Ричард Длинные Руки – паладин Господа - Гай Орловский

В бледном свете свечи лицо убитого показалось незнакомым. Я дышал тяжело, сердце колотилось бешено. Я чувствовал страшное напряжение мышц, не успевших излить ярость в схватке. На поясе убитого, ножны для ножа только одни, однако нож я поднял с пола длинный и острый, как бритва.

Я настолько ярко представил себе, как это лезвие входит по самую рукоять в живот, что меня согнуло от резкого приступа короткой острой боли. Толкнул дверь и вывалился в яркий день, залитый утренним солнцем. Тело трясется, на лбу испарина, я чувствовал, что из костела вышел еще более поколебленный, чем когда туда вошел. Душа моя, что уязвлена стала, теперь вообще превратилась в прижженную раскаленным железом рану. Кто и зачем организовал такое нелепое покушение?.. Неужели так быстро все понял и принял меры муж Лавинии?

Слуга встретил меня на пороге дома. Глаза были расширены, он сказал торопливым шепотом:

— Приезжал человек от Беольдра!.. Велел, чтобы вы немедленно…

— Знаю, — оборвал я, — выводи коня.

Он замялся.

— Но…

— Что, — спросил я, — все еще боишься?

— Еще бы, — проговорил он, быстро бледнея, — что это за конь, что камни ест…

— Людей не ест, — сказал я. — Ладно, пойдем. Поможешь одеть доспехи.

Через четверть часа я уже садился на черного, как ночь, гигантского жеребца. Рыцарская попона, рыцарское седло — а прежнее, доставшееся от сраженного Шургенза, оставил в доме. И так слишком много разговоров, хотя сам по себе конь, если только не замечать могучий черный рог в середине широкого лба, — почти обычный боевой конь, разве что намного крупнее. Да еще глаза… Всякий, кто взглянет в это бушующее пламя, начинает креститься, шептать молитвы, трогать нательный крест. В глазах коня полыхает адский огонь, мне всегда казалось, что череп его наполнен горящими углями. Ну, а насчет того, что он спокойно ест камни, я пообещал обоим слугам вырвать им языки, обрезать уши, если кто-то из них разбрякает такую тайну.

Ворота распахнулись — с ленивой грацией я выехал на мощеную улицу; слуга хриплым голосом пожелал мне удачи и тут же налег на створки. Я слышал, как загремел засов. Конь пошел резво: в отличие от меня отоспался и отъелся за эти дни.

На городской площади все еще горят костры. Беженцев поубавилось, последние из них ожидают, куда им велят селиться. На меня посматривали с испугом. Кто-то узнал, шепотом рассказывал, что это на мне за странные доспехи, почему такой щит. На молот у пояса не обратили внимания. Впрочем, и меч Арианта особого внимания не привлек.

Ворота замка распахнулись, из-под темной арки выехал огромный всадник на огромном черном коне. Толстые ноги с копытами размером с тарелку гулко и звонко били в булыжную мостовую. Искры летели тусклые, но длинные, багровые. Всадник в полных доспехах, он их носит с той же легкостью, что я рубашку, только голову оставил непокрытой. Вообще, мне кажется, я еще не видел Беольдра в шлеме. Нет, видел, конечно, но это было только однажды, когда ехали через лес, полный нечисти. А вообще шлем он надевает редко — зрелище ужасное, вроде парового котла на голове подходящих размеров.

Он кивнул мне раньше, чем я подъехал. Я приветствовал с должной почтительностью, как подобает приветствовать брата короля.

— Сэр Ричард, я рад, что все обошлось…

Голос густой и могучий, словно огромный лев рычал из глубокого колодца. Седые волосы стали чуть длиннее, но все еще не падают на плечи, как здесь принято.

Грубое лицо чуть смягчилось, это невероятно, словно бы каменная скала сделала попытку улыбнуться. Тяжелые надбровные дуги нависают над глазами, укрывая их от ударов, но я увидел в них странное сочувствие.

— Ты уже знаешь, — громыхнул он, — что Ланселот…

— Да, — ответил я. — Нелепость. Из каких битв без царапины, каких героев сражал!..

— С ним хорошие лекари, — пообещал Беольдр. — Вот только сейчас…

— Знаю, — ответил я. — Спасибо, ваше высочество, за сочувствие…

Он хмыкнул, но ничего не сказал, огляделся, в глазах мелькнуло раздражение. Со стороны северной части послышался частый стук копыт, показались всадники. Желтое солнце играло на их доспехах, на широких наконечниках длинных копий, вскинутых к небу. Блестела золотом и серебром конская упряжь, сверкали шлемы.

Во главе всадников на огромном черном жеребце восседал массивный рыцарь с опущенным забралом. Шею его коня прикрывали стальные пластины, а голову — стальная маска, начинаясь от последней пластины на шее и заканчиваясь над самыми ноздрями. Огненные глаза боевого жеребца грозно смотрели в круглые, как маленькие иллюминаторы, отверстия. Между ушей укреплен султан из красных перьев, но совсем маленький, скромный, без дурацких павлиньих хвостов, что любого коня делают смешным.

Сам всадник в красном седле, под ним такая же красная попона, расшитая львами и драконами. Всадник в черной кольчуге, на нее красиво легли доспехи, оставив свободными только руки от кистей, но там их защищают тяжелые латные рукавицы. Вместо головы цельнокованый цилиндрический шлем, опускающийся ниже подбородка, абсолютно черный, только на лицевой стороне красиво вычеканен золотом большой крест. По горизонтальной перекладине креста проходит узкая щель забрала. Но так как и по вертикали нанесена такая же полоса черного серебра, то и щель для забрала кажется просто орнаментом. У меня самого дрожь прошла по спине, когда всадник повернул незрячую голову в мою сторону и уставился мне прямо в лицо.

Поверх доспехов наброшен легкий плащ без рукавов, на белоснежной ткани кричаще и гордо выделяется огромный красный крест. Всадник медленно потащил из ножен длинный рыцарский меч, красиво вскинул над головой. По лезвию пробежали белые искры. Конь, повинуясь всаднику, встал на дыбы, грозно и гневно заржал, помесил воздух копытами.

Беольдр сказал недовольно:

— Опаздываете, барон Гендельсон!

— Простите, ваше высочество, — раздался из-под шлема густой сильный голос, — у меня было так много дел…

— Ладно, — сказал Беольдр с нетерпением, — поехали!

Всадник с усилием развернулся, голос его показался мне чересчур властным и неприятным.

— Возвращайтесь, — велел он сопровождающим его рыцарям, — и ждите возвращения своего сюзерена. Я вернусь скоро!

В воротах солдаты кричали Беольдру, пару раз крикнули мне, только Гендельсона игнорировали. Мне даже почудилось, что один выкрикнул что-то обидное вслед, но, может быть, просто послышалось.

На городской стене собралась толпа народа. Особняком стояла группа богато разодетых в цветные шелка вельмож. Гендельсон лихо отсалютовал им мечом. Ему кричали, мужчины махали шляпами, женщины — платочками. Мои глаза жадно отыскивали голубое платье, по телу прошла дрожь, вот там именно леди Лавиния машет платочком, что-то кричит…