Мой дедушка - застрелил Берию - Николай Переяслов

Вот и вчера все шло своим обычным порядком. Сразу после обеда привезли из типографии отпечатанный номер и, просмотрев его, я от нечего делать включил радиоприемник — в прямом эфире радиостанции «Эхо Москвы» как раз отвечал на вопросы ведущего и звонки радиослушателей бывший секретарь Совета безопасности России, депутат Государственной Думы Андрей Кокошкин.

— ...Андрей Афанасьевич, — говорил как раз ведущий. — Вот вчера президент Владимир Путин заявил, что нынешнее состояние вооруженных сил РФ не соответствует ни целям, ни масштабам стоящих перед ними задач. И что он не доволен подготовкой старшего офицерского состава, что многие генералы не руководили войсками. Означает ли это, что что грядет существенная перетряска генералитета?

— Я бы этого не исключал, — отвечал Кокошкин. — Более того, нужна не просто перетряска, нужно изменение системы подготовки и переподготовки высшего командного состава. А то как они позаканчивали академию полковниками, так с тех пор больше нигде ничему и не учились... Высший командный состав за редким исключением уже давно не учится. На моей памяти такой учебы, переподготовки, осмысления современного опыта войн, зарубежных войн, даже собственного опыта не проводилось. До сих пор не обобщен толком даже опыт афганской войны, который у нас хоть и болезненный, но имеет колоссальное значение...

По странному совпадению (если только это и вправду было совпадением) практически то же самое говорил буквально пару часов назад и Президент. Я как раз вошел тогда в кабинет Дворядкина и увидел на экране его постоянно работающего «Самсунга» выступающего в каком-то большом зале, заполненном людьми в генеральских мундирах, Президента.

— Среди руководящего состава Минобороны и Генштаба сегодня лишь единицы, имеющие опыт командования армии или штабами военных округов... Среди командиров полков около пятидесяти процентов не обучались в военных академиях, — говорил, оглядывая зал своими холодными бесцветными глазами, верховный главнокомандующий.

И я вспомнил прочитанную недавно книгу К. С. Москаленко, в которой он особо останавливался на уровне военной подготовки командиров молодой тогда ещё Красной Армии. «Часть командного состава, — подчеркивал он, — особенно в батареях, состояла из офицеров старой царской армии. Например, командиром нашей 3-й батареи был Д. Короповский, в прошлом гвардейский офицер. До службы в армии он окончил физико-математический факультет Киевского университета. Военное образование получил тогда для службы в конной артиллерии, затем в Михайловской артиллерийской академии. Таким солидным багажом обладали и другие командиры батарей. Во главе взводов стояли люди с разной подготовкой. Одни раньше служили в царской армии вахмистрами или унтер-офицерами, другие, ещё очень молодые, подобно мне, окончили военно-учебные заведения уже после революции. Обо всем этом я пишу для того, чтобы подчеркнуть одну из особенностей нашей Красной Армии первых лет её существования — подготовку её командиров из числа рабочих и крестьян, а также привлечение специалистов из старой армии».

Сам дедушка, как это явствует из его жизнеописания, тоже постоянно учился: в 1920 году — на курсах комсостава в Луганске, в 1921-м — в 5-й Харьковской артиллерийской школе, в 1922-м — в Харьковской объединенной школе красных командиров, в 1927-м — на курсах усовершенствования комсостава, а в 1938-1939 годах — в Военной академии им. Дзержинского (на факультете высшего командного состава). Был и кавалеристом, и артиллеристом, незадолго до войны освоил профессию танкиста. Отлично стрелял, участвовал в десятках боев и сражений, был командиром взвода, батареи, командовал штабом полка, начальником артиллерии дивизии, корпуса, командиром противотанковой бригады, командиром корпуса, командующим армией...

В эту минуту на столе Дворядкина зазвонил один из телефонов, и, уменьшив звук телевизора, он поднял трубку.

— Да?

Звонивший о чем-то коротко спросил.

— Да, — повторил Дворядкин, — я подумал.

В трубке, по-видимому, прозвучал какой-то новый вопрос.

— Нет, я решил оставить всё по-старому... Да... Это как вам будет угодно. Нет, не пожалею.

И, положив трубку, он надолго о чем-то задумался.

— У нас какие-то неприятности? — нарушил я молчание.

— Как тебе сказать?.. — пожал он в ответ плечами. — От меня требуют изменить имидж нашей газеты. Сделать её более сенсационной и, соответственно — более прибыльной.

— Да ну? — удивился я. — Разве нами кто-то владеет? Я думал, что контрольный пакет акций принадлежит коллективу редакции.

— Сначала это так и было. Но потом — я, блин, и сам не заметил, как это произошло! — практически все наши акции оказались распроданными. И сегодня нам принадлежит только полтора процента от всего количества! Ты сам понимаешь, что на контрольный пакет это похоже очень мало.

— И кто же в таком случае наш хозяин?

— До последнего времени тридцать три процента акций принадлежали одной добывающей компании, которая единственно чего от нас требовала, это не лезть в политику. Но вчера мне позвонил некто и сказал, что контрольный пакет акций принадлежит теперь ему, и он желает видеть нашу газету обновленной.

— Ну так, может, это даже и неплохо? Вон сколько у вас неиспользованного материала в папках томится!

О том, что в столе Дворядкина лежали три преогромнейшие папки, в редакции знали все. На одной из них было написано: «Текущие статьи» — и в ней хранились материалы, которые он по мере необходимости вставлял в очередные номера газеты. На другой было выведено: «Скандалы» — и она хранила в себе то, что он печатал очень и очень редко и с большой осторожностью. На третьей папке чернела, как опущенный шлагбаум, вытянутая надпись: «Никогда» — и в неё складывалось то, что, по мнению Дворядкина, не могло быть опубликовано на страницах «Всенародной кафедры» ни при каких обстоятельствах.

— Не знаю, — откликнулся он. — Может быть, мне действительно стоило бы действовать посмелее, не перестраховываясь. Ведь выросло уже совершенно новое поколение читателей с безцензурным сознанием... Можно гнать любую порнуху или там какие-нибудь дешевые сенсации, это привлечет массового читателя, а значит, посыпятся заказы на рекламу, деньги... Но я сказал этому акционеру, что ничего менять в газете не собираюсь.

— А он?

— А он сказал: «Тогда я поменяю тебя...»

— Ну-у, это мы ещё посмотрим! — не очень уверенно пригрозил я неведомому обидчику. — Суды у нас ещё никто не отменял. В конце концов именно мы, коллектив редакции, являемся учредителем газеты, а значит, нам и решать, кому быть главным редактором...

Через несколько дней, во время организовавшейся как-то ни с того, ни с сего редакционной попойки, я поинтересовался у Александра Федоровича, что за секреты скрывает он от читателей, а главное от своих друзей, в папке с именем «Никогда», и Дворядкин, усмехнувшись, сказал: «Да возьми как-нибудь и почитай. Там нет ничего страшного, просто — то, что плохо вписывается в наш имидж».

Пользуясь расслабленностью подвыпившего шефа, я, не откладывая дела на завтра, сходил в его кабинет и немедленно переложил к себе в дипломат столь долго интриговавшую меня толстенную папку. Рассматривая потом дома её содержимое, я обнаружил в ней материалы, которые действительно было бы непросто откомментировать по заведенной у нас системе. Так среди массы самых разнородных материалов мне попалась статья одного из бывших руководителей советской внешней разведки генерал-лейтенанта НКВД Павла Судоплатова, которая называлась «Лаборатория-Х» и была посвящена тайне исчезновения шведского дипломата Рауля Валленберга, арестованного нашей военной контрразведкой СМЕРШ в 1945 году в Будапеште и, по его утверждению, тайно ликвидированного в 1947 году во внутренней тюрьме МГБ.

«В Варсонофьевском переулке, — писал отбывший пятнадцатилетнее заключение генерал, — за лубянской тюрьмой располагалась непосредственно подчиненная министру и комендатуре токсикологическая лаборатория и спецкамера при ней. Токсикологическая лаборатория в официальных документах именовалась «Лабораторией-Х». Начальник лаборатории полковник медицинской службы, профессор Майрановский занимался исследованиями влияния смертоносных газов и ядов на злокачественные опухоли...

В 1937 году исследовательская группа Майрановского из Института биохимии, возглавляемого академиком Бахом, была передана в НКВД и подчинялась непосредственно начальнику спецотдела оперативной техники при комендатуре НКВД-МГБ. Комендатура отвечала за охрану здания НКВД, поддержание режима секретности и безопасности и за исполнение смертных приговоров.

Проверка, проведенная ещё при Сталине, после ареста Майрановского, а затем при Хрущеве в 1960 году, в целях антисталинских разоблачений, показала, что Майрановский и сотрудники его группы привлекались для приведения в исполнение смертных приговоров и ликвидации неугодных лиц по прямому решения правительства в 1937-1947 годах и в 1950 году, используя для этого яды.