Спецназ не сдается - Михаил Нестеров

Кап-три только с виду казался свойским мужичком: широкая, приветливая улыбка на продолговатом доверительном лице; его карие глаза, казалось, черпали доброту из глубины сердца. Однако за плечами этого «сдобного» мужичка, оставившего свою шевелюру в пятом отсеке подлодки, где он командовал группой управления ракетной боевой частью (БЧ-2), была не одна удачно проведенная диверсионная акция. Навсегда покинув ПЛ, Кашинский прошел двухгодичное обучение в специальном центре ГРУ «Дельфин»[8], где готовили кадры для конкретных разведывательно-диверсионных мероприятий. Кашинский по прозвищу Тритон, а ныне просто Тритоныч, знал все тонкости диверсионно-подрывной работы.

Так и должно быть. Гораздо хуже, когда с первого взгляда в тебе видят матерого диверсанта. Таких в ведомстве Тритоныча не было. За исключением разве что двух бойцов: Саши Маленького и Саши Большого. По габаритам они не различались — оба под два метра, весом под центнер. Просто имена у них были одинаковыми. Александр Даев — Саша Большой — в свое время выступал за местный спортклуб ВМФ по водному поло.

— Андрей Михайлович, — приступил к делу Козырин, — директивой председателя Совета Федерации России вы переходите в наше распоряжение.

— Он, я помню, по специальности геолог, — невозмутимо отозвался Кашинский, словно готовился к разговору. Он вытер лысую голову носовым платком. Вообще, он любил пошутить над своей «прической»: мол, это не что иное, как «закономерность соотношения длины ороговевшего эпидермиса и количества серого вещества в черепной коробке».

Выдержав короткую паузу, Кашинский продолжил в том же тоне:

— Наверное, спикера Совфеда ввело в заблуждение название подразделения боевых пловцов — «Гранит». А в СВР он не пробовал обращаться?

У них там одно подразделение называется «Базальтом». Уж не вспомню, есть ли «Полевой шпат». — Не надо язвить, — по привычке сощурился Виталий и провел рукой по гладкому подбородку. — Лучше вспомните одну из своих главных задач: обеспечение президента, Федерального собрания и правительства России разведывательной информацией, необходимой для решений, в частности, в политической и оборонной областях.

— Это общие задачи, — ничуть не смутился Тритоныч, — задачи ведомства, на которое я работаю. Я же решаю конкретные вопросы: получаю приказы от руководства и приступаю к работе.

Улыбка у Виталия Козырина была не из приятных. Его тонкие губы словно удлинились, вытянувшись в горизонтальную полоску, глаза с прищуром сузились; отдаленно он напоминал американского актера Джона Траволту.

— Меня предупреждали о вашем упрямстве. — Козырин больше обращался к своим молчаливым товарищам, нежели к начальнику базы. Перед собой Виталий поставил конкретную задачу: вывести из игры строптивого и наиболее искушенного в диверсионных делах начбазы; он, по общему мнению, был стариком несговорчивым. — Хочу вас поправить, Андрей Михайлович: конкретные задачи выполняет команда боевых пловцов под началом капитан-лейтенанта Якова Моравеца. А вы — начальник базы, администратор, баталер[9] по большому счету. Однако никак не расстанетесь с мыслью, что вас фактически списали на берег, убрали с боевой вахты. Сколько вам — пятьдесят два или пятьдесят три? — Виталий открыл тонкую папочку, что-то подсмотрел в ней и снова закрыл медленным, ленивым движением. — А вы до сих пор суете свой нос в дела, которые вас давно не касаются. Следите-ка лучше за снаряжением бойцов, за состоянием причальных канатов и швабр.

Словесную пощечину, отпущенную начбазы, посчитал справедливой даже Бобров. Он это заметил — как офицер морской разведки. По-человечески он сочувствовал Тритонычу, понимал его: опыт старого боевого пловца был, можно сказать, незаменимым. Для спецназовцев «Гранита» он был наставником. Списанным ли, со стороны ли — не суть важно. И впервые за эти долгие годы, что он руководит базой, оставаясь в звании капитана 3 ранга и не надеясь, конечно же, на пару кавторанговских звезд, ему указали его место. Администратор, завхоз, баталер, отдавший свои лучшие годы пятому отсеку подлодки и нелегкой профессии боевого пловца.

Сейчас ему нечего возразить, думал за Тритоныча каперанг Бобров, тем более перед этой троицей, чьи полномочия, конечно же, подтверждены на самом высоком уровне; не мог не чувствовать, что кто-то «наверху» вымыл руки и грязной струей поливал лысую голову бывалого капитана. Его былая гордость была сломлена людьми, которые представляли чью-то сомнительную, с одной стороны, а с другой — реальную власть. Бобров даже представил себе слегка заикающийся голос «геолога»: «Вы там п-построже с этим м-морским разбойником».

Что стоит за визитом этой тройки? Какие цели преследует Комитет по госконтролю, и каким боком они соприкасаются с секретным спецподразделением ГРУ, дислоцированным на базе КВФ? Бобров привел слабенькую аналогию: «А почему охраной президента США занимается Министерство финансов? Почему Минфин отвечает за безопасность главы государства?»

— Если нетрудно, пригласите сюда командира подразделения, — как ни в чем не бывало мягким голосом попросил Козырин.

Может быть, Кашинский понял, что его судьба, работа — уже без прежнего энтузиазма и азарта — находится в руках этого импозантного человека. Как у каждого, у Тритоныча было слабое место, и Козырин, зная о нем, нанес короткий и хлесткий удар.

Контроль на государственном уровне... Даже вневедомственный контроль мог поставить крест на работе Кашинского; его карьера давно закончилась, он бился лишь о внешние ее стенки.

«Держать, держать удар!» — мысленно семафорил ему Бобров. «Я беременна — это временно». Умчится эта тройка, и все рассосется.

Кап-три встал и слегка наклонился вперед. «Зря я про удар просемафорил, — покачал головой Олег. — Как бы начбазы паралич не хватил. Шея у него короткая. Предрасположен», — отрывисто закончил Бобров.

А на лицо Тритоныча вернулись жизненные краски. Он снова улыбался, как пять минут назад, часто помаргивая редкими белесыми ресницами. И голос его не изменился:

— Сейчас позову. Я вам больше не нужен? — кап-три надел фуражку, аккуратно поставил стулья на место, вровень с пустующими, придвинутыми к столу. Что-что, а порядок он любил.

Выйдя на палубу, Кашинский рванул с надстройки первое, что попалось под руку, — спасательный круг, вырвав из крашеной доски два крюка, — и зашвырнул его в воду. В ответ на выпученные глаза вахтенного Тритоныч рявкнул на весь Каспий:

— Человек за бортом!!!

12

Олег Бобров удивленно поднял бровь. От его внимательного взгляда не ускользнули две едва приметные улыбки. Одну из них — «горизонтальную» — едва ли можно считать улыбкой, казалось, Виталий Козырин больше гримасничает, как обезьяна; если бы каперанг попробовал сотворить нечто подобное на своем лице, у него бы задергались щеки, шейные мышцы.

Вторая улыбка принадлежала вошедшему в кают-компанию командиру группы спецназа капитан-лейтенанту Якову Моравецу, потомственному чекисту. Синхронно у них это вышло, подметил начальник разведотдела, словно тайно обменялись приветствиями два хорошо знакомых человека.

Капитан Моравец, одетый в синий комбинезон подводника (хотя таковым и не являлся), тельник и пилотку, обратился к единственному в кают-компании человеку, на ком была военная форма:

— Здравствуйте, Олег Васильевич. Разрешите?

— Здравствуй, Яков Николаевич. Заходи, — кивнул 28-летнему офицеру Бобров.

Для себя он уже принял решение. В какой-то степени Козырин на примере начальника базы и ему преподнес урок. Неизвестно еще, какая домашняя заготовка имеется у госчиновника на разведчика. Олег перелистал в уме свою безупречную репутацию. Все в ней черным по белому, ни одной кляксы. Как по служебной линии, так и в личной жизни. Отличный семьянин, имеет семилетнюю дочь. В связях, порочащих его, замечен не был. В общем, все как в кино, включая нордический характер и преданность делу.

Он хорошо знал и понимал значение термина «работа на правительство». Сегодня познакомился с аналогом: работа на федеральный орган государственной власти. Собственно, разница лишь в названии структур; а о могуществе людей, стоящих за ними, лучше не думать — спать будешь крепче. Начнешь играть с ними, будешь спать с открытыми глазами.

Бобров не хотел заглядывать ни в какие бумаги; знакомиться с ними было равносильно получению письменного приказа. Ему за глаза хватало устного, полученного от начальника штаба Попова: «Следуй в их кильватерной струе». И все это в рамках уже упомянутого сотрудничества. «Этакая авральная система раннего предупреждения о неожиданном ударе», — подобрал удачное сравнение Олег.

Поджидая капитана Якова Моравеца, Бобров сделал телефонный звонок.

— Катенька? Здравствуй. Это дядя Олег. Почему не в школе? А, понятно. Папа дома? А мама? Жаль... Слушай, ты же в музыкальной школе учишься, на пианино, да? Ах, на фортепиано, извини, пожалуйста. Скажи-ка мне, как называется отрывистая игра? Да, правильно, чтобы пальцы отскакивали. — Не обращая внимания на вытянутые лица «федералов», каперанг продолжил разговор, черкая что-то на бумаге: — Стаккато? Ага, записал. Еще пиццикато? Есть, понял. А трактет — это что за зверь? Не «дед», а «тет». Не проходили еще? Ну что ж, спасибо. Удачи тебе. Что-что? Трактат? Нет, это не из той оперы.