Разбуди в себе исполина - Энтони Роббинс

Однажды я попросил у матери попробовать пивка. Она начала убеждать меня, что от этого добра не будет. Но, пытаясь убедить меня в тот период, когда мой разум еще только формировался, а мои наблюдения за отцом так явственно противоречили ее словам, она не добилась успеха. Мы ведь не верим в то, что слышим, наоборот, мы уверены, что наши понятия подтверждены наглядным примером, – и в тот день я был убежден, что начать пить пиво будет очередной ступенью в моем росте как личности. Наконец мать поняла, что я могу пойти и выпить пива в другом месте, если она не даст мне урок, который я запомнил бы на всю жизнь. В глубине души она понимала, что ей нужно изменить те ассоциации, которые я связывал с пивом. Поэтому она сказала: «Хорошо, ты хочешь пить пиво и быть похожим на отца? В таком случае тебе придется пить его точно так же, как отец». Я спросил: «Что ты хочешь этим сказать?» И она ответила: «Тебе придется выпить полную упаковку из шести банок». «Нет проблем», – сказал я.

Она сказала: «Но ты должен выпить это прямо здесь». Сделав первый глоток, я нашел, что вкус пива отвратителен, ничего похожего на то, что я ожидал. Разумеется, в тот момент я не мог признаться в этом, так как было бы задето мое самолюбие. Поэтому я продолжал пить. Покончив с одной банкой, я сказал: «Ну, теперь я надулся пивом как следует». Но мать сказала: «Нет, бери следующую», – и открыла ее. После третьей или четвертой банки я начал чувствовать боли в животе.

Думаю, вы догадались, что за тем последовало: меня вывернуло всего наизнанку так, что я испачкал всего себя и кухонный стол. Это было отвратительно, а еще отвратительнее было убирать всю эту дрянь! И теперь у меня запах пива всегда ассоциируется со рвотой и чувством омерзения. Никакой другой ассоциации с пивом у меня так и не создалось. В моей нервной системе укоренилась эмоциональная ассоциация, нейросвязь, в виде внутреннего голоса, которая четко направляла все мои последующие решения. В результате я никогда больше не сделал ни глотка пива!

Могут ли наши связи, касающиеся удовольствия и страдания, оказывать воздействие на процесс нашей жизни? Конечно! Эта негативная нейросвязь относительно пива оказала влияние на многие решения в моей жизни. Она повлияла на тех, с кем я квартировал, когда учился в школе. Она определила, как научиться получать удовольствие. Я не употреблял алкоголя: я предпочитал учиться, любил смеяться, занимался спортом. Я узнал также, как это здорово – помогать другим людям; поэтому я стал в школе тем парнем, к которому все шли со своими проблемами, и решение этих проблем доставляло одинаковое удовольствие и им, и мне. Некоторые из этих связей не изменились и до сих пор!

Я также никогда не прибегал к наркотикам – по аналогичной причине: когда я был в третьем или четвертом классе, в нашу школу приехали представители из полицейского управления и показали несколько фильмов о последствиях употребления наркотиков. Я видел, как люди стрелялись, теряли сознание, впадали в прострацию и выбрасывались из окон. Еще будучи мальчишкой, я связывал наркотики с чем-то омерзительным и смертью, поэтому мне никогда даже не приходило в голову их попробовать. Мне повезло в том, что полиция помогла мне сформировать болезненные нейроассоциации даже о самой мысли об употреблении наркотиков. Поэтому я никогда не рассматривал для себя эту возможность.

Какой можно сделать из этого вывод? Очень простой: связывая сильную боль с какими-то поступками или эмоциями, мы ни за что не будем потворствовать им. Мы можем использовать это понимание для того, чтобы направить силу, вызывающую страдание или удовольствие, на изменение любого аспекта нашей жизни – начиная с перекладывания дел со дня на день и заканчивая употреблением наркотиков. Как это достигается? Допустим, вы хотите удержать детей от наркотиков. Начинать следует еще до того, как они их попробуют, и прежде, чем кто-нибудь другой укоренит в них пагубную ассоциацию, а именно – что наркотики дают наслаждение.

Мы с женой решили, что наиболее действенным способом обеспечить себя гарантией, что наши дети никогда не станут употреблять наркотики, было бы вызвать у них ассоциацию, связанную с сильным потрясением. Мы понимали: если не объясним им, что это такое на самом деле, то кто-нибудь другой может убедить их, что наркотики помогают уйти от страданий.

Для того чтобы выполнить эту задачу, я позвонил своему старому другу, капитану Джону Рондону из Армии спасения. На протяжении многих лет я оказывал Джону поддержку в его работе в Южном Бронксе и Бруклине, где он проводил работу по оказанию помощи бездомным, пытаясь так или иначе поднять их жизненные стандарты, изменить ограничивающие убеждения и выработать новые навыки. Мы с Бекки очень гордились теми людьми, которые стали использовать наши уроки и порвали с бродяжничеством, поднявшись на качественно новый уровень жизни. Во время своих визитов туда я всегда выношу что-то для себя как напоминание о том, что я счастлив. Это поддерживает мое чувство соответствия тем жизненным принципам, которым я имею возможность следовать. Это также расширяет мои планы на перспективу и более гармоничную жизнь.

Я разъяснил свою цель капитану Джону, и он организовал для моих детей поездку, которую они никогда не забудут и которая дала им ясное представление о том, что делают наркотики с человеческой душой.

Поездка началась с визита в наводненное крысами, зловонное здание, где сдаются комнаты внаем. В ту минуту, когда мы входили, мои дети были потрясены зловонием, которое исходило от залитых и липких от мочи полов, зрелищем наркоманов, блюющих, не обращая внимания на окружающих, девочек-проституток, пристающих к прохожим, и плачем заброшенных, голодных детей. Умственное, эмоциональное и физическое опустошение – вот какая ассоциативная связь выработалась у моих детей относительно наркотиков. И хотя с тех пор им многократно предлагали наркотики, они не притронулись к ним. Полученные ими в детстве мощные нейроассоциации в значительной степени сформировали их судьбу.

Если вы расстроены каким-то внешним явлением, то ваше страдание связано не с самим событием, а с вашей оценкой его; и у вас есть сила отменить ее.

Мы являемся единственными существами на планете, которые ведут такую насыщенную внутреннюю жизнь, поэтому для большинства из нас основное значение имеют не события, а, скорее, то, как мы их интерпретируем. Это и будет определять наши мысли о себе и то, какое это окажет действие в будущем. Одним из факторов, делающих нас такими особенными, является наша невероятная способность адаптироваться, трансформироваться, манипулировать объектами или идеями для получения чего-то более приятного или полезного. И самым главным среди наших талантов адаптироваться является способность воспринимать непосредственно опыт нашей жизни, связывать его с другими явлениями и создавать из него многокрасочный гобелен понятий, что и отличает наше «я» от любого другого человека в мире. Только человек может изменять свои ассоциации, с тем чтобы, например, физическое страдание в итоге принесло удовольствие, или наоборот.

Вспомним одного голодающего забастовщика, заключенного в тюрьму. Отстаивая свое дело, он продержался тридцать дней без пищи. То сильное физическое страдание, которое он при этом испытывал, компенсировалось удовлетворением и желанием привлечь внимание всего мира к мотиву его поступка. На более личном, повседневном уровне отдельные личности, которые придерживаются режима интенсивных физических упражнений с целью совершенствовать свое тело, научились связывать удовольствие от результата с тяжестью физических нагрузок. Они преобразовали неприятное чувство необходимости придерживаться строгой дисциплины в удовольствие личного самосовершенствования. Вот почему их поведение постоянно, как и их результаты!

Несмотря на силу наших желаний, можно положить на одну чашу весов что-нибудь типа физического страдания при голодовке, а на другую – психологическое страдание вследствие отказа от своих идей. Мы можем придать всему более высокий смысл; можем выйти из «камеры Скиннера»[2] и взять все под собственный контроль. Но если мы не сможем выработать собственные ассоциации страдания и удовольствия, то наша жизнь будет немногим отличаться от жизни животных или автоматов; мы будем постоянно реагировать на окружение, будучи неспособными помешать ему определять направление и качество нашей жизни. Это все равно что сидеть в «камере Скиннера»; или мы представляли бы собой компьютер общественного пользования, доступ к которому открыт многочисленным любителям-программистам.

Наше поведение – как сознательное, так и неосознанное – направляют страдание и удовольствие, которые проистекают от очень многих источников: сверстников в детстве, матери и отца, учителей, тренеров, героев кино и так далее. Вы можете знать, а можете и не знать в точности, когда происходит эта запрограммированность и создается обусловленность. Толчком к этому мог бы послужить какой-нибудь инцидент в школе, какое-то событие, связанное со спортивной наградой, высокие отметки в школьном табеле или, наоборот, низкие. Все это внесло свой вклад в формирование вашей нынешней индивидуальности. Я не нахожу достаточно сильных слов, чтобы подчеркнуть важность того факта, что вашу судьбу будет формировать то, с чем вы связываете страдание и удовольствие.