Экспедиции в Экваториальную Африку. 1875–1882. Документы и материалы - Пьер Саворньян де Бразза

Долгие переговоры с Джумбалой и остальными вождями завершаются обещанием предоставить нам людей. Чтобы у моих иненга и галуа, подобно бакале, не возникло искушение удрать, я покидаю Сангалади.

24 января пополудни Марш[309] присоединяется ко мне в небольшом селении Эдибе[310].

Глава VII. От Сангалади до горы Отомби (Окота)[311] (22–30 января 1876 г.)

В прежние времена окота жили на обоих берегах Огове[312], но с некоторых пор павины, спустившиеся сюда по реке Оконо[313], вытеснили их на острова[314], оставив им левый берег, где и поныне можно встретить достаточно много селений окота[315]. Это небольшое племя усвоило нравы речных народов, иненга и галуа; однако оно сохраняет для внутреннего общения собственный язык.

Окота занимают один из самых опасных участков большой реки; недаром они славятся своими гребцами. Их встречаешь повсюду, от деревни к деревне, на пирогах, которые здесь называют «муссиками». Эти лодки, длиной от двух до трех метров, такие узкие, что человек может расположиться там только боком. Окота умело маневрируют между встречными течениями, обходят водовороты и продвигаются довольно быстро, несмотря на множество трудностей, сопровождающих плавание. Мы бы могли набрать здесь для прохождения порогов самых лучших гребцов, если бы их было побольше и особенно если бы при переговорах мы не столкнулись с абсолютным отсутствием у них честности. Но, называя их подозрительными людьми, неисправимыми лицемерами и лжецами, не даем ли мы им слишком примитивную оценку? Разве любое другое племя, слабое и помещенное в те же самые условия, не увидело бы в действиях белых серьезную опасность, угрожающую сохранению их прав, и не попыталось бы равным образом использовать хитрость в качестве оружия? Как бы там ни было, мы вскоре увидим, насколько важно быть крайне осторожными в отношениях с окота и ялимбонго, племенем той же расы, с которым мы встретимся позже.

И вот мы уже на подступах к порогам и можем поздравить себя с покупкой новой пироги: груз в ней действительно размещается более равномерно, что увеличивает наши шансы на благополучное их преодоление.

Прохождение порогов, без сомнения, менее опасно, когда плывешь вверх по Огове. Совсем иное, как мы увидим позже, когда спускаешься по ней: шум воды и быстрота потока заглушают приказы старшего, стоящего на носу, поэтому гребцы должны смотреть только вперед, чтобы немедленно отвечать единым и мощным ударом весел на его команду, отданную руками. Но и теперь <когда мы поднимаемся по реке>, хотя опасность не столь велика, трудностей остается не меньше. Одни толкают пирогу шестами, другие тянут ее на лианах от одной скалы к другой. Работа вторых особенно утомительна. Сначала нужно добираться до скалы, где им должны бросить растительный канат; они ползут по дну на коленях, уйдя с головой под воду и цепляясь за все неровности грунта, чтобы не быть унесенными водной лавиной. Достигнув рифа, они поднимаются и хватают лиану, и как только пирога проволочена, снова погружаются в воду и продвигаются дальше, повторяя тот же самый маневр.

Как мы сказали, окота отличаются умением преодолевать любые преграды. Путешественнику, впервые оказавшемуся в их пироге, остается только молча наблюдать, демонстрируя хладнокровие, как из-за неосторожных движений или недостаточных усилий лодка, иногда наполовину залитая водой, то уносится потоком вперед, то отбрасывается назад, рискуя разбиться о раскиданные в беспорядке скалы. Гребцам, которых никакой глупый приказ или совет никогда не может сбить с толку, почти всегда удается направить пирогу по встречному течению или же в более спокойные воды, чтобы затем снова попытаться одолеть бурную реку.

Мы удачно проходим самый большой порог[316], который находится как раз в месте слияния Огове и реки Оконо. Мы плывем теперь по узкому проливу[317], также усеянному рифами, но общий вид местности постепенно меняется. За горами и холмами, покрытыми сплошным лесом, следуют пригорки с деревьями, растущими у подножья и в расщелинах, а их склоны и вершина устланы высокой травой. Мы оставляем с правой стороны почти непроходимый рукав Огове[318], который под именем Отенге[319] снова соединяется с нею у острова Ндонго[320]; затем, лавируя среди скал и небольших порогов, мы достигаем острова Эменье[321] и разбиваем лагерь в деревне Бумба.

Остров Эменье, длинный, узкий и лесистый, можно считать границей между собственно окота и племенной группой ялимбонго. Каждый из двух рукавов Огове, охватывающих его, имеет примерно от шестидесяти до восьмидесяти метров в ширину. Чтобы подняться вверх по течению, выбирают южный рукав, более пригодный для плавания; чтобы спуститься вниз, наоборот, выбирают северный рукав с более глубоким руслом, если, конечно, гребцов не пугают головокружительные водовороты между скалами.

К острову Эменье прилепились два маленьких островка – Миссоку на западе и Нгозо на востоке. Напротив Нгозо возвышается довольно высокая, покрытая лесом гора Океко[322]. Огове снова расширяется, и хотя рифов еще немало, плавание в этих местах представляет лишь относительную трудность.

Полдюжины аккуратных деревушек на левом берегу принадлежат племени окота-ялимбонго. Теперь можно составить общее и достаточно верное представление о здешнем крае. Мы только что миновали холмистую, даже гористую местность, которая в своей внутренней части щедро одарена лесом в отличие от возвышенностей, обрамляющих берега. Горные цепи не тянутся параллельно главному направлению Огове; четко вырисовываясь на горизонте, они, кажется, разрезают ее почти перпендикулярной линией, которая соответствует линии скал в районе порогов. Это наблюдение, сделанное у Нджоле, подтверждается, стоит нам увидеть перед собой две горные гряды – Конгве, или Окота, и Отомби. На этом участке Огове превращается в реку без долины или просто в поток, несущийся по каменным ступенькам вниз.

Вверх по течению от деревень ялимбонго Огове делает довольно резкий изгиб, чтобы затем течь – уже больше не отклоняясь, – к горе Отомби, которая издалека кажется преградой на ее пути. Эта прямая линия примерно в десять миль[323] теряется в бесконечности. Русло часто сжимается до предела; нам приходится с огромным напряжением сил бороться с возрастающей мощью потока; местами гребцы вынуждены держаться левого берега и снова орудовать шестами или тянуть лодки волоком.

У подножия горы Отомби река круто сворачивает в сторону; здесь дно полно рифов. Вскоре мы достигаем большого порога Нгана[324], гораздо более опасного, чем порог в земле окота во время спада воды.

Однако мы почти беспрепятственно одолеваем его, а затем лавируем среди извилистых проходов, где скорость волн все нарастает и нарастает. Больше нет ни островков, ни скал, о которых разбивались бы пенистые воды. Поток несется сплошной массой; теперь уже не встает вопрос, плыть ли по фарватеру, как справляться со встречным течением или как обходить буруны; нужно просто идти, прижимаясь к берегу, удерживая пирогу неимоверным усилием весла или опираясь шестами об острые верхушки рифов, выступающих из воды.

К вечеру, безумно усталые, мы наконец подплываем к островам Каве, где нас ждет отдых. Здешняя природа намного веселее; зелень, вырывающаяся из глубины оврагов, поднимается к перевалам, разделяющим вершины нагорья Лелиди, или Воте. Берега реки пустынны, но нам сообщают, что совсем недалеко, на левом берегу, находятся первые деревни апинджи[325].

Глава VIII. От островов Каве до Лопе (Апинджи) (30 января – 10 февраля 1876 г.)

Страна апинджи представляет собой полоску земли, тянущуюся вдоль левого берега Огове. Племени принадлежат восемь или десять селений; это ряды бамбуковых хижин с лиственными крышами; внутреннее убранство жилищ говорит о том, что их хозяева далеко не состоятельны. Однако апинджи, высокие, сильные, деятельные, кажутся намного умнее прибрежных жителей в нижнем течении реки.

Оттесненные павинами, которых не покидает намерение поселиться как можно ближе к реке, апинджи постепенно закрепились на левом берегу: они переплывают Огове только для того, чтобы время от времени контролировать свои плантации, расположенные на другой стороне.

Мы прибываем к апинджи в момент, когда все население находится в страшном волнении. Два охотника, заблудившиеся на противоположном берегу, попались в руки врагов; один из них спасся, избежав таким образом почетной участи стать коронным блюдом на пиршестве павинов. В полном испуге жители каждой деревни горячо обсуждают вопрос, не запретить ли вообще переход через реку: ведь из-за своей малочисленности они не способны предпринять против павинов какие-либо репрессивные меры.