметил, что звезда – это национальная еврейская эмблема, символ государства, которое было разрушено римлянами и которое существует ныне лишь в умах сионистов. Так что, возможно, люди будут с гордостью носить знак звезды.
– Дело в том, – сказал Гебауэр, – что у них нет никакой организации, чтобы защитить самих себя. Они начинают думать о ней разве что в предвестье шторма. Но тут уж совсем другое. Этот шторм будет делом рук СС, – продолжил Гебауэр, снова давая понять, что хоть он и не в восторге от такой перспективы, но отдает должное профессиональной дотошности СС.
– Да бросьте, – возразил Плате, – самое худшее, что может случиться с ними, – это высылка на Мадагаскар, где, кстати, погода куда лучше, чем в Кракове.
– Сомневаюсь, что им когда-либо доведется увидеть Мадагаскар, – сказал Гебауэр.
Оскар предложил сменить тему разговора.
Разве это не его вечеринка?!
Совсем недавно Оскар стал свидетелем того, как в баре отеля «Краковия» Гебауэр передавал из рук в руки некоему еврейскому бизнесмену фальшивые документы на отъезд в Венгрию. Может, Гебауэр делал это за вознаграждение, хотя он был слишком осторожен, чтобы иметь дело с бумагами, а тем более оставлять на них свою подпись или ставить печать. Но что бы он ни говорил в присутствии Тоффеля, было ясно, что он не принадлежал к числу ненавистников евреев.
Как и любой из присутствующих.
В то Рождество 1939 года Оскар понял, что они просто позволили себе отдохнуть от пафосной официальной линии поведения.
Однако позже и эти люди оказались весьма полезны.
Глава 6
Акция, имевшая место в ночь на 4 декабря, убедила Штерна в том, что Оскар Шиндлер действительно порядочный гой. Существовала талмудистская легенда о Праведниках Мира: в ней говорилось, что в любой период человечества их существует всего тридцать шесть человек. Штерн не считал, что эта мистическая цифра носит буквальный характер, но легенда имела для него психологические обоснования, и он считал, что это будет весьма мудро и достойно – постараться найти под прикрытием Шиндлера убежище, где можно будет жить и дышать.
Немец нуждался в капитале – с завода «Рекорд» практически полностью было вывезено оборудование, если не считать небольшого набора прессов для металла, ванн для эмалирования и печей для обжига. Поскольку Штерн обладал определенным влиянием на Шиндлера, он свел его с человеком, который на приемлемых условиях мог обеспечить заем – с Абрахамом Банкером, управляющим конторой «Рекорда», доставшейся Оскару.
Они вдвоем – высокий крупный Оскар, так и лучащийся довольством жизнью, и маленький коренастый Банкер – нанесли визит потенциальным инвесторам. По распоряжению от 23 ноября все банковские вклады и содержимое сейфов, принадлежавших евреям, переходили в полное и безраздельное владение немецкой администрации, а бывшие владельцы лишались всяческих доходов от вкладов. Кое-кто из преуспевающих еврейских бизнесменов – тех, кто хоть немного разбирался в истории, – втайне обратили часть средств в твердую валюту. Но они предвидели, что через несколько лет под правлением генерал-губернатора Франка и валютой владеть станет рискованно; куда предпочтительнее перевести состояние в компактный и транспортабельный вид – в драгоценные камни, золото и тому подобные ценности.