Черный амулет - Александр Жиров

— Ты что делаешь, идиот? — Катя выхватила у брата бутылку. — Ты ж за рулем! Что за вакханалию вы устроили?!

— Отстань, дура! Не поеду ни в какой гараж. Оставлю тачку возле дома.

Борис грубо оттолкнул сестру и отобрал бутылку. Сделал несколько глотков.

— Ты можешь наконец объяснить, что произошло? Дедушка с бабушкой нашлись?

Борис смерил ее тяжелым взглядом.

Так он никогда на Катю не смотрел. Сказал:

— Дед не нашелся. Бабушка нашлась.

— Да?!

Катя запрыгала от радости. У ее семьи появился шанс.

— Да.

Борис снова приложился к бутылке.

Катя никогда не видела, чтобы он так пил. Из горлышка, без закуски. Она потребовала:

— Что с бабой Любой? Говори немедленно!

Водка сделала свое дело. Борис перестал быть роботом. Он скривил губы. Из глаз хлынули слезы. Как в далеком детстве, он бросился сестре на шею. Она поняла, что бабы Любы нет в живых, прежде чем брат, всхлипывая, сказал:

— Она умерла! Ее убили! Мы нашли ее…

Борис оттолкнул Катю и бросился в туалет. Она услышала звуки жуткой рвоты. И осталась стоять посреди гостиной.

Ломая пальцы. Тушь потекла с ресниц вместе со слезами. Катя Кондратьева походила на плачущего поэта Пьеро из сказки про Буратино.

Она услышала звуки льющейся воды.

Брат уже был в ванной. Пытался привести себя в порядок. Умывался, полоскал рот.

— Кто убил? За что? Где вы ее нашли?

Борис повернул красное измученное лицо:

— Кто, за что — никто не знает. Мы нашли ее… Катенька, это так страшно.

Бориса опять сотрясали рыдания.

В кресле пошевелился Василий Константинович. Он пытался встать.

— Папа, папочка, посиди, — бросилась к нему Катя. — Сейчас я тебе постелю.

Она схватила плачущего брата за руку и потащила за собой в родительскую спальню. Здесь Борис рухнул на колени.

Уткнулся лицом в подушку Елены Владимировны. Быстро разобрав постель, Катя устремилась за отцом. Ей пришлось буквально взвалить его себе на плечи.

— Сейчас, сейчас, — всхлипывал Борис, помогая Кате раздеть отца.

На кухне Катя попросила закурить.

— Рассказывай, наконец!

— Я так не могу! — взмолился Борис. — Давай сперва по рюмочке.

Она пододвинула бутылку.

— Пей. Мне нельзя. Я беременна.

Борис застыл с водкой в руке. Потом медленно осел на табуретку. Прошептал:

— От кого?

— Кофи любит меня, — вместо ответа сказала сестра. — Что произошло с бабулей?

— Тузик, — брат опять зарыдал. — Тузик лаял…

— Тузик — дворовый пес, ему положено лаять, — сказала Катя, пережидая плач двадцатилетнего парня, и вовсе не к месту спросила: — Кстати, его хоть кормит там кто-нибудь?

— Ну конечно, — ответил брат, борясь с рыданиями. — Григорьевна, соседка, и за птицей присматривает, и Тузику жрать носит…

Совершенно механически Катя пробормотала:

— Понятное дело. Григорьевне все достанется. Не переедем же мы в Васнецовку жить.

— Понимаешь, он все время лаял не в сторону улицы, а в сторону озера, — не слушая сестру, сказал Борис. — Лаял до хрипа, срывал глотку, некоторое время выжидал, а потом опять… Тогда я предложил папе спустить Тузика с цепи.

— И что?

Катя Кондратьева сидела с бледным лицом, сжав губы. Словно в коконе ужаса.

Куда бы она ни пошла, ужас теперь будет с ней.

— Тузик стал прыгать вокруг туалета.

Он буквально сходил с ума. Я открыл ему дверь. Тузик залез в сортир и стал лаять вниз, в дырку. Я потянул доску с дыркой.

Она была кем-то оторвана, а потом прилажена на место…

Катя поднесла ладонь к губам. Она все поняла. Борис опять зарыдал.

— Ее сразу туда или сперва убили?

Сквозь слезы Борис продолжил рассказ:

— Ее сложили в полиэтиленовый пакет и увезли на судмедэкспертизу. Месиво, свисающее с костей. Сразу — ни один эксперт ничего не поймет… Приезжала специальная бригада, яму вычерпали до дна, но деда не нашли…

— А папа?

Тяжкий вздох вырвался из груди брата:

— А что папа! Ты же видишь…

Он вспомнил дорогу из Васнецовки в Петербург. Он вел машину, слушал пьяный бред отца и думал: «Возможно ли после такого бреда протрезветь и опять превратиться в нормального человека?»

Борис опасался, что отец сошел с ума.

Слава Богу, мамы пока нет дома. Все, что он только что рассказал Катьке, пришлось бы рассказывать матери.

Катя тоже ждала, когда отец проспится.

Тогда он узнает об исчезновении своей жены.

16

В институт Кофи не пошел. Он как следует отоспался после двух тяжелых рабочих дней. Прошло уже почти три недели, как он вернулся в Россию. Накопилась целая куча грязной одежды.

Кофи собрал ее и отправился на первый этаж в прачечную. Прачечной сырое помещение называлось потому, что в нем имелось несколько ванн и стиральные доски.

Стиральные доски живо напоминали родную деревню. Похожими приспособлениями пользовались женщины племени фон. Делали их народные умельцы из пальмовой коры.

Выстиранные вещи Кофи принес к себе в комнату. Развесил на спинке стула, на оконной раме, на дверце шкафа. Однажды он забыл в умывальной комнате тазик с замоченными в порошке рубашками. К утру рубашки бесследно исчезли.

Кофи пытался представить вора. Должно быть, это студент из очень бедной страны. Хотя, с другой стороны, в мире не много стран беднее Бенина. Разве что Руанда, Куба, Северная Корея…

Вот вор подошел, заглянул в таз. Вот вытянул из грязного раствора тряпку…

О, это же рубашка! Какая красивая! А вот еще одна! Вор отжимает добычу, полощет ее под струей холодной воды… Озирается, нервничает.

После стирки Кофи Догме вышел на улицу. Он уже знал, что эта осенняя ясная погода исполнена коварства. Уже в ближайшие дни лужи по утрам будут скованы ледком. Зарядят безнадежные холодные дожди. А вскоре закружат и первые снежинки, которые русские называют белыми мухами.

Молодой вождь направился в Дом культуры Невского станкостроительного завода. Поднялся на второй этаж. Вошел в «Кусок луны». Еще несколько столиков были заполнены скучающей молодежью.

«Знали бы эти пустышки, кто сейчас вошел в бар!» — думал вождь, подходя к стойке. Ему хотелось крикнуть об этом.

Заорать так, чтобы за одним из столиков дамочка — та, что в белой шляпке, — подавилась томатным соком.

— Сто грамм и чашку чая! — приказал он, возможно, резче, чем следовало, У девушки за стойкой оборвалось сердце. «Неужели поменялась „крыша“? — пронеслось в крашеной головке. — Неужели казанская группировка, отобравшая „Кусок луны“ у тамбовской, уступила бар африканской мафии?!»

Кофи подмигнул девушке и выбрал свободный столик. Достал сигареты. Можно слегка расслабиться. Перевести дух.

Наконец он при деньгах. Жаль, нельзя пригласить Катю. Ей не до баров сегодня.

В дверь бара вошли двое латиноамериканцев и уселись за соседний столик. Кофи их где-то видел… Ну конечно! Этих метисов ему показывал Борис Кондратьев.

Они были драг-дилерами. То есть торговали наркотиками. Их иссиня-черные волосы свисали мелкими косичками, как у знаменитого ямайского певца Боба Марли.

Кофи опрокинул в себя водку. Запил ароматным горячим чаем. Приятное тепло разлилось по телу. Он с наслаждением докурил сигарету. Встал и подошел к метисам. Ничего не говоря, плюхнулся рядом с ними на красный диванчик.

Драг-дилеры настороженно смотрели на него. Они не опасались лишь постоянных клиентов. Кофи подмигнул одному из метисов и стал тихонько напевать поанглийски рефрен из песни ансамбля «AC/DC»:

— Inject the venom, inject the venom!

В переводе на жаргон русских наркоманов это означало: «Двинуть по вене!»

Один из латиноамериканцев наклонился к черному уху вождя и назвал цену.

— Что это будет? — шепотом спросил Кофи.

— Оксибутерат.

Кофи отсчитал деньги. Драг-дилер передал ему пакетик. Незаметно — под столом. Кофи опустил пакетик в карман легкой куртки В голове вертелась все та же забойная мелодия «AC/DC». Он поспешил в общежитие. Ему просто необходима была встряска.

Не дойдя до ставшей почти родной пятиэтажки, Кофи свернул в переулок.

Стал пробираться к общежитию узкими, грязными улочками и вонючими проходными дворами. Держась на приличном расстоянии, он обогнул здание, пристально вглядываясь.

В Багдаде все спокойно. Кофи вошел в подъезд. Оттого что и там его никто не ждал, стало еще спокойнее. Он запер изнутри дверь своей комнаты и сел на кровать. Развернул добычу. На плотной бумаге лежали две ампулы и одноразовый шприц в упаковке.

«Черт! Ловко они, — подумал Кофи. — А может, это и не для меня предназначалось…» Вождь поднес по очереди каждую ампулу к глазам. Вчитался в латинскую надпись. Все без обмана.

Вафельным полотенцем, чтобы не порезаться, он отломал головки ампул. Выдернул из упаковки пластиковый шприц, насадил иглу.

Бесцветная и прозрачная, как вода, жидкость быстро заполнила шприц. Вождь закатал рукав. Снял со спинки кровати подтяжки и обмотал мускулистое плечо.