Интересная жизнь… Интересные времена… Общественно-биографические, почти художественные, в меру правдивые записки - Владимир Михайлович Соколов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, Московский городской педагогический институт. Толпа народу: родители, абитуриенты, их друзья. Таким, как я, поступить весьма и весьма проблематично. Во-первых, конкурс – 8 человек на место. Но даже не это главное. Дело в том, что в этот институт устремилась масса умненьких девушек с золотыми медалями, а их зачисляли без экзаменов, после простого собеседования! (Как оказалось впоследствии, в нашей институтской группе из 22 студентов было 14 медалисток!) Таким образом, для нас, безмедальных, оставались совсем крохи мест.
Неисповедима судьба твоя на экзаменах. Запомнилось, как один весьма бойкий абитуриент сразил всех нас тем, что заявил, что сочинение он будет писать стихами! Написал на двойку и к дальнейшим экзаменам допущен не был. Я получил за сочинение четверку. Всего же, как я уже писал об этом, надо было сдать шесть экзаменов (!): сочинение и устные – русский язык, литература, история, иностранный язык и зачем-то география (на филфак!). Дошел я, сдав на отлично русский язык, литературу и историю, до английского языка. Здесь-то и таилась моя погибель. Дело в том, что по сути своей я был абсолютным гуманитарием, но всю жизнь мне с большим трудом давались иностранные языки. Где-то я вычитал, что владение ими зависит от развитости музыкального слуха. О полном его отсутствии у меня я узнал уже в 4-м классе школы. На уроке пения (был и такой предмет в советской школе) старый, седой, совсем крохотного роста учитель вызывал по одному к доске учеников, брал свою скрипочку и играл мелодию украинской народной песни «Журавель». Надо было пропеть первый куплет. До сих пор помню его начало:
Повадился журавель-журавель
На зелену конопель-конопель…
Вызвал меня. Я пропел. Обычно учитель делал какие-то замечания, что-то объяснял. В моем же случае он сказал: «Мальчик (фамилии учеников он не помнил), прежде чем запеть, ты подсчитай». Я подумал, что надо какие-то музыкальные такты считать, но он уточнил: «Если петь будут меньше тридцати человек, ты не пой – всех собьешь». Из чего я и сделал вывод, что что-то у меня не то с музыкальным слухом. К тому же, так уж получилось, почти весь 10-й класс у нас не было учителя английского языка, не могли найти, кто-то приходил, давал два-три урока и исчезал. В результате всего этого с английским у меня был полный швах. Я, конечно, перед поступлением в институт занимался им, мама даже молодую девушку-репетитора наняла, но для битвы на конкурсе этого было явно недостаточно.
И вот наступил страшный для меня экзамен. Дали английский текст, задание по грамматике, англо-русский словарь. Кое-как с грамматикой и чтением справился. А вот с переводом… Так как словарный запас у меня был мизерный и приходилось почти все искать в словаре, я понял, что успею перевести только малую часть текста. И тут «помогла» мне моя уникальная память прочитанных текстов. Может быть, это и слишком сильно сказано, но я действительно очень хорошо запоминаю многое из того, что приходилось читать. Кавычки же я поставил потому, что в данном случае помогла мне эта особенность памяти весьма своеобразно. Перевел я несколько строк текста и решил, что это отрывок из любимого моего романа Конан Дойля «Затерянный мир». Вспомнил это место в романе и стал излагать его экзаменатору – учтивой, интеллигентной и, как потом оказалось, очень душевной женщине. Она сначала поправляла меня, потом замолчала. Я лихо закончил перевод. Она вздохнула и сказала, что текст этот совсем из другого произведения, следовательно, моему «переводу» он не соответствует и поставить она мне может только три. Все, это была катастрофа. Мы уже знали, что проходной балл в институт 28 из 30 (и то не всех возьмут), а одна четверка за сочинение у меня уже была. И тут эта прекрасная женщина посмотрела на меня и спросила, а как я сдам последний экзамен по географии. «На пять», – твердо ответил я. Она вздохнула и поставила мне четыре, и я поступил в институт. До сих пор говорю ей спасибо!
Итак, 1 сентября 1954 года я вошел в актовый зал института. Тут-то все и началось…
Что же все-таки за феномен такой «любовь»? Даже задавать этот вопрос стыдно. Стыдно потому, что за тысячелетия рода человеческого написаны на эту тему бесчисленные пирамиды книг, Монбланы исследований, Эвересты поэтических и прозаических произведений, и, конечно, я не собираюсь дополнить их своими жалкими Записками. Я просто хочу рассказать, что произошло со мной. А что произошло?
Окинул я донжуанским взглядом (я уже писал, что компания наша отличалась повышенным вниманием к девичьим прелестям) ряды сидящих в зале студенток, а они составляли приблизительно 80 % курса, и сразу же остановился на одной. Не просто остановился, а замер, точнее сказать, обмер.
Это была она
(совсем не социальное, абсолютно личное, почти интимное отвлечение в повествовании)
Непосильная и, я думаю, в принципе не решаемая задача найти признаки, качества, свойства, по которым мы, мужчины, выбираем себе женщин. Плохое слово «выбираем», точнее будет сказать – останавливаем мы на ком-то из них свой взгляд, хотим общения, хотим близости. А по другим женщинам взгляд скользит, не цепляя ни сердце, ни плоть. Эти другие могут быть и красивые, и умные, и зовущие, а взгляд – скользит. Сейчас модно говорить о «химии любви». Черт ее знает, заделана ли здесь какая-либо химия, физика, психология, да и вообще что-то разумное…
Правда, у меня лично уже с юности было одно полуосознанное предпочтение в выборе предмета моего внимания к женщинам: мне не нравились девушки слишком современные, стремящиеся быть «как все» в своих пристрастиях, суждениях, нарядах, прическах, манере поведения. Руководствовался принципом: она должна быть «на шаг позади моды». Почему это предпочтение «полуосознанное»? Да потому, что девушка «не слишком современная» – понятно, а вот какая она именно – неясно. Русская классика породила у меня размытые представления о скромных, застенчивых, прелестных своим естеством тургеневских женщинах. Такой ОНА мне и показалась. Такой ОНА и оказалась в жизни, хотя и далеко не во всех своих проявлениях.
Итак, увидел и обомлел. Стройная, красивая, в черном облегающем свитере с белыми оленями на груди
