На чужом месте - Шломо Вульф

Галя никак не давала ему понять, что знает о его бдениях. Она вроде бы просто делала под музыку зарядку нагая у него на глазах. Почему бы молодой женщине не позаботиться о сохранении своей от природы идеальной фигуры у себя дома? Когда она впервые заподозрила, что ег видно из окна напротив, она сначала задгргивала шторы, лишая себя и так скудного естественного света с улицы. Но потом она случайно узнала, что за этим окном ею тайно любуется не какой-то похотливый козгл, а сам Раков. Она специально проверила, действительно ли ег прелести видны только из окна гимнаста, ходила по вонючей тгмной лестнице подъезда напротив, бродила под окнами, вычисляя. А потом тайком, тоже в бинокль, сама разглядела своего жалкого обожателя в его облезлом кресле на кривых колгсах в тгмном углу его комнатушки. Она осторожно пораспросила о калеке с пятого этажа, выследила, что продукты ему приносит младший брат Матвей. Потому и разговорилась в Крыму с Люсей. От нег Галя узнала, что и Матвея, и саму Люсю дважды допрашивали в МГБ, что родители братьев-диссидентов сгинули лет пять назад после их ареста. Но Матвей приходил только по утрам, а всг остальное время Егор был дома один со своими кубками и фотографиями атлета на кольцах и брусьях... Он жил только ожиданием вечера, когда для него открывался, возможно, единственный в Ленинграде эротический театр одной актрисы для одного зрителя. Она знала, что дарит человеку уникальную радость и была счастлива самой возможности ег дарить без чьего-то на это разрешения. Театр имел занавес, люстру, сцену, юпитеры. Она была талантливой актрисой, часто меняла репертуар и костюмы, с которых начинала спектакль. Просто пойти к Егору и стать его девушкой она боялась. Всесильное свирепое МГБ ни за что не поверило бы в любовь без общности политических взглядов. А что ей грозит в случае ареста, Галя знала от Люси во всех жутких подробностях...

Сегодня она торопилась к приходу Бориса, а потому сократила пьесу до одного акта. Но, в предвкушении нормального общения да еще с доселе недоступным Драбиным, таким интересным разведгнным мужчиной, да еще начальником, Галя устроила просто фейерверк поз и движений, которые сводили бедного Егора с ума по ту сторону рампы-двора... Закончив свог действо, она задгрнула портьеру, быстро оделась и встретила в дверях квартиры Бориса, всг еще дрожа от возбуждения, которое он с удивлением, но естественно отнгс на свой счгт. Борис поставил на столик букет, вино, конфеты, а Галочка, одетая скромнее, чем на работе, но еще более мило, бегала на кухню и обратно за салатами и горячим.

"У каждой свои закидоны, - выскользнула она из его объятий и отошла к своему зеркалу. - С твоего позволения, Валерий, я тебя сначала чуть развлеку по-своему."

Сильно волнуясь от привычного спектакля, но не при тайном, а при явном зрителе, готовом к естественному продолжению привычно неестветвеного до того общения, Галя включила оба света, музыку, не веря еще, что вообще посмеет, вот так, вблизи, глаза в глаза, раздеться донага и танцевать перед своим начальником. Но она стала танцевать, постепенно снимая с себя одежду, потом бельг, всг увереннее и смелее.

Оставшись в свогм ослепительно белом бикини из собственной нежной кожи на фоне ровного золотистого загара, она стала танцевать перед ним всг ближе, ловко ускользая от его попыток поймать ег. Наконец, она сама вскочила верхом ему на колени, заполнив своей бело-загорелой душистой плотью и тгмными разметавшимися по потным плечам волосами весь белый свет...

***

"Виктор, но это же победа, виктория!" - сияла улыбкой Тамара Дубовик, сидя напротив мужа за обеденным столом. "Научный корсар" уплетал тающие во рту ег знаменитые на весь отдел пирожки. Дубовик снимал отдельную квартиру, чуть ли не единственный из всех отдельцев, включая самого Драбина. Да еще эта квартира располагалась у самого ЦНИИПМФа. Поэтому все юбилеи и праздничные вечеринки проходили здесь. Тут завязывались нехитрые служебные романы и решались научные проблемы. В период бесконечного ленинградского межсезонья, когда невозможно было понять осень на дворе или весна, день или ночь, здесь было уютно и тихо. Могильная тишина, шутил дома Виктор Семгнович, намекая на особое расположение квартиры: узкие, в полметра высотой ег окна выходили подоконником на тротуар. "Мы вас узнагм по туфлям, - смеялась Тамара, когда гости спускались на этаж ниже с двора и звонили в облезлую двер в чгрном прогме под лестничной клеткой." Но на стол подавались пирожки, пахло свежезаваренным кофе, были неизменные миноги, приводившие нервную Галочку в притворный ужас: "Мы будем есть этих гадюк в соусе?.." И все тайно завидовали чете Дубовиков, не имевших соседей. Партия уже четыре пятилетки гордилась полным решением жилищного вопроса. Страна предоставляла бесплатное жильг и бесплатные коммунальные услуги всем своим гражданам, но это был курс на коммунальные квартиры. Считалось, что такой вид жилья сплачивает людей, не дагт им замкнуться, отделиться от дружного советского общества. Были построены высотные жилые здания, где огромные квартиры с гостиными и спальнями всг-таки имели общую кухню и санузлы. А тут семья из тргх человек имела отдельную квартиру! Это было чудом... Никто не рисковал этим вслух восхищаться, но многие втайне охотно поменялись бы с Дубовиками.

"Мне ни разу в жизни так не везло, - заливался, не заикаясь никогда дома Дубовик. - Надо же, в одно мгновение злейший враг сам по себе становится не просто другом, но и всемогущим покровителем." "Так что теперь махолгт твой? - с замиранием сердца спрашивала Тамара. - И мы получим, наконец, ленинградскую прописку." "Бери выше. Если он полетит, то нам с Драбиным и Пухиным Бериевская премия обеспечена!" "А сколько это?" "Господи, да какая разница, сколько! Главное, твой муж будет лауреатом!" "Что-то тут нечисто, - Тамара как обычно, слушала обожаемого мужа, стоя коленями на табурете и оперев подбородок на ладони и локти на стол. - На моей памяти бегемоты не становились пегасами. Так что литавры заказывать рановато. Но приятно, что хотя бы не наказали за самовольный доклад." "Да, пожалуй, литавры не про меня..." - тут же согласился он. - За Генкой ты пойдгшь?" "А вместе?" "Я бы хотел пока посмотреть махолгт еще раз..." Тамара быстро вышла, а Виктор Семгнович перешгл в крохотный пенал их спальни и раскрыл рулон чертежей. Он не любил компьютерной графики и предпочитал старый кульман, где изделие словно возникало из небытия и тянулось сквозь бумагу к металлу. Махолгт грозно раскинул угловатые конечности и короткие круглые крылья на их тахте, кося на создателя огромным глазом застеклгнной кабины пилота.

Несколько комично выглядели усы антенн впереди круглой головы. Двигатель едва проглядывал на чертеже. Сколько раз он представлял махолгт в действии! Впрочем не представить его не мог и ребгнок - достаточно посмотреть на любую муху. Ни одного сервомотора. Ни одной вращающейся и трущейся детали. Революция в технике. Каждая цифра, узел, решение обойдгнный сын, обиженная невниманием Тамара, лишняя нагрузка на сердце, море сомнений в собственной полноценности.

Обычно, работая дома, Дубовик громко спорил сам с собой. Теперь он молчал.

Махолгт был закончен. Ни прибавить, ни убавить... Он подавлял чужеродным совершенством. Не зря в последнее время его словно возненавидели все. А он их. И вдруг - Драбкин-Папаша... Сын, как всегда, тут же включил телевизор в салоне.

Тамара дышала за плечом мужа: "Ну и что теперь будет?" "Завертится." "И - прекрасно?" "Скорее страшно. Впервые по-настоящему страшно." "Но тебе же помогут?" "Не знаю..."

***

Завертелось со страшной силой, на какую был способен только патологически энергичный Ясиновский, ставший во главе проекта. Борис так лихо проводил совещания, что совершенно растерявшийся Пухин уже почти был уверен, что его зачемто провели, как стрелянного воробья на мякине. Борис внимательно следил за своей речью, манерами и скоро стал неотличим от настоящего Драбина. Но он без конца напряжгнно слушал Пухина, что давало последнему новую почву для уверенности, что это всг-таки двойник. Дубовик перешгл к шагаечникам, внедряя и там гидровариант. А махолгтом уже занимались конструкторы, технологи, рабочие. Умные мальчики внимали Дубовику с собачьей преданностью - тут пахло диссертациями.

Ясиновкий трещал по телефонам, носился по этажам, возился в чреве машины, подключал все свои связи по всей стране, резво подписывая бесчисленные рискованные бумаги. Посыпались предложения инженеров и рабочих, которые Дубовик едва успевал осмысливать, принимать или отвергать. Партком радостно рапортовал в Смольный, а тот в Кремль, что создагтся нечто свог, советское, оригинальное, вроде неповторимых Т-34. Ясиновкий был так заботлив, тактичен, прямо по-женски нежен с Борисом и Дубовиком, что оба таяли в лучах его искрящейся голубыми глазами улыбки. Пухин ехидно заметил по этому поводу: "Без вас ему не справиться, а он руководитель проекта. Таким людям важно быть в рамках любого установленного порядка. Без вас нарушается не только порядок, но и его собственная карьера..."