XV легион - Антонин Ладинский

Канцелярия префекта помещалась в его доме, в столовой. Несколько человек дожидались очереди быть принятыми. До слуха Виргилиана донеслось:

– Подсчитывает, как лавочник, оболы и модии пшеницы и воображает, что занимается государственными делами.

Говорил полный человек в тоге философа, вившийся сюда за какой-нибудь милостью официального характера. Собеседник, с пышной рыжей бородой, проконсул Британии, презрительно улыбнулся.

– А ты хочешь, чтобы он подобен был орлу?

Виргилиана удивила их смелость. В Риме не полагалось высказывать некоторые вещи вслух. Из-за синей завесы доносился скрипучий голос Макретиана.

– Пиши... Префекту XIV легиона в Карнунт... 650 модиев... 245 модиев... Префекту XXII легиона... Валентий, почему здесь указано масло первого сорта? Я же говорил, то масло первого сорта...

Слышно было, как Валентий бубнил, давая объяснения. В атриуме терпеливо ждали, когда Макретиан разберется в сложном вопросе о масле первого и второго сорта. Один из стоявших в ожидании приема сенаторов сказал:

– Вор и плут!

– Кто? – спросил второй.

– Валентий.

Но завеса зашевелилась, и разговоры смолкли. Присутствующие увидели пухлое лицо и плутоватые глазки Валентин. Он был красен, как рак.

– Устал, – сказал он тому сенатору, который обозвал его вором.

– Еще бы! Такая ответственность! – поспешил посочувствовать сенатор.

– Послушай, Валентий, – грубовато спросил проконсул Британии, – скоро вы там подсчитаете ваше масло?

Валентий хитро улыбнулся и развел руками.

– Сами понимаете, что от этого зависит судьба республики.

В конце концов, Виргилиану удалось попасть за запретную синюю завесу. Несколько скорописцев записывали тиронскими знаками цифры, которые им диктовал Макретиан, водя пальцем по длинному списку. Увидев Виргилиана, он протянул ему руку.

– Сейчас! Сейчас!

– Записали? Перепишите все на папирус. Здравствуй, Кальпурний Виргилиан! Мне сенатор говорил, что ожидает тебя на днях.

Он вытер потный лоб платком. Стол на львиных лапах был завален бумагами и мешочками с образчиками пшеницы. По другую сторону стола стоял почтительный Валентий.

– Валентий, – обратился к нему префект, – проверь списки, пока я буду беседовать с Кальпурнием. Чем могу служить, Кальпурний Виргилиан?

– Я по делу. Извини, что отрываю от важных дел. Но как твое здоровье?

Виргилиан знал, что для Макретиана не могло быть интереснее беседы, чем разговор о его болезнях. Старая канцелярская крыса, всю жизнь прошелестевшая бумагами, верный пес императора, проверявший все до последнего обола, Макретиан имел завидную уверенность, что без него само солнце перестало бы светить над Римом. Даже на ночном ложе, рядом со своей худощавой супругой, он шептал цифры и подсчитывал на пальцах. Другой его слабостью была медицина. Хворал он с наслаждением и верил врачам, как дельфийскому оракулу.

– Здоровье? Так себе. Пошаливает сердце. Столько дел. Все надо знать. Выпали ли дожди в Египте и каков улов рыбы в Понте. А тут болезни...

Он стал пространно рассказывать о лекарствах, которые ему прописал Геронтий, врач, гремевший в то время в Риме.

– Но о чем ты хотел спросить меня?

– В городе ходят ужасные слухи. Говорят, что варвары перешли Дунай. Это правда?

Макретиан всплеснул в негодовании руками.

– Что за языки! Уже все знают! Да, перешли. Но все необходимые меры приняты, и нет никаких оснований беспокоиться. Император извещен.

– В каком месте варвары перешли реку?

– По слухам, варвары заняли Аррабону, – нахмурился Макретиан.

Виргилиан подумал, что Карнунт, в котором лежали дядюшкины кожи, находился в двух шагах от Аррабоны. Но его беспокоили не кожи. В Карнунте жила Грациана Секунда. Когда он вспоминал о ее существовании, у него сладко сжималось сердце. В сравнении с ее прозрачными глазами, эпизод с Соэмией казался мимолетной интрижкой...

На холодной дунайской границе, в знойной Сирии или туманной Британии, в дождь и в зимнюю непогоду, под нестерпимым зноем счастливой Аравии, в британских болотах, в германских дубах, в далекой Скифии, где по льду рек волы перевозят тяжелые повозки и падает закрывающий весь мир снег, тридцать два легиона несли тяжелую службу.

– Но как варвары осмелились на такое предприятие? – спросил Виргилиан.

Макретиан постучал пальцами по столу.

– В нарушение всех договоров. Непростительная дерзость.

Таверна стояла у самой дороги – низенькое розовое здание со всякими хозяйственными пристройками, обнесенное каменной оградой. У высоких ворот, в которые мог свободно въехать нагруженный соломой воз, в стену была вделана мраморная вывеска. Она гласила: «Здесь Меркурий предлагает путнику добрый профит, а хозяин сей таверны – обильный харч и покойный ночлег».

Двор был полон повозок, у ясель стояли кони и мулы. Всюду бродили люди, как муравьи в разворошенном муравейнике, встревоженные событиями на Дунае. В воздухе чувствовалась та особенная тревога, которая в дни народных бедствий, катастроф или войн разгоняет ежедневную скуку, как вином опьяняет людей ожиданием опасностей и перемен, заставляет много говорить, размахивать руками, восклицать.

Содержавший таверну отставной солдат Дурк не спал третью ночь, едва успевая принимать постояльцев, беженцев из Карнунта и несчастной Аррабоны, сдирая с них по случаю военных обстоятельств три шкуры. Его жена, необыкновенно румяная женщина, рассчитывалась у ворот с отъезжавшими постояльцами. Путник в плаще с капюшоном ковырял в зубах зубочисткой, второй, может быть раб, держал на поводу двух коней в серых яблоках.

– Значит, за сено асс, – загнула хозяйка один палец.

– Ладно, – равнодушно согласился клиент.

– За хлеб и за пирог с потрохами четыре асса.

– Это дорого.

– Ничего не дорого. Пирог был отличный. В Риме такого не найдешь. Да за девочек тридцать ассов...

Человек в капюшоне улыбнулся приятным воспоминаниям и вынул кошелек с деньгами.

Со двора доносился невыносимый визг свиньи. Мажорные взвизги сменялись теплым грудным хрюканьем, потом переходили в какой-то трагический вой, и снова все покрывалось душераздирающим визгом. Огромная свинья лежала на земле со связанными ногами, билась в тщетной попытке освободиться от пут, морщила свой жалкий и влажный рот. Это было предчувствие непереносимого расставания с прекрасным миром теплой грязи, дынных корок и не сравнимых ни с чем помоев. Тут же пылал костер, чтобы опалить щетину животного. Подручный Дурка, низколобый, обросший волосами, дикого вида человек, беглый солдат или гладиатор, точил на камне кривой нож.

– А вот я тебя сейчас ножом по шейке, по шейке, – сладострастно повторял он и пробовал острие ножа на ноготь.

Аврелий Виргилиан доехал до Саварии на почтовой тележке благодаря любезному разрешению Макретиана. В пути не было ни отдыха, ни ночлега. Виргилиан сравнительно легко перенес эту скачку, но увязавшийся в путешествие Скрибоний Флорин проклинал и день, и час, когда он попросил Виргилиана взять его с собой. Только в Саварии они нашли более или менее удобную повозку и добрались до харчевни Дурка. Дальше путь для гражданских лиц был закрыт. Уже ходили слухи, что варвары отброшены назад, за Дунай, говорили о кровопролитном сражении, называли тысячи убитых, но почему-то на большой дороге еще стояла военная застава. Виргилиан решил, в ожидании дальнейших событий, остановиться в харчевне. Повозка въехала во двор как раз в тот момент, когда хозяйка получила от постояльца в капюшоне причитавшуюся ей плату. На дворе визжала свинья.

В грязной и темной таверне, набитой беженцами из Аррабоны, застрявшими в пути торговцами и военными, на очаге горел огонь. Путники протянули к нему застывшие на ветру руки. Вверху, под почерневшим от дыма потолком, висели связки чеснока, круги колбас и копченые рыбы. Клиенты сидели за грубыми столами и пили вино. Другие ели мясо или хлеб с медом, пирожки и вареные яйца. Люди приходили и уходили, скрипела дверь, от разговоров и криков стоял сплошной гул, как на форуме, звенели монеты.

Хозяин харчевни, сообразив, что он имеет дело с богатыми путешественниками, отвел Виргилиану и его спутнику собственное помещение, отделенное от общей залы дырявой засаленной занавеской. Через нее отлично были слышны разговоры. Какой-то пьяненький сенатский отставной писец, как это можно было понять из его разглагольствований, увещевал сидевших за столом угостить его вином.

– Друзья мои, – надрывался он, нелепо размахивая руками, – наши победоносные легионы изгнали врагов отечества, а вы скупитесь на чашу вина для бедного служителя сената.

– А ты причем тут, пьянчужка? – смеялись присутствующие.

– Низкая чернь, – негодовал старик, – вас еще не было на свете, а я уже записывал речи великого августа Марка Аврелия. В сенате, когда он отправлялся на войну с маркоманами. Я видел своими глазами славу Рима! Жалкие торгаши!