Закон Долга - Дмитрий Силлов

Два тела одновременно рухнули в серую траву Зоны. Одно обезглавленное, другое – с изуродованной головой. А я стоял на месте, еще не веря…

Ни тому, что остался в живых, ни своим глазам.

Потому, что позади трупа снайпера стоял человек с черным мечом, одетый в камуфляж свободного покроя нестандартного цвета – типа изрядно затемненной «цифровой флоры», явно заточенной под грязно-рыжие леса Зоны, в которых зелени не так уж и много, а сумрак присутствует всегда.

Лицо человека скрывала маска-балаклава того же колора, что и камуфляж, оставляющая открытыми только глаза. Но одного взгляда на них мне было достаточно, чтобы понять, кто только что спас мне жизнь. Сомнения исключались еще по одной причине: в руке человека в темной «цифре» был черный японский меч, а из-за плеча торчала рукоять второго меча.

«Ну, здравствуй, Виктор Савельев по прозвищу Японец», – мысленно поприветствовал я старого знакомого.

«Потом, – немедленно ворохнулась в моей голове чужая мысль – Виктор всегда в совершенстве владел древним японским искусством харагэй[4]. – Нужно доделать начатое».

И исчез, растворился в кустах, как умел только он.

Что ж, Японец был прав. «Боргов» стало меньше, но проблема не была решена до конца. Между деревьев снова мелькнул чей-то черно-красный шлем с вылупленными стеклами светофильтров. Между которых я и всадил пулю прям от бедра – зря что ль патрон досылал.

Правда, в следующее мгновение сбоку застучал еще один пулемет, и нам с Настей пришлось упасть ничком на землю и откатиться за деревья. Очередь срезала несколько веток и пропорола кусты, в которых за мгновение до этого скрылся Виктор Савельев. Но я был спокоен за него.

Навыки этого человека оттачивали в Японии лучшие мастера старинного искусства синоби, ныне доступного только членам клана якудзы[5]. Нет, он не был японцем по рождению, просто обычный парень из небольшого российского городка, волей судьбы ставший профессиональным убийцей-невидимкой.

Ныне, благодаря американскому кинематографу, образ воинов ночи в черных костюмах стал чуть ли не карикатурным. Виктор говорил, что якудза специально вложила безумное количество денег в эту акцию. Для организации, фактически правящей Японией и имеющей колоссальное влияние в мире, заказные смерти президентов, миллиардеров, полководцев, крупных ученых, звезд шоу-бизнеса есть один из прибыльных видов бизнеса, который она охраняет как зеницу ока. И когда где-то на земном шаре загадочной смертью умирает влиятельный человек в собственном доме, охраняемом как Форт Нокс, кто ж подумает, что это могли сделать смешные ниндзя из детского мультика?

И сейчас один из этих страшных убийц методично рубил «боргов» своими мечами, на мгновение появляясь из-за деревьев и тут же исчезая за ними, словно бесплотный дух. Пулемет, прижавший нас к земле, замолчал почти тут же. Следом за ним заткнулись и остальные участники беспорядочной пальбы.

Через минуту все было кончено. В лесу повисла та самая тишина, какая обычно случается после жаркого боя.

Мертвая тишина.

Которую через пару секунд нарушил голос, вновь прозвучавший в моей голове.

«Поговорим?»

«А есть о чем?» – поинтересовался я, вгоняя в свой карабин новые патроны. Эх, блин, мало их осталось, мало… Еще одна стычка, и можно КС-23 выбрасывать нафиг.

Больше меня никто ни о чем не спрашивал. Ну и отлично. Теперь можно собрать трофеи и всерьез подумать, как бы половчее захватить эту Зону со всеми ее несметными богатствами…

Виктор появился словно из ниоткуда, будто вырос из-под земли. Встал прямо передо мной и уставился мне в глаза немигающим взглядом. Неприятно, когда так на тебя смотрят. Наверняка сейчас опять начнется «ты стал другим», «за тобой Долг жизни с большой буквы». А я, между прочим, никого не просил меня спасать, так что…

Внезапно мир вокруг стал каким-то странным, будто нарисованным. Картонные, плоские деревья, кусты, похожие на небрежный набросок начинающего художника. И даже отрубленная, окровавленная голова стрелка, валяющаяся неподалеку, ничуть не портила пейзаж, почти слившись с общим фоном и напоминая серую кочку.

Серую?

Ну да, весь окружающий мир стремительно терял краски, бледнел, превращаясь в плоский, невыразительный фон за спиной Виктора. И на этом фоне, почти слившись серой фигурой с серыми деревьями, застыла нарисованная Настя, подавшаяся вперед, приподнявшая ногу – но так и не сделавшая шага по направлению к нам.

А потом я увидел, как рука Виктора медленно потянулась к моей груди и погрузилась в нее, словно в желе…

И пришла боль…

Бывает боль, которую можно терпеть.

Бывает нестерпимая боль, отключающая сознание.

А еще существует боль, несовместимая с жизнью, когда, словно истонченная вольфрамовая нить в лампочке, рвутся связи с реальностью этого мира. Но я никогда не мог предположить, что подобная боль может тянуться бесконечно. И вдвойне удивительно было то, что при этом я был всё еще жив!

Естественной реакцией было выдернуть из своей груди чужую руку, причиняющую невыносимые страдания. Я даже попытался это сделать, но тело слушалось крайне плохо. Правда, мне удалось опустить голову…

И увидеть.

Мое тело и вправду напоминало кисель. Полупрозрачный. Да уж, не часто удается человеку по-настоящему заглянуть внутрь себя…

И там, в этом киселе, их было двое.

Практически одинаковых по форме и размеру комка слабо светящегося тумана, явственно различимых в желеобразной массе. При этом один, тот, что побольше, вырастил из себя несколько плотных энергетических жгутов, которыми опутал соседа и, похоже, тянул из него соки. Я прям увидел, как медленно течет по этим жгутам тягучая, золотистая энергия.

А еще я увидел, как пальцы Виктора разрывают эти жгуты, освобождая второй комок тумана, который расправляется на глазах, и уже сам пытается сбросить с себя оставшиеся жадные щупальца.

Откуда-то пришло понимание, что Японец, конечно, поможет, но я все равно должен сделать это сам.

И я сделал.

Моя рука словно не принадлежала мне. Я будто со стороны увидел, как она проникает в это желе и как сжимаются мои пальцы на том комке с оборванными щупальцами, кровоточащими золотистой энергией…

Это было больно. Нереально больно… Но все-таки я успел увидеть, как чьи-то чужие руки выдирают из трясущегося желе мою, так и не разжавшую хватки…

А потом будто белая вспышка сверкнула перед глазами. И на меня, словно гигантская волна на одинокого серфера, нахлынули звуки и краски окружающего мира…

Я даже зажмурился, чтобы не ослепнуть. Я б и уши зажал, но просто рук не чувствовал. Все тело было как единый комок пульсирующей боли, бьющейся в ритме пульса…