Хорхе Луис Борхес. Алгорифма - Вадим Алексеев

Буэнос Айрес! Солнце твоё в полдень

Вспоминаю… Сын! Свой сильный пол день

Обнимая женщин, в место дальнее.

Помню две скрещённые рапиры…

Вот чем отхлестал бы вас, шекспиры,

Царь царей! Нет выходки скандальнее…

3

Человек с бревном и с печниками,

Крепкими такими мужиками

На картине славит труд свободный.

Мужики глядятся добряками.

Запад ждал, что грех тылопрободный

И рогами красный плащ избодный,

Мерзкий, презираемый веками,

Нужный между тем как руль ободный

Ленин, наконец, легализует.

Только к власти быстро пришёл Сталин.

Печников вождя парализует

Сифилис. Исход уже летален.

Коба же гомосексуалистов

Ненавидел, я как футболистов.

4

Вспоминаю годы золотые.

В гости приходил без приглашенья

Люд друг к другу для еды вкушенья

И питья вина. Нравы простые

Телефон испортил… Не святые

Все мы, но такие согрешенья

Как сейчас, редки были. Крушенья

Поезда бутылки ждут литые,

Полные бутылки и пустые.

Не привык терпеть одни лишенья

Аппарат кровавый разрушенья.

На Руси раздор, как при Батые.

Виноваты с мясом щи густые

За поста, выходит, нарушенья?

5

Вспоминаю карандаш и шпагу.

Гонгоры стих гордый вспоминаю.

Шпага поломалась. Да, я знаю.

Карандаш грозит ареопагу!

Вспоминаю то, что сам увидел

И что мать с отцом мне рассказали:

Сталин извращенцев ненавидел.

Сапоги они ему лизали.

Вспоминаю друга Маседонио

Не в кафе, на улице что Онсе,

Оперев чело своё ладони о,

В эншпиль погружённого (в прононсе

Его "эр" французское…) – у стойки

С ним стоим мы, к алкоголю стойки!

6

Ещё помню я с землёй телеги,

Что вдоль Онсе не спеша по пыли

Проезжали… Красные глупы ли?

Скромно жить при хлебе да ночлеге…

Почему не во дворце, коллеги?

Верующими когда б вы были,

Заповедь Христа бы не забыли…

Но что делать опосля возлеги?

Помню Амальсен де ля Фигура,

Ту, на улице что Токумана…

Антифразис – речи есть фигура,

Вид наичестнейшего обмана:

Юношу богатого Спаситель…

Полюбил. Как жертву искуситель.

7

Станислав дель Кампо, возвратившись,

Умер. На том свете очутившись,

Станислав дель Кампо перед Богом

Оправдался, мило отшутившись

На своём испанском неубогом:

"Мой Господь! – Сказал он – Если б Огом

Я Васанским был, усовестившись,

Одр железный в деле прелюбогом

Не винил бы!" Станислав дель Кампо

Сказал Богу: "Я всем беднякам по

Женщине бы дал в юные годы", -

На что Бог ответил Станиславу:

"Ну, дель Кампо, шутишь ты на славу.

Кончились твои, бедняк, невзгоды!"

8

Вспоминаю третий двор. Рабов он

Патио был, для меня запретным.

Лучше бы остался мир каретным

Да лошадным, сердцем облюбован.

Лучше бы как в Индии он бедным

Оставался, не разбогатевший,

И в Китае как велосипедным,

А то править миром захотевший

Людоед с техническим прогрессом

Справиться не может и планету

Ближнюю за звонкую монету

Продаёт уже, леча мир стрессом.

Лучше рабский дворик, чем свобода

Для заднепроходного пробода.

Вспоминаю выстрел пистолетный

Алема в закрытом экипаже.

Где Пилат, петух наш туалетный?

Дать ли объявленье о пропаже?

Он теперь как юнкер эполетный

При купчихе, а она при паже,

Гей теперь он, зерноклюв балетный.

Ну ты, Пугачиха, и глупа же!

Кто из "Независимой газеты"

На "Фабрику звёзд" перелетает?

Но подъедешь не на той козе ты

К Алле, если Понтий не питает

Личную симпатию к одежды

Не снимавшим ради той надежды.

10

В Буэнос Айресе, ныне оставленном,

Я б себя ощущал посторонним,

Но теперь я на потустороннем

Берегу, мной отсюда представленном,

За собой наблюдаю в наставленном

Зеркале, на пол вдруг не уроннем:

Освещаемый со всех сторон нем.

Быль зрю о есть мышей не заставленном…

Рай единственный, нами не видимый,

Есть потерянный рай, что утрачен

Навсегда… Властью их ненавидимый,

Перед смертью голодной был мрачен,

Но и весел я: "Что, ненавистники,

Своего не добились, завистники?"

11

Некто, мой почти я, идентичный

Мне настолько, что мы без сомнения

Одна личность, в глазах лишь темнения

Нет твоих, мой двойник аутентичный,

Эти строки прочтёт, артистичный

Подражатель себе, поумнения

Сильных мира виновник, чьи мнения

О добре и о зле – воск пластичный.

С обелиском привинченным скромную

Да оплачет плиту из цемента,

Как свою, улучатель момента,

Искру высечь чтоб в небе огромную.

Должен эту прочесть он страницу.

Верю в утреннего я Денницу.

БЛЕЙК

1

Где роза на руке твоей с дарами

Интимными? Хотя, слепая, цвета

Она не видит… Где, Ангел Завета,

Роса её, где лепестка вес? – В раме.

В полноформатном параллелограмме.

Вот как испорчен ты, жертва совета

Праведников, не авторов навета -

А искренности сколько в фонограмме!

Вот зло как поступил вор с фраерами.

Словно слепой в ночи шёл без просвета,

Хотя ещё час с лишним до рассвета

Дорогою, знакома что буграми.

Азор мой! Ради истины ты в сраме,

Как в славе! Хорхе Борхес с того света.

2

Потерянные маленькие эха

Все эти вещи. Истинная роза

Так далеко, а жизненная проза

Так близко… Стоит проститутка "эх!", а

За "ах!" не отдаётся, аоэха.

Уж по спине бежит волна мороза.

Ради стихов своих, сыны некроза,

Я сделал это. Вакха "эвоэ!", ха,

Глупец, слышь и безумием караю

Своих врагов я. Заживо сдираю

С вакханками своими с них я кожу

И мясо их сырое пожираю.

Я тебе рожу, весельчак, скукожу!

Как кот с пойманной мышкою играю.

3

Столпом быть может роза, битвой, сводом

Небесных Ангелов, неисследимым

Миром секретным и необходимым,

Весельем бога – вхож любой в его дом!

И проститутка в том числе. По водам

Времён пришедший богом нелюдимым

Слыл с парусом к тому же невредимым,

Всё время стихотворным переводом,

Размер латинский русским придав одам,

Он занимался, быв непобедимым

В искусстве этом. Вдруг с ума сводимым

Пахнуло ароматом… С рук разводом

И очи долу от стыда отводом

Застыли судьи перед подсудимым.

4

Серебряной планетою с другого

Быть может роза неба, архетипом

Кошмарным, невозможным прототипом

Разве цветка? Итак, бога нагого

Всем показали, друга дорогого

Не сдавшего к нему пришедшим типам

Из СБУ: "Идите вы… к Антипам!"

Исполнился вдруг духа бог благого!

Не сдаст мать ради кошелька тугого

Тот, изберёт перо кто логотипом,

В дом инвалидов, и кто с линотипом

Дела имел – ну что, в глазах кругово?

Хоть милосерд, но прав ты, Иегова,

И судит Бог не по стереотипам.

КОММЕНТАРИЙ

РОЗА И МИЛЬТОН

Джон Мильтон (1608-74), английский поэт. В поэме "Потерянный рай" героизирует образ Сатаны и "ставит вопрос о праве человека преступать освящённую богословием мораль" (СЭС). Последние годы жизни Мильтона омрачила слепота, та же участь постигла и Борхеса. Конечно, под "розой" подразумевается женщина. Это – стихотворение о последней любви. Я знаю, кому оно посвящено, но не намерен делать интимную тайну поэта всеобщим достоянием, и никому гадать на эту тему (предупреждаю с угрозой) не советую. Мильтон, да Байрон, да Эдгар По – вот и вся слава англоязычной поэзии. В сравнении с французской или с русской это очень, очень скудный перечень. Но, по правде говоря, даже из этих авторов ни один не увлёк настолько, чтобы я захотел кого-то перевести. Мильтона я пытался прочесть в юности в переводе Кронберга (говорят, неплохом), но так и остался холоден к этому поэту. Байрон после Бодлера показался мне третьестепенным стихотворцем, равно как и Эдгар По, томик которого несколько лет простоял в моей библиотеке – Бодлер затмил и его своим сиянием. В сравнении с Борхесом я, конечно, очень плохо знаю англоязычную литературу, но в своё оправдание сошлюсь, опять-таки, на Бодлера, афористично сказавшего: "Господь избавляет своих любимцев от ненужного чтения". В детстве мне наняли репетитора по английскому языку. Я выдержал занятий десять. Из всех тех уроков запомнилось одно слово – "коколду", то есть: кукареку. Затем в четвёртом классе я начал изучать испанский в школе, и без всякого репетитора. Через четыре года я выучил этот язык на уровне студента третьего курса университета. Когда через тридцать лет я открыл том стихотворений Борхеса, то хоть и со словарём, но разобрался в его поэзии. Теперь-то я, конечно, понимаю, что и репетитор "постарался", и учитель испанского языка в школе был отличный, и что это всё козни мадридского двора, соблазнённого Борхесом, но что теперь поправишь? Пишу всё это, чтобы читатель понял, откуда у хлопца испанская грусть.