Глобальный Смутокризис - Максим Калашников

Ультралиберальный капитализм окончательно убил рождаемость на Западе. Он породил поистине демографическую катастрофу белого человечества! Ведь если нужно зарабатывать и богатеть до потери пульса, то дети – лишь помеха и бесполезные затраты. Началось катастрофическое старение белого человечества.

Да что там демография! Впору говорить о бедственном оскудении человеческого капитала. Часть молодежи потеряла возможность учиться. Общедоступное школьное образование в США, например, стремительно деградирует – и об этом вам расскажет всякий, кто там жил. Мракобесие сказывается – пошел упадок точного знания, расцветают всякие шарлатаны, астрологи и гадалки. Психика надламывается: западники все больше напоминают подверженное маниям пугливое стадо.

Неограниченный капитализм – враг рынка. Рынок-то – это конкуренция. А ничем не ограниченный капитализм стремится к установлению полных монополий! Он отменяет конкуренцию. А монополия (частная ли, государственная ли) – всегда застой в развитии.

И так далее, читатель.

Не рост, а бесплодное перераспределение!

«Неолиберальная экономическая модель изначально, по условиям своего возникновения не была ориентирована на решение задачи поддержания высоких темпов роста. Она решала другие задачи – максимального ускорения процессов перераспределения и концентрации активов экономики...»

Такой вывод сделал авторский коллектив «Русской доктрины», в состав коего входил и Максим Калашников. Над ее экономическим разделом работали такие могучие умы, как Анисимов, Хазин, Гавриленков, Кобяков, Егишьянц, Годин. Они пришли к выводу: суть неолиберализма – не научно-технический прорыв, не рост, а банальное «Отнять и переделить». Сделать это в интересах капиталистической верхушки, корпоратократии. Причем для этого используются постоянные кризисы.

Приведу всего один отрывок из «Русской доктрины»:

«Распространено представление, что неолиберальная экономика – жестокая штука, что она антисоциальна, но это экономика роста. Отнюдь нет. Это в лучшем случае экономика застоя или почти застоя, а в худшем случае – экономика перманентных экономических катастроф. В зрелом состоянии это всегда экономика кризиса.

Процесс трансформации экономик бреттон-вудского типа в экономики неолиберального типа реально представлял собой процесс трансформации экономик развития в экономики форсированного перераспределения активов с их концентрацией в руках наиболее сильных агентов рынка. То есть транснациональных финансовых и нефинансовых структур. Экономика развития замещалась экономикой перераспределения в пользу наиболее крупных из агентов рынка развитых стран.

Естественно, темпы экономического роста во всем сообществе стран с экономиками, втянутыми в процессы неолиберальной трансформации (или «реформирования», если использовать имеющий широкое хождение термин), особенно если иметь в виду реальный сектор, резко уменьшились. В том числе и в развитых странах.

В том числе и в США. По планам, разрабатывавшимся в США в 60-е и 70-е годы, при консервации сложившегося там к началу 70-х годов экономического механизма США должны были произвести в 2000 году 8 трлн. квт·ч электроэнергии и 250 млн. т стали. Но действовавшие в то время государственные программы развития энергетики впоследствии были свернуты. И вот результат: электроэнергии произведено в 2 раза меньше, стали – почти в 2,5 раза меньше, чем могло бы быть произведено. Легковых автомобилей США производят сейчас меньше, чем в 70-е годы. Производство электроэнергии в США с 1980 по 2000 год увеличилось лишь на 3/5. И это за 20 лет.

В обрабатывающей промышленности США, если исходить из дефляторов (индексов, учитывающих реальную инфляцию) промышленной продукции, подсчитанных Пентагоном, в начале текущего десятилетия объем производства в 2000 году мало отличался от такового в 1980 году.

Рост ВВП США шел в 80-е и 90-е годы преимущественно за счет сектора услуг. По данным статистики США, он за 20 лет якобы все-таки удвоился – в основном за счет роста сферы услуг и ее удельного веса в ВВП. Однако в том-то и дело, что корректное исчисление индекса роста в сфере услуг связано с огромными трудностями. Несомненно, что официальные данные о росте сферы услуг в постоянных ценах в США преувеличивают его реальные размеры. Соответственно преувеличивается и ВВП. По косвенным данным, ВВП США в 2000 году в расчете на душу населения в лучшем случае соответствовал уровню 1980 года.

Что же касается Европы и Японии, то развитие их экономик после «реформирования» оказалось парализованным.

В развивающихся странах с экономиками, преобразованными в неолиберальном духе, среднегодовые темпы роста экономики для периода после 1980 года упали до уровня таковых в развитых странах, что ясно свидетельствует об огромном недоиспользовании потенциала развития. Такова ситуация в Бразилии. Если бы экономический механизм Бразилии не был преобразован в неолиберальном духе и она сохранила темпы роста, набранные в 60–70-е годы, то в настоящее время по размерам ВВП Бразилия была бы сопоставима с США в 1980 году и во многих отношениях была бы в состоянии выступать как конкурент США. Но Бразилию заставили сменить эффективную экономическую модель на неэффективную, и соотношение экономических масс Бразилии и США за 20 лет практически не изменилось. Примерно та же картина во всей Латинской Америке.

Для поздней неолиберальной экономической модели характерно также стремление компенсировать негативное действие застойного характера сверхлиберализованной экономики на объем предпринимательской прибыли за счет увеличения доли чистого предпринимательского дохода (без налогов) в ВВП. В том числе путем дезинвестирования экономики и особенно ее «десоциализации» – снижения в ней доли затрат социального характера. Процесс этот характерен не только для бедных стран (и России). Он распространяется на богатые страны и уже захватил Германию. В США первые опыты по десоциализации экономики предпринимались еще в 80-е годы, попытки в этом направлении осуществлялись и администрацией президента Буша-младшего.

Важный аспект трансформации экономики в неолиберальном духе – существенная степень ее десуверенизации после такой трансформации. Если экономика, подвергнутая неолиберальной трансформации, слабая, то она утрачивает суверенитет в положительной форме и «приобретает» его в отрицательной форме в виде больших масс госдолга, нищеты населения и быстро развивающегося криминального сообщества, отделяющего ее от экономик «приличных стран» в гораздо большей степени, чем высокие таможенные пошлины.

Все, что имеет сколько-нибудь существенную ценность в подвергнутой неолиберальному реформированию слабой экономике, автоматически переходит, в конце концов, в руки иностранных собственников, по преимуществу из развитых стран. Местное правительство превращается в результате этой процедуры не в «ночного сторожа» при автоматически работающем рыночном хозяйстве, а в охранителей активов зарубежных собственников. «Было ваше, стало наше». Утрата суверенитета экономикой по мере ее неолиберальной трансформации, в конце концов, имеет закономерный финал: экономика поглощается каким-нибудь экономическим сообществом. В современных условиях – это региональное экономическое сообщество с ядром в виде развитых стран или развитой страны, а в перспективе (если бы, конечно, удалось завлечь в неолиберальную паутину все страны) – глобальное сообщество...»

Неограниченный капитализм и господство либеральных фундаменталистов в 1979–2009 гг. не решили ни одной проблемы человечества. Но зато добавили кучу новых! Произошла явная деградация Запада. Мир был ввергнут в системный кризис.

Монетарно-«постиндустриальный» фундаментализм породил отчетливо выраженную экономику не созидания и творчества, а охоты за трофеями. «Экономику» спекуляций, присвоения и перераспределения. Здесь до бесконечности эксплуатируют то, что создали прошлые поколения, но почти не создают нового.

О корне зла, «элитных сукиных детях» и творчестве

Понятное дело, что из теперешнего положения мы можем выйти только с помощью колоссального, качественного рывка в развитии. Необходимы эпохальные прорывы в общественном устройстве, в технологиях. В промышленности и энергетике. Нужно на новом уровне повторить рывок 1930–1960-х годов.

Но как? Ведь ультракапитализм (монетаризм, фридманизм, глобализм) смог разрушить дух науки и творчества в современном мире!

В сущности, мне скрывать нечего. Максим Калашников давно пришел к выводу, что для блага всего человечества – а не одних только русских – давно пора устроить глобальную резню сверхбогачей. Независимо от их расы и вероисповедания. Ибо они, черт возьми, сегодня и выступают главными тормозами развития, источником всех нынешних бед. Это их алчность и спесь довели мир до порога страшных катаклизмов и жестоких войн.