Король нищих - Жюльетта Бенцони

— Странно, не правда ли? — послышался за спиной Мари д'Отфор чей-то веселый голос. — Король разрешил приехать только дамам; его брат будет вызван в последнюю минуту. Герцог Буйонский и граф де Суассон, открыто поднявшие мятеж, находятся за пределами королевства, герцог Вандомский по-прежнему пребывает в изгнании в своем замке Шенонсо, где ему составляет компанию его сын Меркер. Другой его сын, герцог де Бофор, только что возвратился из Фландрии на деревянной ноге, но король не желает его видеть…

Мари оставила свой наблюдательный пост у окна, чтобы взять под руку госпожу де Сенесе, преданную фрейлину королевы, и вздохнула:

— Да, боюсь, в эти дни при дворе будет совсем невесело. Король беспрестанно пишет кардиналу о том, с каким нетерпением он ждет, когда королева разродится, чтобы уехать отсюда… А мы даже лишены песенок нашей малышки Сильви, чтобы разрядить столь тягостную атмосферу!

— Вам ее не хватает?

— Да. Я очень ее любила, и меня удивляет и огорчает, что при дворе даже не пытались выяснить причину ее странной смерти. Но, зная Сильви, я отказываюсь верить, что она покончила с собой. Я скорее поверила бы…

Мари замолчала, кусая губы.

— И во что вы поверили бы?

— Так… пустяки! Просто вздорная мысль… Мари д'Отфор доверяла подруге, но не до такой степени, чтобы посвящать ее в тайну спальни королевы; в эту тайну были посвящены лишь трое: Пьер де Ла Порт, по-прежнему находившийся в изгнании после освобождения из Бастилии, она сама и Сильви. Все-таки очень странно, что девушка исчезла после долгой беседы с его преосвященством, и Мари даже склонялась к мысли, что «каменные мешки» в замке Рюэль, наверное, не были выдумкой. Если Ришелье питает хотя бы малейшие подозрения насчет связи королевы с герцогом де Бофором, он не успокоится до тех пор, пока не уничтожит всех хранителей этой тайны. Особенно если родится мальчик, Итак, Сильви умерла. Ла Порт, похоже, исчез. Должно быть, и самой Мари осталось жить недолго. Если родится долгожданный дофин, сможет ли спасти ее от подручных кардинала любовь короля, над которым она так жестоко издевалась? Опасность никогда Мари не пугала, но в королевских дворцах полно ловушек и слуг, которых очень легко подкупить! Остается герцог де Бофор, главное действующее лицо. Он, подвластный лишь своей безрассудной отваге, погибнет на поле сражения. Герцог тоже исчез одновременно с Сильви. Говорили, будто через несколько недель он объявился в Париже, однако по приказу короля его тотчас отправили воевать во Фландрию. Там ли он еще?

— Вы витаете в облаках, моя милая, — тихо проговорила фрейлина. — Вы меня совсем не слушаете…

Прибежавший паж избавил Мари от необходимости выдумывать какую-нибудь отговорку: госпожу д'Отфор требовал лейб-врач. Сразу заволновавшись, Мари подхватила обеими руками светло-серую юбку, чуть приоткрыв изящные ножки в туфельках из красной тафты, и выбежала из комнаты, не дожидаясь подруги, поспешившей за ней не столь резво. Она застала Бувара нервно расхаживающим перед дверьми королевской спальни, которую охраняли швейцарцы. Мари не слишком нравился Бувар, ему она ставила в упрек пристрастие к кровопусканиям и клистирам, но на сей раз камеристка сразу догадалась, чем вызвано дурное настроение врача: за двустворчатыми, украшенными тонкой резьбой дверьми слышался громкий шум, как в перепуганном птичнике. Бувар не дал Мари времени рта раскрыть.

— Куда, черт побери, вы обе пропали? — вскричал он, метнув на госпожу де Сенесе строгий взгляд черных глаз. — Я осматривал ее величество, когда на нас накинулись все эти парижские принцессы королевской крови! Сначала госпожа де Гемене и госпожа де Конти, потом мадемуазель, которая принялась порхать по всей спальне, желая во что бы то ни стало потрогать животик ее величества, затем госпожа де Конде…

— Они уже там? Они же, я видела, приехали всего несколько минут назад.

— Наверное, они галопом промчались по лестнице, спеша сюда, и мне пришлось уступить им место. Зачем я им? — с досадой прибавил он. — Вы только послушайте! Каждая привезла с собой свой рецепт, свой эликсир, не знаю что еще!

Ничего не ответив, Мари начала с того, что преградила дорогу герцогине Вандомской, ее дочери и графине де Суассон.

— Скоро вы увидите королеву, — солгала она. — Сейчас я должна проводить к ней доктора! Бувара. Пойдемте, госпожа де Сенесе!

И обе женщины проникли в спальню, где было жарко, как в печке. Какая-то добрая душа сочла полезным для здоровья закрыть окна: тяжелый аромат духов и дыхание множества женщин создали невыносимо удушливую атмосферу.

Среди этой суеты несчастная королева, красная, вспотевшая под атласными простынями, которые прилипли к ее бесформенному телу, старалась ответить всем, задыхаясь от спертого воздуха: никого это не волновало, хотя одна из фрейлин лениво обмахивала веером свою госпожу. Начало сентября было очень жарким, и солнце даже в конце дня нещадно жгло высокие окна.

Мари, быстро поклонившись всем присутствующим, тотчас поспешила открыть настежь окно, потом громким и твердым голосом произнесла:

— Дорогие дамы, не кажется ли вам, что вы несколько стесняете королеву и мешаете врачу оказывать королеве необходимую помощь?

— Не преувеличивайте, госпожа д'Отфор, сухо возразила ей принцесса де Конде. — Мы привезли дары, которые должны помочь ее величеству…

— Я умоляю простить меня, госпожа принцесса, но разве вы не замечаете, что королева задыхается? Вас смогут обвинить в цареубийстве… особенно если родится дофин! Полагаю, для всех будет удобнее отправиться в свои покои.

Недовольно ворчащие, брюзжащие, но укрощенные принцессы одна за другой покинули спальню. Бувар бросился к своей пациентке, которая, протянув дрожащую руку камеристке, слабеющим голосом спросила:

— Почему вы оставили меня, Мари? Я чувствую себя не слишком хорошо… совсем плохо…

Каждый, кто довольно долго не видел Анну Австрийскую, узнал бы ее с трудом, так сильно изменила королеву беременность. Лицо королевы, всегда дышащее свежестью, несмотря на тридцать восемь лет, теперь

было похоже на страшную маску, как у любой беременной женщины. В первые месяцы беременности ее мучила тошнота, и из опасения, что королева может потерять ребенка, как было уже несколько раз, Анне Австрийской было строго-настрого запрещено двигаться, даже ходить: королеву переносили с постели в кресло, потом из одного кресла в другое, потом снова укладывали в постель. Любительница вкусно поесть, она располнела, и у нее был пугающе огромный живот.

«Господи! — подумала Мари, когда королеву переносили в кресло. — Что сказал бы этот безумец Франсуа де Бофор, если бы сейчас увидел ее?»