Журнал «Вокруг Света» №12 за 1971 год - Вокруг Света

Все сгрудились вокруг Зеки. С каждым результатом напряжение росло. Восьмой, девятый, десятый матчи... Теперь уже Педро схватился рукой за сердце. Одиннадцатый матч, двенадцатый... Охнула Силвия. Тринадцатый, последний: «Форталеза» — два, «Ипиранга» — ноль!

Зека роняет талон и опускается на пол. Единодушный рев потрясает «Лузитанию». Тринадцать очков! Все матчи угаданы! Зека, Флавио и Дамиан — победители! Миллионеры! Мил-ли-о-не-ры!

Свершилось! Все-таки господь там, на небе, великодушен и милостив! Слава тебе, господи наш! Спасибо, что обратил свой мудрый взор на нашу убогую «Лузитанию»! Педро крестится, дрожа и еще не веря в случившееся. Неважно, что не он выиграл эти миллионы! Ему тоже повезло: теперь «Лузитания» прославится на весь город. Скоро прибегут репортеры, фотографии появятся в газетах! Завтра же появятся. «Лузитанию» покажут по телевидению! А это означает, что сюда сбегутся зеваки со всего района. Может быть, бар станет модным?

Вокруг уже толпились десятки знакомых и незнакомых, завсегдатаев и случайных прохожих: весть о выигрыше разнеслась по всему кварталу. Силвия, вытирая глаза, обнимала Зеку. Никто не мог разыскать Дамиана, который еще утром отправился собирать милостыню на Центральный вокзал, флавио работал в отеле, но уж он-то знал: он всегда имел при себе копию талона.

«Лузитания» заполнялась народом. Бился в истерике Лоретти, сбежавший из своего киоска: он заполнил свой талон точно так, как Зека с Флавио, но в последний момент дьявол толкнул его под локоть, и Лоретти переделал результат тринадцатого матча, поставив ничью. Если бы не эта проклятая ничья, он делил бы сейчас с Зекой миллионы, как это бывало всегда, когда несколько талонов набирали тринадцать очков.

Лопес, растолкав зевак, схватил Зеку за плечо.

— А ну, вставай!

— Что, что такое? — слабым голосом отозвался Зека. Он озирался вокруг с какой-то отрешенной улыбкой, не узнавая друзей.

— Вставай немедленно! — крикнул Лопес.

— Что ты, сержант? Зачем трогаешь парня? Оставь человека в покое! — закричали вокруг.

— Зачем он тебе нужен? — качая головой, спросил Педро.

— Как это «зачем»? — рассердился сержант. — Он что, не собирается нам поставить хотя бы бутылку «прайаниньи»?

Радостный рев оглушил Педро. Зека испуганно раскрыл глаза и начал приходить в себя.

— Где Флавио? — спросил он слабым голосом.

— Флавио сейчас придет, — сказал Лопес. — А ты пока давай распорядись.

Зека тряхнул головой и встал. Вокруг воцарилось молчание. Все выжидающе смотрели на нового миллионера. На человека, чье имя завтра появится на всех первых страницах газет. И даже за границей напишут о нем.

— Педро. Послушай, Педро, — сказал он, держась за плечо Лопеса, — сдвигай столы. Выноси их на улицу. Посылай за виски. Позвони в ресторан. В какой? В самый лучший. Пусть пришлют шампанского, лангуст, ветчины...

...«Лузитания» безумствовала всю ночь. Были опустошены винные погреба всех близлежащих баров и ресторанов. Зека собрал нищих с окрестных кварталов и кормил их креветками и шоколадным тортом. Силвия умывалась шампанским, вылив полдюжины бутылок в пластмассовый таз: это, как она объясняла всем и каждому, способствовало улучшению цвета лица.

К трем часам утра весь район уже знал о неслыханной вакханалии в «Лузитании». Матросы, удивленные отсутствием Силвии и ее подруг на привычных перекрестках, вваливались в бар целыми экипажами. На улице выстроился громадный хвост пустых такси: водители дружно вздымали бокалы за здоровье Зеки, за процветание лотереи, за старого Педро, за Силвию, за футболистов — «трикампеонов», за всех вместе и по отдельности, за «Менго» и «Флу», за «Васко» и «Ботафого».

Мальчишки, собранные Зекой из подворотен и подъездов, разносили бутылки шампанского по улице Санта-Витория: проснувшись к утру, каждая семья должна была обнаружить у дверей скромный подарок новорожденного миллионера. На рассвете бросили якорь у «Лузитании» и оранжевые грузовики ДЛУ — департамента по уборке улиц. Полсотни мусорщиков и дворников активно братались с хмельными сержантами полицейских патрулей и косматыми «плейбоями», возвращавшимися по домам из ночных притонов и наткнувшимися на бурлящий водоворот «Лузитании».

В полутемном углу сидел, склонившись над листком бумаги, Флавио. Он появился, когда начало светать. Взял стакан виски, брезгливо растолкал ватагу веселящихся матросов и сосредоточенно углубился в вычисления. Он был спокоен и преисполнен решимости. Теперь, когда пробил его час, он знал, что будет делать. Заглядывая в толстый туристский путеводитель, забытый каким-то гринго в номере «Плазы», Флавио аккуратно подсчитывал предстоящие операции. Он умел считать и слыл среди завсегдатаев «Лузитании» специалистом по финансовым вопросам. Может быть, потому, что в розовой юности работал в банке «Братья Гимараэс» разносчиком кофе. Впрочем, это не так уж важно. Тем более сейчас. Флавио считал долго, но при всех альтернативах итог получался один и тот же: до конца дней своих — даже если господь отпустит ему еще сто лет жизни — он окончательно обречен, именно обречен, утопать в хрустящих, шелестящих, лощеных дензнаках. Двенадцатимиллионная премия даже при самом примитивном, при самом убогом, лишенном воображения использовании — вкладе в банк на определенный срок под проценты — давала твердый ежемесячный доход в размере трехсот тысяч! Триста тысяч — это в тридцать раз больше оклада президента республики. И в десять раз больше, чем зарплата Пеле в «Сантосе».

Но прежде чем думать о процентах, акциях и чековых книжках, хотелось помечтать. Предположим, он захотел бы для начала кутнуть. Закатиться в Европу. Хотя бы на неделю. И не просто в Европу. А в «ту» Европу! В Европу высшего класса. Он листал справочник и делал выписки, сверяя цены «той» Европы с курсом крузейро. Одна неделя пребывания в самом роскошном номере (из четырех комнат!), в самом дорогом парижском отеле «Риц», что на Вандомской площади, по 15 тысяч в сутки. В неделю, стало быть, 105 тысяч. Для экскурсий по Парижу и окрестностям три «роллс-ройса»: один — белый для выездов по утрам, другой — серебристо-жемчужный для полудня, третий — торжественный, темно-голубой — 330 тысяч крузейро. Что еще? Трехязыковые секретарши с дипломами курсов ЮНЕСКО — служба круглосуточная в течение недели: 30 тысяч. Да, а гардероб? Предположим, портным будет знаменитый Черрути. Закажем ему, к примеру, полдюжины костюмов, четыре смокинга, шесть свитеров (в Европе сейчас дело идет к зиме!), рубашки, сколько рубашек? Ну, две дюжины для начала. Что еще? Восемь пар обуви, штук восемь брюк, плащ, кофта из шерсти боливийских лам, шуба меховая из соболей или черной обезьяны. За все это — сто тысяч. Далее, возьмем напитки. Шампанское! Шампанское — старая слабость Флавио. Две тысячи бутылок «Пьер Жоэ» с отпечатанным именем хозяина, то есть Флавио, на этикетке — 300 тысяч. А если по приезде закатить обед в «Максиме»? На тридцать персон. Созвать все сливки бразильского общества, обитающего в Париже. От посла до писателя Антонио Кальядо. Меню: черная икра, консоме... Дальше в справочнике шли названия, от которых у Флавио закружилась голова: лосось, кабанья печень, пулярка. Это еще что такое? И все за каких-то 20 тысяч, включая чаевые! Смешно: уже неделю он пробыл в Париже, а истрачено всего лишь... сколько?.. 885 тысяч. Двенадцать миллионов, можно сказать, и не распечатаны!

Теперь уже Флавио не сомневался, что он поедет в Париж. И не только в Париж. Вокруг света! Париж— Лондон — Мюнхен! Что там еще? Мысли путались. Мюнхен как-то сразу же вспомнился: скоро будет там Олимпиада, о которой все чаще пишет «Жорнал дос спорте». А что там, за Мюнхеном? Россия с ее загадочной Сибирью? Поедем и в Россию. Япония, где, говорят, была какая-то роскошная выставка? Поедем и в Японию. Оттуда в Индию. Посмотрим на йогов. Что еще? США! Конечно! Надо же послушать живьем великого Синатру! Нужно будет взять с собой Зеку. Пусть посмотрит, что такое настоящая жизнь! А Дамиан? Ну, старик, конечно, ни к чему. Он вообще не заслужил своей доли. Никогда не платил свои ставки! Вся «Лузитания» знает об этом. Да, да, никогда не платил! Ему можно будет сунуть отступного. Тысяч сто, скажем. Нет, полсотни. Или тысяч двадцать... А вообще-то говоря, что он с ними будет делать?.. Ему и жить-то осталось лет пять. Если не меньше... Зачем ему столько?.. Дадим ему тысчонку, и хватит с него.

...Вакханалия в «Лузитании» завершилась, когда город просыпался. Скрипнули жалюзи булочной напротив. Заспанный мясник звякал ключами, отпирая лавку и придерживая ногой велосипед, чтобы тот не упал. Взвизгнул тормозами автобус, влетая на перекресток. Сержант, мотая свинцовой головой, погрозил ему вслед кулаком.

Обалдевший Педро рубил столы и стулья. Стойка «Лузитании» уже была опрокинута. Со стен свисали клочьями рваные обои. Мальчишки весело помогали погрому. Старый Педро рубил «Лузитанию», нажитую тридцатью годами мучений и тягостей, с легким сердцем: этого потребовал Зека. «Руби эту гадость, — сказал он. — Я куплю тебе новую мебель. И отделаю все заново. Никелем и формиплаком. С зеркалами и полками из жакаранды. На кухне ты поставишь аппарат для мойки посуды, а у прилавка бара сделаем вертящиеся табуреты. Обшитые крокодильей кожей...»