Мастер боя - Виктор Степанычев

Этот шлепок едва не поверг Коляна на пол. С трудом сохранив равновесие от метнувшейся вверх конечности и проскакав несколько шагов по комнате, он остановился и с очумелым видом поглядел сначала на стоящего в спокойной позе Петра, а потом на товарища. На мрачном лице последнего появилось некоторое удивление, смешанное с долей иронии.

– Колян, ну ты лажанулся, – хохотнул Винт. – Он тебя как пацана сделал. Опять на подсечке поймал. Форму теряешь и реакцию. Я ж тебе сколько раз говорил, что ты много чипсов жрешь. Скоро от пола не оторвешься. А еще серебряный призер России. Надо про этот прикол Бурнашу рассказать, чтобы он тебя в десятиугольник на перевоспитание Леону загнал.

– Заткни хайло, Винт, – взревел от обиды Колян. – Я этого урода сейчас в бетон вотру!

Петр глянул на пол и поднял глаза на охранников.

– На бетоне линолеум лежит, – кротко доложил он. – Зачем его-то портить?

От этой реплики Винт закатился оглушительным хохотом, а лицо Коляна налилось бордовой краской.

– Ой, я умру сейчас, – сквозь смех проговорил Винт. – Как он тебя классно опустил. Братва животы надорвет, когда я им расскажу…

Неожиданно он перестал смеяться. Похоже, с опозданием до Винта дошло, что не одного Коляна касается возмутительное поведение психа.

– Ну, ты будешь его мочить? – рассерженно прорычал амбал. – Или я его сейчас сам урою!

– Отвали, Винт, он мой, – не на шутку взъярился Колян.

Он шагнул к Петру, по-прежнему стоящему с опущенными руками, и, подпружинив ноги, принял боевую стойку.

«Карате-до, – услужливо выдала сонная подкорка Петра, проанализировав стойку и до этого проведенный прием. – „Серебряный призер России“… Наверное, в тяжелом весе. Явно не профессионал и не боевик. Подобные ляпы стоят жизни. Похоже, схватки не избежать. А Лидия Анфимовна сказала, что сейчас надо налегать на дыхательные упражнения, статику и беречь голову…»

Среагировав на движение соперника, двинувшегося к нему, Петр с места не сошел, однако развернулся вполоборота и чуть напряг голени. Колян, видимо, оценив противника, оставил легкомысленный настрой. Он прошелся короткими пружинистыми шажками вокруг Петра, делая короткие ложные выпады, испытывая нервы и пробуя защиту.

Нервы у «психа» были в норме, а защита с виду – никудышная. По крайней мере, так могло показаться неискушенному: руки безвольно опущены, плечи стоят неровно и сутуло, словно у школьника-сколиозника. И Коляну вроде так и виделось, однако он уже дважды попадался на удочку мирной безмятежности этого человека. Охранник смотрел в завораживающе-спокойные глаза «куклы», и у него почему-то все меньше и меньше являлось желания вступать с ним в схватку. Но уход от боя мог серьезно отразиться на авторитете Коляна как «правильного пацана».

Неожиданно для себя и противника – тело как бы само собой посылом мышечной памяти динамично сошло с места – Петр двинулся по комнате. Короткий семенящий переступ, больше похожий на пляску – с остановками и мгновенным застыванием в причудливых позах, – завораживал и пугал.

«Танец журавля, – услужливо выдал информацию мозг Петра и опять напомнил о предупреждении милого врача: – Береги голову!»

И еще он вспомнил наставление Лидии Анфимовны, что нагрузка должна быть дозированной и ему нельзя переутомляться. Из этого следовало, что игру, в которую его втянули мальчики Бурлакова-Бурнаша, надо было заканчивать побыстрее. Именно игру, потому что его сознание не воспринимало происходящее как что-то серьезное, угрожающее жизни. И этому стоило верить. Мозг Петра, живший своей, пока отстраненной жизнью, еще ни разу не обманывал его.

«Ну что же, раз нельзя переутомляться…» – мысленно согласился Петр и резко остановился в журавлином танце. Он встал как-то неуклюже, открывшись сопернику для удара, для поражения. Винт, молча стоявший у стены, еще секунду назад мрачно и неотрывно смотревший на танцора, мгновенно очнулся и рявкнул товарищу нечто нечленораздельное, но ободряющее:

– Н-н-у б-х-а…

Колян и сам разглядел зияющую прореху в обороне «психа». Он уже понял, что случай столкнул его с противником, отличным от тех, с кем раньше сводила судьба спортсмена и братка.

Опыт и разум на долю секунды воспротивились легкости предстоящей победы. Однако остановиться он уже не мог. Мышцы годами и сотнями часов отработанным движением хаппо-кэри – тройного удара – понесли его к сопернику.

Ни тройного удара, принесшего ему шесть лет назад «серебро» на первенстве России по карате, ни даже одинарного Колян провести не смог. Выстрелившие в открывшегося противника кулаки – до работы ногами дело так и не дошло – встретили пустоту. Невероятно легким и неуловимым пируэтом Петр ушел с директрисы атаки и оказался за спиной Коляна. Наблюдавшему за схваткой Винту показалось, что рука «психа» со странно сжатыми пальцами лишь коснулась накачанного затылка его товарища. Однако «серебряный призер», на секунду застыв в нелепой позе с вытянутыми вперед руками, качнулся и тяжело рухнул на пол.

Озверевший от увиденного безобразия, Винт оторвался от стенки и, по-медвежьи косолапя, двинулся к Петру.

– Ты что, падла, сделал? – прорычал он. – Ты же Коляна завалил! Я щас тебя…

Петр еще раз сложил пальцы в конфигурацию, с помощью которой он отправил Коляна в нокаут, и сообщил Винту, а возможно – самому себе:

– Это «клюв орла»…

– Я тебе, ушуист хренов, за Коляна и клюв отшибу, и пасть порву, – грозно пообещал Винт.

Похоже, охранник неплохо разбирался в единоборствах, если так четко определил стиль борьбы Петра. А тот в ответ лишь безразлично пожал плечами и, как уже повелось, неожиданно для себя сказал:

– Ну, если у-шу вам не нравится, давайте попробуем что-то другое…

Винт потерял речь от подобного хамства. Набычившись, он двинулся к Петру. Если Колян, вне зависимости от своих габаритов, работал и перемещался в бою относительно легко, то новый противник шел мощно и напролом. И на изыски типа прощупывания обороны ложными ударами не разменивался.

Петр, чувствуя недюжинную силу и жесткость мышц Винта, избегал ближнего боя. Он проводил пару-тройку стремительных жалящих ударов и уходил прочь. Соперник не успевал за ним и злился еще больше.

Озверевший от ловли «психа», ловко ускользавшего от его медвежьих объятий и молотьбы кулаками-гирями по воздуху, Винт великими усилиями потеснил и запер того в угол. По крайней мере, ему показалось, что это сделал он, а не Петр привел его к подобному положению. Винт коротким размахом, вложив в удар все силы и злость, двинул в грудь стоявшего перед ним соперника кулак размером с футбольный мяч. Если бы он достиг цели, речь бы шла даже не о целостности ребер, а о более трагичном для Петра исходе.

Увы, но и в этот раз удар не достиг цели. Петр, резко согнув колени, упал вниз и повел корпус влево, пропуская кулак Винта мимо себя. А в следующий момент, будто исполняя танец вприсядку, он пошел вверх, и раскрытая ладонь тупой частью запястья двойным усилием нанесла сокрушительный удар в основание носа соперника. Сознание Петра очередной раз подсказало, как называется подобное действие: по-русски – «коромысло», а если на восточный манер – «шат».

Мгновенно ослепленный болью, Винт качнулся назад. Он уже не смог разглядеть, как к его шее метнулся все тот же «клюв орла». Однако и этот удар, пронзив тело неимоверной болью и одновременно парализуя мышцы, не поверг наземь бойца-рукопашника, а лишь согнул. Сознание не покидало Винта до тех пор, пока уважительно хмыкнувший на стойкость соперника Петр не приложился сверху локтем к его пояснице. Мощное тело грузно осело на пол.

– Так что, ребята, с втиранием в бетон сегодня ничего не получится. Не ваш сегодня день. И линолеум целым остался – зачем зря материал портить, – прокомментировал исход встречи Петр, глядя на поверженные тела. Винт лежал совсем недвижно, а Колян уже начал шевелиться, приходя в сознание.

– Ладно, парни, отдыхайте. До утра время еще есть, – после недолгого раздумья пробормотал Петр. – А я пойду к себе. Надо поспать. Распорядок дня нарушать нехорошо.

Он натянул рубаху, взял связку ключей, которую Винт, войдя, повесил на ручку двери, вышел в коридор и запер ее. Чтобы его в эту ночь больше не тревожили, Петр подобрал и снял со связки свой ключ, а саму связку оставил в замочной скважине двери процедурной, заперев и ее для порядка. Оттуда шли недвусмысленные женские стоны, смешанные с глухим мужским голосом и скрипом кушетки. Можно было позавидовать усердию Мони, занимавшемуся с медсестрой Леночкой, преступно забывшей в пылу страсти о своих служебных обязанностях.

Запершись изнутри, Петр с чувством хорошо исполненного долга быстро и крепко заснул. Его даже не разбудили глухие раскаты буханья в крепкие, обитые металлом двери, а позже – слабые стуки женского кулачка в железную филенку и жалобные призывы Леночки о возврате ключа. Мужская часть населения, соседи Петра по этажному отсеку, помощь даме почему-то не оказывали, хотя и могли бы после столь теплых отношений. Поэтому и Петр не проснулся, и дверные косяки его палаты остались целыми.