Журнал «Вокруг Света» №06 за 1989 год - Вокруг Света

Вот и деревня. Я насчитал десятка два хижин — этаких бамбуковых скворечников на деревянных сваях.

— Это Конханынг, самое большое селение банар в округе,— пояснил Сон Кан. Обычно же встретишь два-три домика. Здесь и живет Тяюн — живая энциклопедия местных лесов — старейший из охотников.

Мы подошли к домику, который с виду не отличался от остальных. Те же плетенные из бамбука стены, та же бамбуковая крыша. Под домиком от жары прятались куры, козы и свиньи.

Сон Кан позвал хозяина, и на пороге появился худой, сморщенный старик. Поздоровались. Тяюн спустил из хижины бамбуковую лесенку и пригласил подняться к нему. Я подумал, что он не очень и стар, если лазает несколько раз в день по таким ступенькам. Вход находился на уровне плеч, но, забираясь в хижину, я потерял равновесие и едва не свалился.

В «скворечнике» Тяюна было заметно прохладнее, чем на солнце, полые бамбуковые стебли — хороший теплоизоляционный материал. Посредине помещения догорали полешки, дым просачивался через щели, угольки падали вниз на землю, вызывая иногда недовольное кудахтанье кур.

Тяюн был в хижине один. Члены семьи — две его жены, двое взрослых сыновей, дочь и брат ушли готовить участок под посев. Сухой сезон заканчивался, и надо было сжечь подсохшие деревья и кустарники на вырубке. После того, как участок выгорит дотла и останутся только обгоревшие пни, можно будет рыхлить землю мотыгами и палками. Обильно удобренная золой, она дает неплохой урожай четыре-пять лет. Затем участок забрасывают.

Банар выращивают рис и маниок, ананасы и бананы. За многие столетия их земля почти не изменилась. Те же звери, те же птицы, тот же лес. Подсечное земледелие в малых масштабах, очевидно, не приносит лесу непоправимых бед. Небольшие участки сведенного леса вскоре поглощаются окружающими джунглями.

— Я и сам бы пошел в лес,— объяснил Тяюн,— да вот предупредили, что будут гости.

Сон Кан слегка подтолкнул меня и кивнул головой в сторону потолка в дальнем углу хижины. Там было нечто вроде антресолей, где в полумраке трудно разобрать что-либо.

— Тебе нужно обязательно посмотреть его коллекцию.

Один из древних обычаев банар — собирать на протяжении всего лунного года черепа своей добычи и хранить их под потолком хижины. Через год они будут захоронены в укромном месте в лесу, и все начнется сначала. Для зоолога такая коллекция может оказаться бесценной.

Но, увы, мне не повезло. Я увидел лишь «экспонаты» последних трех месяцев. Про себя я прикинул, сколько мяса потребила семья из семи человек за это время. Оказалось, не так уж мало: 7 замбаров, 8 кабанов, 15 мунтжаков, 3 дикобраза, десяток виверр, 18 белок и несколько обезьян.

Выпросить хороший череп взрослого замбара или крупного кабана оказалось невозможно.

— Удача в охоте уйдет,— объяснил мне Тяюн после долгого и стеснительного молчания.

Видя мое разочарование, хозяин решил показать свое боевое оружие. Это были арбалеты самых различных размеров и назначения: от маленьких — с размахом лука 60— 70 сантиметров для птиц и мелких зверей, до огромных полутораметровых, из которых можно свалить быка. Плоский, утончающийся к концам лук изготавливается из красного дерева и крепится поперек приклада и направляющего стрелу цевья, тетива — из бамбуковой ленты. Своеобразное спусковое устройство сделано в виде пряжки из косточки какого-то зверя. Стрелы, оперенные пластинками бамбука, имеют наконечники разной формы, в зависимости от предназначения. Пучок стрел укладывают в колчан из толстого бамбукового коленца и носят подвешенным на тонкой прочной лиане. В отдельный колчан, наполненный ядом, укладывают несколько стрел для крупного зверя и затыкают растительной ватой. Тяюн пояснил, что яд действует практически мгновенно. Потом, при варке мяса, он разлагается.

Незаметно мы перешли к главной теме нашего разговора, так сказать, к инструктажу по технике безопасности. Оказалось, что, помимо арбалетов, банар широко используют для охоты различные самострелы и самоловы.

— Если увидите в лесу расчищенный визир,— переводил Сон Кан,— лучше не ходите. Это — охотничий путь. Пользуйтесь проторенными тропами. Уж если очень надо, внимательно присмотритесь к такому визиру. По нему на входах и на поворотах устанавливаются особые говорящие знаки.

— Ищите палочки,— продолжал Тяюн,— воткнутые рукой человека. Они приблизительно метровой высоты. Кончик зачищен и расщеплен. Если в расщеп поперек вставлена маленькая палочка, идти ни в коем случае нельзя! Там стоят настороженные самострелы. Если поперечинок нет — самострелы должны быть спущены. Можно попробовать осторожно двигаться по такой тропке. Концы стрел смазаны тем самым ядом. Самострелы хорошо замаскированы.

Я уже сам понял, что ходить в джунглях напрямую практически невозможно — мешают лианы и колючки. Многие колючки не просто острые, а еще и крючковатые и держат за одежду очень цепко. Оставались только тропы. А теперь, оказывается, и по тропам ходить крайне опасно! Я сильно расстроился.

— Но в районе вашей работы,— объявил торжественно Тяюн,— банар спустили или убрали на всякий случай все самострелы.

К вечеру хлынул ливень. Пережидая его, я не переставал удивляться прочности «скворечника». Он практически не пропускал воду. Тяюн, которому, как выяснилось, восемьдесят семь лет, рассказывал, как в прошлом году пережил внезапное нападение слона. Он проверял на реке рыболовные сетки. Неожиданно на отмель выскочил из леса слон. Деваться было некуда. Да и произошло все, как он сказал, совершенно бесшумно. Слон подлетел, схватил хоботом старика за плечо и швырнул далеко в сторону. Повезло, что не было ни камней, ни деревьев. Тяюн грохнулся о землю и потерял сознание. Подошел слон. Обнюхал. И, видимо, решив, что человек мертв, ушел в лес.

Похоже, что слоны единственные существа, которых опасаются банар.

Я поглядел на пять поперечных рубцов на левом бедре хозяина и поинтересовался, не это ли память о встречах со слонами. Сон Кан перевел. Тяюн как-то весь сжался, в глазах погасли огоньки охотничьего задора, с которым он рассказывал нехитрые байки.

Помолчав, ответил:

— Это я сам. Когда умерла моя первая жена, сделал вот так.— Он полоснул рукой по верхнему, самому глубокому, шраму.— Потом погибли двое сыновей и два брата...

Ливень стих. Мы стали собираться назад. Поблагодарив Тяюна, спустились по лесенке на землю. Она была набухшей от влаги. Рядом блестели в капельках дождя такие же плетеные хижины, размером поменьше, на двухметровых сваях.

— Нет, там не живут. Это амбары. В них хранят рис, сушеный маниок и мясо,— пояснил Сон Кан.— А в лесу можно встретить совсем маленькие плетеные хижины, украшенные цветными тряпочками и перьями птиц. Банар сооружают их над могилами родственников. Тяюн как-то показывал.

Вошли в лес. Темнело. Я, признаться, совсем забыл про своих маленьких врагов. Включили фонарик, и я от неожиданности отпрянул назад — вся тропа шевелилась, как живая. Пиявки лежали сплошным ковром, вожделенно покачивая головками. По краям на кустиках и веточках тоже сидели пиявки. Мириады! Мириады пиявок!

Подобного видеть еще не приходилось. «Что же здесь будет в сезон дождей?» — с грустью подумал я.

Я никак не мог добыть диких кур для коллекции скелетов. Тех самых банкивских кур, от которых, по Дарвину, произошли домашние породы. Их было вокруг немало. Местами весь лес вокруг утром и вечером оглашался криками петухов: «Ку-ка-ре-ку!» Странно было слышать знакомое кукареканье из дикого леса. На глаза человеку куры старались не попадаться. Правда, я несколько раз их видел, но не успевал выстрелить или, как мне казалось, мазал. Ведут себя дикие куры довольно хитро. Почти никогда не взлетают на чистом месте, а, отбежав, поднимаются на крыло за куртиной кустов или уже в лесу.

— Нет ничего проще,— сказал Сон Кан.— Нужны куры? Сколько?

— Ну, хотя бы для начала — две. Петух и курица,— пояснил я.

— Будут. Я знаю одно место, на поле маниока, где их очень много.

Рано утром он ушел в лес. Возвратился часам к двенадцати. Без кур и очень возбужденный. Успокоившись, рассказал, что произошло.

Он тихонько крался по краю поля, ожидая встретить кур, но услышал в лесу какую-то возню и странные непонятные звуки. Стал подкрадываться и увидел, как три красных волка терзают небольшого кабана. Раздумывать было некогда. Кан стрелял через растительность на близком расстоянии, но ружье было заряжено дробью на кур! Волки после выстрелов разбежались в разные стороны.

После обеда Кан решил пойти покараулить волков возле задранного кабана. Красный волк, занесенный в СССР в Красную книгу, мог бы стать украшением нашей коллекции. Место находилось в густом лесу, и Кан устроился на дереве в 10—15 метрах от туши. Она была нетронута. И... волки пришли.