Дети Древних - Татьяна Мудрая

А Люди Времени Сновидений вытанцовывали и напевали сказки, и в сказках этих небо мешалось с землёй, огонь — с мраком, вода — с воздухом…

«Когда первый человек оторвал небо от земли и подкинул вверх, появилась тогда на взлетевшем ввысь небе радуга. Она была слишком тяжела и не умела держаться в высоте вся целиком, поэтому она разбилась она на тысячи и тысячи разноцветных кусочков, которые превратились в тысячи и тысячи красивых созданий и стала таким образом опускаться вниз.

Эти создания упали на землю, распластавшись по всей ширине, и оттого не разбились. Но они тосковали по небу и оттого стали учиться летать. Из них получились птицы.

Были и такие, что упали в воду рек, морей и озер. Из них получились рыбы — большие и маленькие, круглые и плоские, разноцветные, золотистые и бесцветные. Там, где у птиц крылья, у рыб плавники, где перья — чешуя.

Одним схожи птицы и рыбы: играют на них все цвета радуги.

Сами радуги не прекратили рождаться оттого, что первая из них рассыпалась. Они научились лучше держаться в небе и гордятся этим. Однако любая из них глядит на многоцветную землю и опирается на неё одним концом, оттого и вечна в них тоска по всему земному.

Вот и мужчина-радуга по имени Нимбува часто смотрел из своего небесного дома на одну земную женщину. Та часто ныряла за корнями водяных лилий в лагуне. Она была красивая и, когда выходила из воды, вся сверкала, как коричневая рыба, и капли воды одевали её в семи цветов.

Нимбува полюбил её и решил стать рыбой по имени Баррамунда. Рыба из него получилась огромная и разноцветная. А потом он поселился в лагуне, среди водяных лилий, чтобы быть поближе к той, кого полюбил.

Однажды стояла та женщина вместе со своими детьми на берегу лагуны и вдруг услышала разговор двух ястребов.

— Посмотри, что там за рыба, — сказал один ястреб. — Такая огромная, что, наверное, нам с тобой её не поднять.

— Видно, в лагуне плавает хорошая рыба, — сказала себе женщина.

Она взяла длинную острогу, подошла к берегу и стала высматривать, что так такое.

Баррамунда нарочно плавал почти на самой поверхности воды. В том месте было мелко, а он отливал всеми цветами, поэтому женщина легко его различала. Она вошла в воду и занесла над рыбой острогу.

Только вот Баррамунда юркнул в сторону, и женщина промахнулась. Она ещё раз нацелилась — и промахнулась опять.

В это время вода в лагуне стала медленно подниматься, а рыба — расти и расти.

— Что такое? — сказала женщина с лёгкой досадой. — Ты так хочешь быть убитой и досыта накормить меня собой, что сделалась лёгкой целью?

Она снова ударила острогой — и снова мимо. А вода всё прибывала и прибывала, и рыба становилась всё больше и больше.

— Вот как! — сказала женщина в гневе. — Никак ты собираешься меня проглотить вместе с моим орудием, чтобы я пропорола тебе брюхо изнутри?

Но вода уже подмыла женщину, и та закачалась на волне, а рыба стала как остров. Тогда Баррамунда подплыл под женщину, поднял её на свой хребет и унёс на край света — там, где кончаются все радуги. Превратился он в горный утёс, а женщина стала рядом с ним, точно каменный столб.

А у той женщины был муж. Когда ему сказали, что жену его унесла огромная рыба, тот ответил:

— Знаю я этого парня: это Нимбува — оборотень. Ходил по земле от нечего делать и смущал людей, а теперь и до моей женщины добрался. Пойду и отрублю ему голову.

Дошёл он до утёса, но только замахнулся и ударил по камню-радуге, как топор отлетел, а сам муж тоже превратился в глыбу. Только была эта глыба серой и снаружи, и внутри, тогда как Нимбува с похищенной им красавицей оба стали внутри пёстрыми и нарядными.

Оттого и похож утёс Нимбува на человека с наполовину отрубленной головой, и до сих пор стоят рядом с ним два камня поменьше. А вот находят ли там самоцветы, как кое-кто рассказывает, — нельзя сказать с уверенностью. Может статься, и находят».

— Вот, — сказала Фатуа. — Заплелось всё это в твои косы, связалось с твоими мыслями и не покинет тебя никогда. Многие друзья рассказывали эту мою историю, но не совсем так, как прозвучала она здесь. А теперь, когда ты подготовлена и выучена, — мои собственные дети смогут войти в тебя и сочетаться с твоими.

И снова загудела, запела, зажужжала диджериду, будто насекомые, что сотворили её, остались внутри неё и обрели крылья, рой же удивительных миниатюрных созданий закружился вокруг своей матери быстро-быстро и вдруг перекинулся на Марину. Сама же она сидела оцепенев, как зачарованная.

«Очень давно это было. Тогда еще не родился прапрадедушка моего дедушки, — говорила труба или напевали люди. — Пришли в нашу землю жара и засуха, и не стало воды ни в одной реке, пруду или ручье. Только морская солёная вода, горькая вода сохранилась, хотя отступила от берегов. Но люди, животные и птицы не могли её пить. Перестали охотники гоняться за дичью, не могла дичь убегать от охотников, и умирали бок о бок те и другие.

С ужасом смотрели те, кто остался в живых, на страшный солнечный глаз, смотревший с неба, похожего на расплавленное золото. Исчезли тучи и облака, и единственной тенью была тень смерти.

Собрались они тогда у высохшего главного водопоя и стали думать, куда могла деться вся влага.

Обсудили они всё известное и догадались, что выпила воду лягушка небывалой величины по имени Тиддалик. И решили люди, животные и птицы рассмешить эту лягушку, чтобы вся вода вылилась из нее обратно.

Но напрасно смеялась перед лягушкой птица-хохотунья, напрасно мяукал и квакал пересмешник, прыгал перед ней то на одной, то на другой лапе и танцевал страус эму. Лягушка Тиддалик крепко сжала рот и не хотела смеяться.

Тогда забрался маленький юркий угорь на её голое брюхо и начал щекотать его кончиком своего хвоста.

Долго крепилась, но, наконец, не выдержала большая лягушка, затряслась от смеха, и вода хлынула водопадом из её огромного рта.

И сразу наполнились до берегов реки, пруды и ручьи, и жизнь всего живого на Земле была спасена».

Марина чувствовала на себе всё то, о чём били барабаны, гудели трубы и рассказывала песня. И непомерную, необъяснимую жажду, что овладела каждой частицей тела, И странную, приятную щекотку, поднимающуюся от низа живота к самому горлу, которую вдруг стало так трудно терпеть.

И когда Марина звонко рассмеялась, распустились все завязки, которые держали её тело в отлитой её же мыслями форме. Она вывернулась наизнанку, распахнулась, рухнула вниз и превратилась в облако.

А потом неторопливо и уже совсем спокойно стала собирать себя снова, захватывая те шальные пары, что кружились вокруг в своём крошечном танце. И утвердилась в себе самой.

— Вот и чудесно, — сказала Фатуа, заканчивая работу. — Теперь ты не только наполнена, но и оплодотворена. И стала такой, какой требуется.

Нет, зеркало на сей раз не заметило ничего. Она даже не прибавила в теле. Лишь глубоко внутри поселилась удовлетворённость.

— Чего я попросила незаметно для себя? — сказала она, обращаясь к Чёрной Козе Древних Лесов.

— Равновесия, — ответила та. — Лишняя вода отойдет от нас, центральная пустыня обретёт дождевую влагу и примет в себя моих детей, море разжижится и станет чуть менее солёным, и теперь у нас будет, чем его населить.

Люди Сна исчезли в дымке, которая тотчас же сама развеялась. Рядом с обеими женщинами возникла небесная нарта: вместо медведей запряжена она была странными бледно-золотыми существами, похожими на спрутов. Только от их головы на том месте, где прежде находились рога, вырастали уши, а вместо тела был своеобразный зонтик из щупалец, соединённых перепонками.

— В таком облике они справятся куда лучше, — пояснила Женщина-Козерог. — Твой путь будет пролегать по густому киселю облаков и продлится в глубоком море. Раскрывая и сжимая своё опахало, эти существа смогут лететь стрелой. Их ещё величают «морскими аристократами», потому что в них течёт голубая кровь. Железо в её частицах заменено медью, что делает этих осьминогов ядовитыми. Да! У них нет чернил, чтобы ими стрелять, зато имеется яд, достаточно сильный, чтобы никакие враги тебя не тронули. Я сама бываю такова, как они: клубок щупалец с перепонками. Не думай, что я всегда такая красавица: лишь тогда, когда желаю соблазнить.

— А ты меня разве соблазнила? — улыбнулась Марина. Отчего-то она чувствовала себя на редкость спокойно, если не сказать уютно.

— Ну да. Ты и не заметила? Как Рыба-Радуга — Женщину-Камень. Точно малый Угорь — громадную Лягушку. Помни о той радости, которую получила, — в твоих будущих странствиях ты узришь, возможно, не меньше красот, но куда больше опасностей для себя.

А потом женщины поцеловались, Марина села в узкие сани, пристегнулась, и они понеслись вверх: кругами…кругами… всё выше и выше. Пока земля под нею не слилась в единый поток зелёной крови, что заливал пустыню и проникал в самое лоно этой земли.