Серая нить. Книга первая. - Александр Шаповалов

Будущий хранитель с опаской полез в дупло, но колдун всем своим видом показывал, что не потерпит возражений. Уже внутри Надмир осмотрелся. Стены покрывал мох. Он нежно касался кожи, на ощупь был мягким и теплым. Надмиру от этого в дупле показалось уютно, особенно после беготни по лесу. Ведун заглянул в дупло узнать, как там устроился его подопечный. Довольный увиденным, он дал последние напутствия, перед тем, как оставить того один на один с деревом.

– Ты останешься здесь, дабы научится чувствовать энергию, коя дает жизнь лесу. На какое-то время ты станешь частичкой древа, оно будет греть, кормить своим соком и с каждой каплей в тебя будут вливаться знания, накопленные им за время своего существования.

Ведун открыл кувшин, висевший на поясе, поднес горлышко к устам ученика и заставил сделать глоток.

– Это поможет тебе, – успел услышать Надмир, прежде чем холод, который он почувствовал после сделанного глотка, сковал его губы, затем язык. Холод стал спускаться все ниже, забираясь своими щупальцами повсюду. И вот он добрался до сердца, взял его в свои ледяные объятья, стараясь высосать последние тепло. Сердце, лишенное прилива крови, стало сдаваться и постепенно замирать. Надмир лишь успел увидеть, как сквозь, застилающую глаза, пелену, колдун наклонил ветку. Он срезал верхушку и протиснул её сквозь стиснутые зубы.

Уже на грани сна и смерти, будущий хранитель почувствовал, как первая капля древесного сока падает льдинкой на язык и, с раздающимся по всему телу звоном, разбивается об него. Мир начал потихоньку гаснуть и замирать, только редкие удары сердца напоминали, он ещё жив.

ГЛАВА 6.

– Данья Оленья, – раздался голос стражника совета, – люди собрались, ждут вас.

Та, к кому обратился стражник, сидела в кресле, посреди плота, который потихоньку покачивался на гладе небольшого озера.

Стражник, ожидавший ответа, нетерпеливо переступил с ноги на ногу, но не решился вновь обратится к женщине.

– Хорошо, тяните. – Наконец ответила Оленья.

Несколько стражников взялись за цепь, связующую плот с берегом, стали осторожно подтягивать его. Когда плот пристал, на берег легкой поступью соскочила молодая женщина. Она двигалась так мягко, что казалось, будто плывет, а не ступает по земле. Сквозь сарафан, повторяющий изгибы тела, проглядывалась упругая грудь с торчащими бугорками сосков, на плечи спадали густые русые волосы. И только широкополый головной убор с бахромой, скрывающий верх лица, смотрелся как-то не к месту.

Симпатичный носик и красивые, чувственные губы – это все, что решилась оставить открытым молодая женщина. Висящая бахрома скрывала жуткий шрам. Такой страшный след оставила после себя молния. Поразив Оленью в детстве, она изуродовала её лицо, выжгла глаз. С годами женщина свыклась с болью и смерилась со своей участью. В замен утраченной красоты боги наградили Оленью необычным даром. Юная дева поняла, что каждое человеческое чувство имеет свой цвет. Любовь, ненависть, злость были отныне для неё зримы. Благодаря своему дару, а так же душевной щедрости и готовности в любой момент прийти на помощь, она заняла высокое положение в своем клане. Ни один суд не проходил без её присутствия. Иногда, чтобы установить истину, к ней приезжали из других кланов, преодолевая сотни верст. Помогала она и в торговых делах, а так же порубежной страже: встречала караваны, идущие по реке, отыскивала нечестных купцов, или лазутчиков.

Сегодня был день суда малого круга. Его собирали, когда спор не терпел отлагательства, и некогда было ждать полного лика ночного светила – время проведения судилища по обычаю предков.

Данью провели через толпу, собравшихся на площади людей, и усадили по правую руку от главы совета старейшин. Едва Оленья села, глава совета дал знак для начала разбирательства.

В центр круга перед помостом, где сидели судьи, вышел Родвик, местный летописец и глашатый.

– Люди клана, сегодняшний суд попросил созвать Огел, сын Коуна из рода Фору. Он обвиняет Белека, из рода Има, в убийстве родичей и захвате имущества. – Родвик выдержал паузу, дабы придать значительности происходящему, затем продолжил. – Огел, сын Коуна, взывает к справедливости, просит суд и данью Оленью решить их спор.

Глава старейшин поднял руку, призывая к тишине. Когда толпа утихла, он произнес:

– Мы готовы выслушать стороны и принять решение. Пусть первым говорит Белека из рода Има.

Из стоящих отдельной группой чужеземцев, вышел мужчина лет тридцати, в добротных кожаных доспехах, надетых на красную рубаху. Его надменный взгляд уперся на сидящую среди судей женщину, и губы скривились в презрительной ухмылке.

– С каких пор, воина будет судить женщина, это оскорбительно для сынов рода Има. – вызывающе произнес дадг.

Среди собравшихся раздался гул недовольства. ,Некоторые горячие головы было двинулись в сторону дадга , оскорбившего любимицу клана, но стража встала на их пути.

Мало того, что вы заставили силой причалить к вашему берегу, несмотря на то, что пошлина уплачена, а на борту висит подорожный знак, – продолжил свою речь дадг не обращая внимание на недовольство толпы, – теперь ещё какая-то баба буде…. Глава старейшин прервал дадга:

– От чего тебя остановили и позвали на сей суд, ты слышал, и пока ты на земле нашей, кто и как этот суд творить будет не твоего ума дело. На то есть воля богов и мудрость предков наших. Так что изволь держать ответ. Сказывай по-хорошему, откуда твой корабль взялся, или твоя участь будет решаться без тебя. Дадг зло сверкнул глазами, сквозь зубы процедил:

– Хозяин мой под вашей рукой не стоит и дань вам не платит, посему ответ держу только перед ним. Но ежили, кто посягнет на его добро, – дадг демонстративно взялся за рукоятку меча, – познает тогда на себе гнев и кару нашего повелителя.

Стража еле сдерживала людей, возмущенных дерзкими словами дадга. в тоже время они угрожающе косились на чужаков.

– Все ли ты сказал, Белека из рода Има? – спросил глава старейшин.

Дадг только фыркнул в ответ, всем своим видом показывая, что разговаривать с присутствующим для него уже оскорбление. Ответа не последовало, и главный судья продолжил:

– Что ж, молчать, иль говорить – твоё право. Но напомню тебе, собрались мы тут не верность твою пытать, а правый суд творить. Речи дерзкие здесь не помощники. Ну а коль нечего тебе сказать, пусть Огел сын Коуна слово молвит.

К судьям вышел северянин. Он возвышался над всеми собравшимися как минимум на голову. Ширена его плеч заставляла молодых парней бросать на него завистливые взгляды. Светлые волосы рассыпались по плечам, с каждого бока были заплетены в косички и схвачены тесёмкой на затылке.