Девять уроков - Кевин Милн

Нечто подобное произошло со мной на третьем месяце беременности Эрин. Больше недели я пичкал антибиотиками большую западную черепаху по имени Мамочка, которая принадлежала мистеру и миссис Дженкинс, и все безрезультатно. Поняв, что Мамочка не желает выздоравливать, я позвонил клиентам и попросил разрешения усыпить несчастное животное. Не прошло и получаса, как Скип Дженкинс, бросив все свои дела, примчался в клинику. Настроен он был крайне решительно.

– Вы не понимаете, доктор Уитт! Мамочка должна выжить. И вам нужно сделать для этого все возможное!

На лбу у него проступили капли пота. Было видно, что он изо всех сил пытается побороть панику. Довольно странно для парня, который в остальном выглядел очень даже практичным человеком.

– Мистер Дженкинс…

– Скип. Зовите меня Скип. – Он отер о брюки вспотевшие ладони.

– Хорошо, Скип. Мне очень жаль, но я, похоже, уже исчерпал все возможности. Черепахи просто не предназначены для того, чтобы жить…

– Чего вы еще не делали? – вновь прервал он меня. – Очень важно, чтобы вы спасли ее.

Я внимательно взглянул на своего собеседника. С таким решительным клиентом мне еще не приходилось иметь дела. Скип смотрел на меня немигающим взглядом.

– Я понимаю, как сильно вы привязаны к своему питомцу, но с природой не поспоришь. Зачем тратить столько денег и сил на безнадежный, по сути, случай?

– Знаете, почему моя жена назвала ее Мамочкой?

Я покачал головой.

– Дело в том, что уже года два – с момента нашей свадьбы – жена раз за разом заводит разговор о детях. Я же неизменно отвечаю ей: «Не сейчас, золотко. Давай немножко подождем».

Скип, сам того не зная, полностью завладел моим вниманием.

– Не поймите меня неправильно, доктор, я тоже хочу иметь детей. Когда-нибудь. Просто пока я еще не готов. Но месяц назад, когда жена вновь стала донимать своими просьбами, меня осенила грандиозная идея. Я заявил, что ничего не имею против ребенка, но для начала неплохо бы обзавестись каким-нибудь домашним питомцем – просто так, для практики.

– Ну-ну, – понимающе протянул я.

– Именно. Я сказал, что к тому времени, когда животное умрет, у нас уже будет достаточно опыта, чтобы перейти к воспитанию ребенка.

– Ну-ну. – Теперь в моем голосе звучал сарказм.

– Я-то думал, что мы возьмем собаку, которая проживет много лет. Поэтому когда мы пришли в зоомагазин, я сразу нашел милейшего щенка лабрадудля[19]. Ну какая женщина способна устоять перед лабрадудлем?

– Та, что хочет детей.

– В точку! Когда мы с женой заключали сделку, я забыл уточнить, о каком животном идет речь. И в магазине она сразу подошла к хозяину, чтобы спросить, какая из зверюшек протянет, на его взгляд, меньше всего. В результате мы вернулись домой…

– С черепахой Мамочкой.

– Верно. Она и Мамочкой-то назвала ее только для того, чтобы еще раз напомнить мне о своем заветном желании. Она едва не воспарила от счастья, когда выяснилось, что Мамочка заболела. Несправедливость, да и только.

– Прекрасно вас понимаю, – заверил я.

Скип шумно вздохнул.

– Счастье еще, что в том магазине не было золотых рыбок.

Стоило мне узнать истинную причину его мучений, и я тут же пообещал сделать все возможное, чтобы спасти несчастное животное. Причем абсолютно бесплатно. Да что там, наверняка миссис Дженкинс накормила черепаху испорченной капустой… разумеется, втайне от мужа. Так с какой же стати заранее хоронить ни в чем не повинное существо?

Тем же вечером я провел полное обследование черепахи. Вопреки всем прогнозам, в тот момент, когда я просвечивал ее с помощью ультразвука, мне удалось обнаружить в кишечнике какой-то посторонний предмет. На следующий день, в присутствии помощников, я провел первую – и единственную – в своей жизни операцию на черепахе. Все, кроме меня, были уверены, что бедняга скончается еще на операционном столе, но Мамочка не собиралась сдаваться, и сердце ее продолжало биться на протяжении всей процедуры. Я нашел застрявший объект и готов был уже удалить его, как вдруг дверь распахнулась, и в операционную ворвалась моя секретарша Джанет.

– Доктор Уитт! – заверещала она. – Забудьте про черепаху! Вам срочно нужно уйти!

Джанет я знаю около двух с половиной лет. Со своими обязанностями она справляется превосходно, но такую нервную особу еще поискать. Вечно устраивает трагедию из пустяков.

– Джанет, – сказал я, осторожно извлекая из черепахи крохотный эндоскоп, – что бы там ни было, оно вполне может подождать еще двадцать минут. Хочешь верь, хочешь нет, но малышка неплохо справилась с операцией. Скип Дженкинс обязан мне по гроб жизни…

– Ради бога! – вновь закричала она. – Это Эрин! Ее отвезли на «Скорой» в больницу, прямо с работы! Знакомая нашла ее на полу, всю в крови!

Инструменты с грохотом выпали у меня из рук, а сам я стрелой вылетел из комнаты. Ни Скипа, ни Мамочку я с тех пор больше не видел.

Когда я приехал в больницу, Эрин лежала в постели под капельницей. На носу пластырь и бинты, под глазами и вокруг них – синяки.

– Что случилось? – поспешил я с вопросом.

Эрин выдавила из себя улыбку.

– Обезвоживание. Видимо, во время тошноты из меня выходило больше, чем попадало до этого внутрь. Я потеряла сознание, когда заглянула в туалет.

– А все эти бинты?

На щеках у нее проступила легкая краска.

– Я как раз склонилась над туалетом, когда потеряла сознание. Упала и ударилась носом о фарфор. Говорят, там все было в крови.

Выглядела она ужасно, но я был рад тому, что все завершилось достаточно благополучно. Подруга Эрин, нашедшая ее во время перерыва, поджидала в вестибюле больницы, и я задержался на пару минут, чтобы поблагодарить ее за помощь. Врачи решили не оперировать нос до тех пор, пока у Эрин не пройдут роды, так что несколько часов спустя жену уже выписали домой, снабдив предварительно таблетками от тошноты.

Остаток месяца прошел более-менее спокойно. В назначенный день, строго по договоренности, я появился на поле для гольфа. Отец уже поджидал меня на скамье, надежно укрывшись от дождя под большим зонтом. На коленях у него лежала очередная порция карточек, завернутых для надежности в полиэтиленовый пакет. Дождь лил, как из ведра, и на фервеях уже заблестели лужи.

Я присел рядом с Лондоном.

– Ты действительно хочешь играть в этой грязи? – спросил я, втайне надеясь на отрицательный ответ.

Отец рассеянно смотрел куда-то вдаль. Ответил он не сразу, так что я даже усомнился, а слышал ли он мой вопрос. Наконец отец заговорил, но как-то тихо и отрешенно:

– Иногда начинает лить, но ты все равно не прекращаешь играть.