Последняя битва - Александр Прозоров

Тот непонимающе развел руками и поспешил дальше, громко стуча деревянными туфлями. Илья попытался расспросить другого горожанина, но и он только пожал плечами. Здесь, на западном краю континента, в самом дальнем тупике обитаемой земли, вдали от человеческой цивилизации, русской речи не понимал, похоже, вообще никто.

Князь Сакульский поднялся на стременах, прищурился, вглядываясь в просвет улицы. Там, саженях в ста, на широкой виселице вяло покачивались несколько мертвых тел.

— По коням, — приказал он. — Я ее нашел. В Европе где виселица стоит, там и главная площадь. За мной!

И он дал шпоры коню.

Без каких-либо сложностей князь с холопами пересек городок и выехал за ворота, охраняемые двумя сонными копейщиками в кирасах и пышных панталонах. От Сантандера узкая и пыльная дорога потянулась вверх, перевалила пологий гребень горы, и море вместе с городом скрылось из глаз.

Путь через Испанию отличался от привычных русских трактов, как небо от земли. В первую очередь, конечно, быстро утомили непрерывные подъемы и спуски извилистой дороги. Вроде бы и горы вокруг высокими не казались — так, холмики немногим выше обычного, ни снежных шапок, ни крутых отрогов. Однако же прямого участка, пусть даже короткого, князю за весь день встретить не удалось. Странной и неудобной оказалась узость дороги, временами превращающейся в тропу, еле способную пропустить один возок. То и дело холопы цеплялись стременами и терлись сумками, пока, наконец, не вытянулись в колонну по одному. Зато тракт все время был усыпан каменным щебнем и плотно утрамбован. Случись дождь — не раскис бы, не расчавкался. Правда, из того же щебня были сложены и сами холмы, и долины между ними, им были засыпаны русла ручьев… В общем — все вокруг.

Но самым изумительным оказалось то, что на сем щебеночном покрытии росли леса. Причем довольно густые. Правда — чистенькие, словно подметенные. Под кронами привычных сосен и странных лип с плоскими ветвями не валялось не то что обыденного на Руси валежника, но и даже тонких веточек хвороста. И травы, кстати, тоже — практически не росло.

Андрей, поначалу предполагавший ночевать лагерем, благо везде тепло и сухо, понял, что шансов развести костер и что-нибудь приготовить нет никаких — за полным неимением дров. Князь смирился, что останавливаться придется в постоялых дворах. Или, как их тут называют — в тавернах. Одно хорошо — таких дворов на пути попадалось превеликое множество. Мелкие деревеньки из пяти-шести домов, сложенных из плоских камней без всякого раствора, встречались буквально каждый час, а через два на третий — селения побольше, с часовнями и кабаками. Достаточно большими, чтобы поставить несколько лошадей и приютить пару путешественников.

В отличие от Руси, здешние дворяне жили особняком, в стороне от крепостных. Кто — в суровых, вознесенных на скалы башнях или замках, кто в домах попроще. Отличить их от жилья простонародья было очень просто: по виселице. Точнее даже — по числу виселиц. Четыре стояли перед замками. Две или три — возле укрепленных башен. После этого уже нетрудно догадаться, что в одиноком домике, пусть скромном, но с украшенной петлей перекладиной на акации недалеко от входа тоже обитает какой-нибудь идальго, пусть нищий — но все же не простолюдин.

По всей видимости, виселицами объяснялось и то, что крестьян и торговцев навстречу путникам не попалось ни одного — увидев знатного господина, с оружными слугами и с саблей на боку, прохожие предпочитали не просто свернуть с дороги, но и отступить куда подальше, дабы и на глаза не попадаться вовсе. Трактирщики здешние тоже оказались преувеличенно почтительны и подобострастны. Речи князя и холопов не понимали — однако комнаты, в которые Андрей тыкал пальцем, освобождали мгновенно, угощения подавали обильные и вкусные, денег брали столько, сколько дают, и не перечили.

Правда, и сдачу отсчитать тоже ни разу не попытались.

Красивы города здешние или нет, князь Сакульский пока не знал. Те, что встречались на пути, он объезжал, дабы зря не платить за вход, а снаружи все крепости одинаковы: каменные стены из крупных валунов, да башни со смотрящими навстречу друг другу бойницами. А вот редкие каменные мосты сразу привлекли внимание понятной, но забавной особенностью: все они начинались и заканчивались небольшими укреплениями с толстыми стенами, способными укрыть в себе не меньше двух десятков солдат. Бойницы, крыша, зубцы — все честь по чести. В любом из них Зверев с холопами от сотни — другой татар отбился бы запросто.

Накатанный тракт вел его дальше и дальше через горы и перелески, оливковые рощи и до боли знакомые густо-зеленые гороховые поля. О пути князь не спрашивал и просто отсчитывал дни, решив не беспокоиться, пока не минет две недели. И словно по уговору, именно на четырнадцатый день извилистый тракт, перевалив пыльные и жаркие каменистые холмы, внезапно вывел их в просторную и зеленую долину, дохнувшую в лицо приятной прохладой.

Издалека долина показалась разделенной на три неравные части. От подножия серого каменного холма, с которого спускались путники, примерно до середины долины тянулись нарезанные на небольшие прямоугольники поля, часть которых густо алела какими-то цветами, а часть — зеленела от густо посаженной капусты, моркови и клубники. За полями по правую руку просторно раскинулся городок, не ограниченный в своем росте никакими стенами. По левую зеленел парк, культурное назначение которого выдавали купола, то тут, то там поднимающиеся из крон, и колоннады, кое-где проглядывающие сквозь зелень.

— Вот и столица, — уверенно кивнул Зверев. — Больше ничего подобного нигде не попадалось. Да и по времени пора.

Лошади, словно почувствовав близкий отдых, сами пустились широкой рысью, всего за четверть часа пронеслись остаток пути и перешли на шаг уже в тени городских улиц.

Аранхуэс по виду и архитектуре удивительно напоминал османские города, которые князю Сакульскому довелось разорять в Крыму: высокие стены из грубо колотых камней, дома в два-три этажа с глухими стенами, никак не украшенные ворота, толстая черепица крыш, плотно утоптанные немощеные пыльные улицы. Причем улицы на удивление пустынные — ни расспросить кого, ни хотя бы просто поздороваться.

Пару раз вдалеке на перекрестках показывались горожане — путники поворачивали лошадей, пускали их вскачь, но прежде чем успевали настигнуть туземцев, те бесследно исчезали, как сквозь землю проваливались. После нескольких таких погонь Зверев собрался уже было постучаться в первую попавшуюся дверь, как вдруг услышал издалека радостные крики: