Там, где смерть и кровь, не бывает красоты - Лариса Соболева

– Поди, Дуняша, – сказала мягко графиня, – прикажи запрягать лошадей, а я покуда чаю изопью…

Виссарион Фомич, будучи в скверном настроении, вызвал сыщиков, а тут и ее сиятельство пожаловали-с. Не заставлять же ждать столь значимую особу! И он выгнал сыщиков вон, сел, скрестил руки, локти уложил на стол, нахохлился…

– Доброе утро, Виссарион Фомич.

– Мое почтение, – пробубнил он, почти не раскрывая рта.

– Что я вижу – вы не в духе?

Марго неплохо уже изучила характер Зыбина, что говорило о ее наблюдательности и уме, а умная женщина, по мнению Зыбина, – это сущее наказание!

– Как почивали? – пробурчал он дежурную «любезность» таким тоном, будто спросил: «Отчего вы не умерли во сне?»

– Худо, сударь. – Она присела на стул, своим внешним видом вовсе не соответствуя определению «худо», так как была она свежа и блистала молодостью, тем вызывая невольную зависть даже у него, у старика Зыбина. – Что скажете? Вчера так лютовал ветер, впрочем, и сегодня он не утих. Я переживала за вас! Вы провели… раскопки?

– Провел, провел, – громко засопел он.

– А что такое? – насторожилась Марго. – Вы не удовлетворены?

– Совершенно не удовлетворен-с! М-да.

– Что же вас так расстроило, Виссарион Фомич? – продолжала допытываться любознательная графиня.

Зыбин весь раздулся от изрядного недовольства, его нижняя губа уже буквально касалась подбородка, лохматые брови словно бы срослись в один пучок, он взирал на поверхность стола, будто и не услышал вопроса графини. Марго догадалась: он не хочет ей ничего говорить, значит, случилось нечто непредвиденное.

– Ежели вы боитесь… – вкрадчиво начала она.

– Боюсь, – с вызовом сказал он. – Боюсь разглашения тайны!

Чтобы она поддалась глупому чувству обиды и ушла, вновь только-только соприкоснувшись с сею загадкою? Никогда!

– По-моему, я не давала вам повода не доверять мне! – дерзко проговорила Марго: пора уж и на место поставить этого упрямца. – Какие же между нами могут быть тайны? Разве я не была вам верной помощницей, когда вы искали Камелию?

Зыбин терпеть не мог баб – пардон, дам! – вмешивающихся в мужские дела. Он полагал, что уже натешилась графинька следствием в прошлый раз, и довольно с нее, теперь она займется своими булавками да шляпками. Но затруднение состояло в том, что Зыбин прекрасно понимал: и в этом случае без помощи Маргариты Аристарховны ему будет крайне трудно во всей этой чертовщине разобраться. Это его злило. От ощущения своего бессилия и в сердцах Виссарион Фомич гулко ударил своими пальцами-обрубками по столу, прорычав:

– Подсуропили же вы мне дельце, сударыня! Худшего на моей памяти я и не припомню-с!

– Да что же случилось, господи?! – захлопала ресницами Марго. – Не пугайте меня! Вы нашли то, что искали?

– Не нашел-с!

– Как это понимать? – Она ожидала всего, чего угодно, но не…

– В гробу ваша покойница… не покоилась! – рявкнул он.

Марго непроизвольно ахнула. После таких новостей люди, бывает, и чувств лишаются, особенно женщины, но графиня Ростовцева была отнюдь не экзальтированной особой. Именно крепость и сила ее характера, достойная мужчины, вызывала в Зыбине уважение к ней, которое он тщательно от Марго скрывал. Но менять свои привычки, становиться сладеньким «галантом» и щелкать каблуками перед светской штучкой – это не для него! Раз уж сия мадама ввязывается в то, что приличной даме совершенно не придет на ум, пусть и терпит – чем она лучше других?

– То есть… ее там не было? – уточнила Марго, не понимая смысла его слов. – А… простите, куда же Элиза подевалась?

– И мне хотелось бы сие знать, ох как хотелось бы!

– То есть… вы вскрыли пустой гроб?! – никак не могла поверить она.

– Все так, в точности, сударыня! Однако не совсем уж гроб был пуст: там лежали подушка, флердоранж, покрывало, но отнюдь не тело вашей родственницы. Да-с!

– Я была на ее похоронах…

– Знаю, знаю, – махнул он рукой. Заметив неестественную бледность графини, Виссарион Фомич пожалел ее: – Водички вам налить?

– Пожалуй…

Зыбин наполнил стакан водой из графина. Пришлось ему встать из-за стола и поднести стакан ее сиятельству. Она отпила несколько глотков, стакан ему не вернула, опустила его на колени и задумалась.

– Творится нечто весьма невероятное, сударыня, – расхаживая по кабинету и заложив руки за спину, принялся рассуждать Зыбин. – Покойникам надлежит лежать в гробах, а они их покидают! Да-с, покидают! А скажите мне, каким образом они покидают свои гробы, крепко забитые гвоздями?! Как они выбираются из-под толщи земли? Не знаете-с? Вот и я не знаю! Чепуху эту про призраков, мистику и прочую чертовщину я не признаю, стало быть, это что ж такое?!

– И что же? – подала робкий голос Марго.

– Узна́ю! Выведаю! – прорычал вторично Зыбин, не имея в запасе каких-либо вразумительных объяснений. – Поверьте, мадам, я все узна́ю. И тогда… – потряс он кулаком в воздухе, а кулачок у него был – дай бог каждому! – Всех этих призраков с привидениями в острог засажу! В кандалы их закую, чтоб другим неповадно было-с!

– А сейчас что вы намерены делать?

– Могилу надобно раскопать, – с достоинством ответил он. – Сегодня же.

– Могилу? Еще одну?! Чью же?

– Господина Загурского.

Пропустить вторично сей знаменательный миг, когда у нее появилась возможность самой заглянуть в гроб исчезнувшего трупа?! Зыбину не удастся в этот раз оставить ее в городе, чтобы она мучилась неизвестностью до следующего утра! Марго так и подскочила – главное, не дать ему слова вставить:

– Голубчик, Виссарион Фомич, возьмите меня с собой! Я вам не помешаю, посижу в сторонке, в карете… Кстати! А как вы собираетесь добираться до имения Загурских? Неужто в коляске? Так ведь сейчас холодно, вам будет неудобно, весна нынче отнюдь не радует нас теплом. А если еще и дождь примется? Почту за честь сопровождать вас в моей карете! И потом, Виссарион Фомич, дело это – такое загадочное, такое необычное, к тому же оно вновь касается гранями своими сфер высшего света! Я вам пригожусь, вы ведь помните, что от меня-то уж побольше вам пользы бывало, чем от ваших дураков-сыщиков! Да и что вы там найдете? Пустой гроб? Я уверена: Загурского в его могиле не окажется, как и Элизы! В котором часу мы выезжаем?

Ну и скорчил же он в ответ на ее пламенную речь физиономию – смех, да и только! Губы расквасил, в глазах – тоска, брови – скорбные, а бакенбарды… страшнее этих бакенбард его лишь полное облысение! И выговорил обреченным таким тоном, словно ему предстояло самолично в кандалы заковаться:

– Ввечеру-с. Часов в пять, чтоб засветло прибыть на место.

– Буду! Обязательно буду! Благодарю вас, Виссарион Фомич, вы так милы! Прощайте.

Едва лишь хвост платья графини ускользнул за дверь, как выражение физиономии начальника следственных дел мгновенно переменилось. Толстые губы словно бы соединились воедино с мясистым носом, одна бровь взлетела на лоб, вторая съехала вниз, на самый глаз, и он так вздохнул, будто выдохнуть собрался адское пламя. Нет, бабы эт-ти объегорят кого угодно! На ком бы зло сорвать? Он вспомнил и заорал:

– Постовой! Постовой! – Тотчас тот появился, щелкнул каблуками. – Сыщиков ко мне, живо!

Зыбин уселся в кресло, принял грозную позу: выпрямился и уставил кончики всех десяти своих «обрубков» в стол. Перед ним шеренгою выстроились сыщики, подобострастно хлопая поросячьими глазками, ибо они-то живо определили, что начальствующее лицо изволит пребывать в весьма воинствующем расположении духа.

– Ну, наглые ваши хари, чего уставились? – начал ласково так Зыбин, а за этой ласкою угадывалась гроза. Сыщики от ужаса аж дышать перестали. – Сколь раз мне вам повторять прикажете: слухи, сплетни, разговоры в общественных местах – все сие собирать и мне докладывать? До преступлений, до! Чего бельма вылупили, дармоеды?!

И – вразнос их, вразнос.

На деревенское кладбище они приехали в том же составе, если не считать Марго. У Зыбина не было привычки привлекать к столь деликатной «работе» лишних и тем паче посторонних людей. Скрупулезно проверили, не приметят ли в окрестных деревнях огни их фонарей, но густая растительность надежно закрывала погост со всех сторон.

Полицейские старательно копали, время от времени прихлебывая по глотку-другому из своих фляжек (наверняка не воду), а начальник следственных дел, Марго и господин Чиркун сидели в карете. К беседе все трое отнюдь не были расположены, да и какая тут беседа – на кладбище, ночью, под дикие завывания ветра? Несколько даже и жутковато… Зыбин сопел, нет, он не спал, он что-то там про себя думал, кряхтел, вздыхал. Федор Ильич, напротив, изредка похрапывал, от собственного храпа тут же просыпался, извинялся перед Марго и закуривал трубку. У графини мысли в голове роились самые разнообразные; мелькала среди них и такая: если ее муж Николя узнает, что она отправилась на кладбище, черт знает куда, к тому же в обществе двоих мужчин, а тем более полицейских, – будет скандал, причем крупный.