Железная маска Шлиссельбурга (СИ) - Романов Герман Иванович

Ведь Сергея Нечаева, создателя «Народной расправы» и террориста, заключили в Петропавловскую крепость под строгий караул. Так он там два десятка солдат охмурил пропагандой, да мистификациями. А тут служивые прекрасно знают, что в камере настоящий царь сидит, надо только их подтолкнуть к правильным шагам».

Иван Антонович посмотрел на стол — чашка уже пустая к его огорчению. Выпил он церковное вино полностью, кагор отличный. Неплохо за его деньги, что отпускают на содержание, охранники выпивают, недурственный напиток. Просфоры, как и облаток, тоже не видно — желудок заурчал, требуя пищи и страдая от принятого поста. В кувшине немного булькнуло — Иван Антонович вылил весь квас в кружку — набралось на два глотка всего. Теплый напиток противный по вкусу — но уж больно хотелось пить, и пустая кружка была поставлена рядом с опустевшим кувшином.

Узник вытер куском полотна губы и принялся рассуждать вслух, подсев к нише, которую закрывала рамка, с натянутой тканью, заменявшая окно в камеру. От нее шел холодноватый воздух.

— Горько мне, что окаянные душегубцы народ мой губят свирепо, аки псы окровавленными кусками живую плоть рвут. Сказывали, что есть такая в Москве Дарья Салтыкова, что женок и деток собственными руками мучениям лютым придает, углями горящими им глаза выжигает, калеными щипцами мясо прижигает, наслаждаясь муками и болью душ христианских! Ох, горько мне смотреть на страдания народные!

— «Салтычихой» зовут, государь-батюшка, тварь зело лютая! Люди ее «людоедкой» кличут. Сестренку мою молодшую, смертью извела — приказала на конюшне батогами забить!

Мужской голос за тканью говорил шепотом, но хорошо слышался. Лет тридцати, поставленный, командный так сказать. Иван Антонович мысленно возликовал — сработала его агитация. Риск нарваться на провокатора существовал, но являлся минимальным — интонация была искренней, с долго переживаемым душевным надрывом.

— Как ее имя? Помолюсь же сейчас за мученицу, за ее светлую душу, что зверью в образе человеческом, затравлена!

— Государь, век буду Бога за тебя молить, не будет вернее тебе раба, чем я — твои слова Господь наш сразу примет. Марфой сестренку звали. Вот, царь-батюшка Иоанн Антонович подарочек малый — слышали днем просьбу твою, что не видел ты солнца света Божьего, не держал в ладони мать — сыру землицу. Вот она, ваше императорское величество…

Рама отошла, а через несколько секунд была совсем убрана. В проеме появилось лицо — хмурое, чисто мужицкое, шрам через щеку, глаза яркие. А рука вложила ему в ладонь тяжелый мешочек. Иван Антонович принял — развязал узелок — поцеловал темную землю. Внутренне возликовал — подслушивают солдаты все разговоры внутри каземата.

— Мы так вчера оконце и поставили, чтоб легко убрать было. Верь, государь — слышали мы твои молитвы, и душа плакала. Верны мы тебе до гроба — живот положим, но не предадим!

— Спасибо за землицу, она наша, русская! Затронули мою душу беды и страдания народные, безмерные! Правил бы сейчас — так манифест о вольности народной подписал бы сразу. Но убьют меня скоро, как императора Петра Федоровича задушили по приказу немки царицы, женки его — дворяне ведь желают дальше людей истязать, души христианские за собственность свою почитают. Тебя как зовут?

— Капрал Аникитка Морозов, царь-батюшка! Нас трое, со мной в сговоре солдаты Петрушка Ларин и Ванька Коноплев. Мы все вечером поклялись тебе послужить верой и правдой. И смерти теперь не убоимся — дело твое, государь, правое! Вели — выведем тебя сейчас из крепости…

Глава 13

Строчки ложились на листе бумаги ровно, гусиное перо уверенно выводило буквы под ярким пламенем свечи. То, чем сейчас занимался подпоручик Смоленского пехотного полка Василий Мирович, напрямую подпадало под обвинение в умышленной государственной измене и дерзновенному покушению на существующие устои и порядок. Два подложных манифеста — один от имени Екатерины Алексеевны о передаче власти императору Иоанну Антоновичу, а другой от имени последнего, с объявлением о вступлении на престол Российской державы, самим Богом хранимой.

Фальшивки чистейшей воды — рукописные, а настоящие манифесты от высочайшего имени всегда печатаются в типографиях. Мировича такое несоответствие нисколько не смущало — по задумке на эти «документы» он собирался только ссылаться, потрясая в воздухе листами бумаги. А если показывать — то только с изрядного отдаления, чтоб ничего не было толком видно. Главное — возбудить своих солдат к мятежу, освободить из темницы Иоанна Антоновича. На это сил должно хватить с лихвою — 34 солдата, фурьер и 3 капрала Смоленского полка являлись в крепости значительной силой, чтобы захватить ее изнутри за самое короткое время.

Дальше молодой подпоручик свои действия не планировал и даже не загадывал. Как пойдут дела, так и ладно — но в конечном успехе не сомневался. Ход мятежа Василий Яковлевич рассматривал исключительно как поступательное движение на столицу для восшествия на престол. С освобожденным императором они двинутся по реке, возмущая воинские части щедрыми обещаниями от царского имени — дадут чины, деньги, почести, поместья и крепостных всем тем офицерам и генералам, что примкнут к армии законного, освобожденного из неволи императора Иоанна III. А там пусть у генералов и сановников голова болит.

Сам подпоручик именно так воспринимал мятеж. Совсем недавно в Петербурге произошел успешный переворот. Возмущая гвардейские полки один за другим, на престол вступила императрица Екатерина Алексеевна. Вначале она сместила с трона своего мужа Петра Федоровича, а потом дала согласие на его убийство. А как иначе — даже ее близкие соучастники не пошли бы на пролитие крови свергнутого императора без прямого на то одобрения государыни.

По молодости Василий Яковлевич даже не подозревал о той огромной закулисной работе, которую провела эта целеустремленная и умная женщина — немецкая принцесса, что крепко вцепилась своими маленькими ладошками в скипетр и державу. О том, что она предварительно сговорилась со многими влиятельными людьми — мало кто ведал. Куда там разобраться во всех закулисных играх новоиспеченному прапорщику из далекой Сибири. Откуда ему знать, что сторонники Екатерины Алексеевны были везде — в Сенате и Адмиралтействе, в Синоде, коллегиях и казначействе.

Гвардию долго и старательно готовили к возмущению против императора Петра Федоровича, подпитывая офицеров и солдат деньгами, водкой и щедрыми обещаниями.

И добились своего — мятеж удался на славу!

Всей этой предварительной кропотливой работы подпоручик Мирович не знал — переворот для него заключался в марше колонн пехоты под развернутыми полковыми знаменами, с барабанным боем. А может и к счастью, что всей подоплеки подпоручик не ведал — тогда быть может и отказался от своего дерзновенного замысла. Но молодость сминает стоящие у нее на пути преграды — природной энергии, целеустремленности и наглости, младшим офицерам не занимать. Ведь давно известно, что военные перевороты, которые затеивают дерзкие капитаны и лейтенанты куда чаще заканчиваются успехом, чем те, что время от времени пытаются провести постаревшие интриганы в генеральских чинах.

На дворе стоит блестящий восемнадцатый век — время, когда удавались самые безумные предприятия, от заговоров до мятежей и революций. Всего восемьдесят гренадеров потребовалось фельдмаршалу Миниху для свержения всесильного временщика герцога Бирона. Елизавета Петровна взошла на отцовский трон благодаря выступлению преображенцев — триста пошедших за ней солдат стали ее Лейб-Компанией.

Так чего же не воодушевится подпоручику Мировичу — у него под командованием почти четыре десятка фузилеров, для захвата Шлиссельбургской крепости более чем достаточно. И пусть рядом нет подпоручика Аполлона Ушакова (непонятно почему он утонул в той реке — совершенная загадка), но сговоренное с ним дело необходимо закончить в самые ближайшие дни, все сроки давно вышли.

Лучше всего четвертого числа, в ночь на пятое июля — в столице все пить начинают в субботу вечером, в воскресный день похмеляются и настроены крайне критично и агрессивно к любой власти, а императрицу вообще костерят по чем зря. Поминают петербургские обыватели, как выкатывали от имени «матушки» бочки с водкой и разливали всем бесплатно по ковшику. А теперь кончилась «дармовщинка» — царица всем показала, что тратить деньги на народные увеселения она категорически не намерена.